Последние дни сделали Улу расслабленной. К встрече с неизвестным визитёром она совсем не была готова. Особенно если это Фин вдруг решил нарушить приказ лорда и заявился ночью в спальню хозяйки.
За размышлениями она и не заметила, что Дана проскользнула в купальню, а затем в маленькую комнатку для прислуги. Подняла глаза на гостя, что тенью возник возле жаркого камина.
— Милорд⁈ — Зелёные глаза Урсулы распахнулись в изумлении, лицо залило румянцем.
Она никак не ожидала увидеть мужа. Дагдар был без камзола, в белой рубахе с длинным узким рукавом, с книгой в руках. Осунувшийся, бледный, заострённые черты приобрели непривычную резкость. Ей показалось, что он неважно себя чувствует или недавно испытал сильное потрясение.
— Что вы делаете…?
— В комнате собственной жены? — Улыбка у него вышла нехорошая, нервная. — Странный вопрос. Кажется, я имею полное право находиться здесь. Вы против законного желания мужа провести ночь в спальне супруги?
Скоггард сел в кресло, пальцы с силой сжимали книгу. Сидел вытянувшись, точно лягушку проглотил. Именно с таким лицом он встретил её в Доме Пастыря перед венчанием. Сколько же всего случилось после, полностью перевернув жизнь Урсулы Бидгар.
Глядя на мужа, Ула решила бы, что он пьян, если бы не знала, что Дагдар не выносит вина и пьёт только воду. Как и все ведьмаки из леса. Его глаза лихорадочно блестели, впитывая образ жены, и одеяло не было препятствием. Ула задрожала, покрываясь холодным потом. Болезненное и опасное в Скоггарде неожиданно предстало перед Урсулой. Что он задумал? Вопрос, который обрёл ощутимую тяжесть и давил на Улу неопределённостью. Вместе с одеялом она отползла к спинке кровати, словно лорд приближался к ней — грозно и неотвратимо. Ула помнила, что под матрасом хранится один из кинжалов.
— Да не трону я вас! — Он закрыл глаза, откинулся назад. — Ваша комната, как ни странно, лучшее место, чтобы спрятаться от соглядатаев.
Улу хлестнуло его усталым отчаяньем, какой-то привычной, заскорузлой болью. Душевные раны покрылись коркой, продолжая воспаляться и время от времени источать гной. Каким-то образом она прочла это по лицу мужа. Подтянув ноги, села, завернулась в одеяло.
— Что произошло, Дар? Вы немного… не похожи на себя.
Урсула слышала со стороны, как произносит слова спокойным ровным голосом, а сама всем сердцем рвалась к Дагдару.
Казалось, излечить его легко. Обнять и не отпускать. Гладить по русым, всклокоченным сейчас, волосам. Целовать виски, глаза, скулы, успокаивая и жалея. Нет, жалости он не примет. Ула сочувствовала, видя, как ему плохо, но сдерживала порыв. Любое неосторожное действие разрушит сложившийся между ними мир.
— Не сегодня. — Он приоткрыл глаза. — Случилось… не сегодня. Ровно семнадцать лет назад.
Осторожно вздохнув, Ула мысленно не отпускала Дагдара. Если нельзя обнять, то она представит, что касается его, удерживает на краю боли.
«Что мне делать с тобой, упрямец Скоггард? Как помочь⁈» Ула мучительно вцепилась в одеяло, не упуская ни слова.
— Я не помню. — Он рассеянно провёл по лицу большой ладонью. — Совсем не помню, чтобы оставлял кинжал в комнате матери.
— Сегодня день смерти леди Скоггард?
Для Улы всё встало на свои места.
За бурными событиями она позабыла о страшной истории из детства мужа. Финиам уверял, что маленький лорд забыл ножны с кинжалом, а его безумная мать пыталась убить сына, посчитала его подменышем ведьмаков. Не так уж она оказалась не права. Госпожа Личвард спасла мальчика ценой своей жизни. Леди Скоггард перерезала себе горло на глазах у Дара, а Фин до сих пор обвиняет лорда, и сам Дагдар не простил себя. За сухими фактами стояли чужие страдания и поломанные жизни.
— Вы не думали, что слова Личварда о том дне лживы? И потом, вы были ребёнком. — Урсула мягко постаралась подобрать слова для лорда Скоггарда. — Я помню, как долго считала себя виноватой в самоубийстве мамы. Думала, что плохо вела себя, недостаточно молилась Пастырю, не слушала наставлений Харви. Было страшно и горько.
— Вы понимаете, да. — Кивнув, он выпрямился в кресле. — Все говорят о проклятии, но думаю, что это просто слабость. Наши предки вели распутную и разгульную жизнь. Рано или поздно такое приводит к неестественной смерти. Их жёны не выдерживали горя. Слабые, все как одна. Дети не останавливали их от последнего шага.
— Разве ваш отец был таким?
— Наши отцы — история предательства. Я хотел бы забыть. Глядя на вас, желаешь забыть обо всём. — Он говорил торопливо, сбиваясь, точно боялся не успеть сказать самого важного. — Но стоит мне взглянуть в зеркало, как я вспоминаю, за что ненавижу Бидгар. — Лорд провёл пальцем по рассечённой брови. — Стоит мне подумать о матери… Она любила меня, но не переносила запаха леса. Иногда мне кажется, что он и свёл её с ума. — Дагдар на время замолчал. — Вас не должно быть здесь, Урсула.
За считаные мгновенья Скоггард собрал себя из осколков. Перед Урсулой сидел строгий и холодный человек, полный ненависти и боли, спрятанной за ледяными стенами. А Ула металась между возмущением и сочувствием. Убеждать мужа было бесполезно. Он всю жизнь верил в коварство и предательство Бидгаров.
63
Ула отпустила одеяло, аккуратно отогнула, закрываясь только по пояс, медленно положила поверх руки, разгладила складочки на ткани. Она готовилась к серьёзному разговору, чтобы не оставить Дагдару возможности продолжать нелепое противостояние. Если уж и после он будет упорствовать, относиться к ней как к врагу, то… На самом деле Ула не знала, что станет делать в этом случае. Вероятно, попытается придумать что-нибудь ещё. Она никогда не отступала.
— Но я здесь. Не мой выбор. Так случилось. И я живая. Я чувствую.
Говорить спокойно было тяжело, она прошла по тонкому лезвию, не упав в жалость к себе или в недовольство мужем.
— Я всё ещё пытаюсь принять это, — откровенно ответил Дагдар: он заметно расслабился, заинтересовавшись признанием Улы. — Не то, что вы чувствуете. Вы — живой человек, не кукла. Без сомнений. Я предпочитаю не играть с людьми. — Немного оттаяв, он заговорил мягче. — Пытаюсь осознать, что вы в замке и моя жена перед подданными и Пастырем. Никто другой — именно Бидгар. Никогда не мог предположить, что судьба подобным образом посмеётся надо мной. — Молчание плотным коконом окутало их, пока он не продолжил: — Платье моей матери. Аласта подстроила?
— Да.
— Вам оно к лицу. — Лорд отложил книгу, потёр виски. — Правда. Я был ошеломлён. А поступок вполне в духе Аласты.
— Как вы допустили, чтобы Фин зашёл настолько далеко с ней?
Ула понимала, какую боль причиняет, но между ними происходило нечто важное. Она чувствовала, что Скоггард пришёл не ради того, чтобы спрятаться от соглядатаев советника и в безопасности провести ночь, не для очередного витка ненависти и вражды. Дар пытался разобраться в самом себе.
Нить, связавшая их, звенела, но не от сильного натяжения, готовая порваться. От иного — незримого, но огромного и прекрасного, что заставляло сердце сладко замирать в ожидании. Подвеска колола кожу морозными иголочками, отзывалась на мысли хозяйки и присутствие непроявленного эрргла. Ула отбросила гордость и гнев на упрямого лорда, открыла сердце, ожидая того же от Дара.
Она намеренно напала на него, надавив на болезненное прошлое. После слов жены лицо Дагдара посерело. Вопрос глубоко прошёлся по одной из ран.
— Когда-то Аласта казалась мне прекрасным цветком, которому можно было только поклоняться. Я дышать рядом боялся, не то что прикоснуться. Я ошибся. Многое подсказывало, что она не та, за кого я её принимал, но я упрямо не слушал внутренний голос. Сейчас понимаю, что не любил госпожу Пэрриг. Юный наивный мальчик, каким я был, не смог пройти мимо идеальной женщины, почти божества. Аласта знала, как подать себя в лучшем свете, играла со мной под присмотром дядюшки. Раян без конца искал новые способы контролировать хозяина, который взрослел и задавал всё больше вопросов, вникал во все дела управления. Не подумайте, я не оправдываю себя. Я виновен как лорд земель и как мужчина. Не знаю, зачем рассказываю вам всё, вероятно, хочу, чтобы не осталось недомолвок.
— Во влечении мужчины к женщине нет ничего предосудительного, — невольно откликнулась Ула. — Не думаю, что следует усложнять простое.
Не верилось, что Скоггард и Бидгар могут спокойно сидеть и говорить, не обвиняя и не борясь друг с другом. Дагдар немного приоткрывался перед женой, а Ула незримо тянулась к нему.
Он наклонил голову с вниманием. На Улу смотрел древний эрргл.
— Вы правда так считаете. — Он утверждал, а не спрашивал, выудив истину из самого сердца Улы. — Вы нередко судите о вещах, как мужчина.
— Меня воспитывали мужчины. Наставник Харви учил понимать мужчин и договариваться с ними. Среди лордов земель нечасто встретишь женщин. И да, я так думаю. Особенно если притяжение взаимно.
Лорд кивнул, принимая к сведению откровения жены. Он часто так делал — никак не оценивал слова сразу, точно откладывал в дальний уголок для более поздних размышлений.
— Вы — редкость, Урсула. Одна из причин, почему я допустил нездоровые отношения между Фином и Аластой, — она любила негодяя. — Переборов себя, Дагдар стал почти равнодушен к старой истории, отстранился от прошлого.
— Знаете, что Личварды оговорили вас передо мной? И Аласта подтвердила, очень убедительно рыдала. Прекрасно сыграла. Вы самодур и мерзавец.
— Не новость. — Улыбка лорда была больше похожа на оскал, словно подтверждала самые жуткие слухи о нём. — Вас они также не пожалели, исподволь бросая грязные сплетни и намёки, так хорошо прорастающие в моей ненависти.
На это Ула улыбнулась не менее свирепо. Ярость её была адресована, конечно же, Личвардам. И лорд, и она давно догадались о действиях советника и младшего чудовища за их спинами.
— Вы избивали и… издевались над Аластой. Каждую ночь, между прочим. Всю ночь.
— Я⁈ — На этот раз он дёрнулся в кресле, глаза расширились в естественном ужасе. — Они так вам говорили?