— И вы не боитесь? — Круглые глаза Даны смотрели на Улу восхищённо.
— Ерунда, — бодро отмахнулась Урсула, хотя сама начинала трястись, стоило подумать о ночи с мужем, да и Фин не выходил у неё из головы. — Обычное дело для замужней дамы. Он имеет право. Столько времени прошло.
— Милорд никогда не желал воспользоваться правом мужа. Такой терпеливый. А вам самой хочется? Ой, простите! — Загоревшись любопытством, Дана покраснела.
— Люблю его, — прошептала Ула.
Она велела приготовить платье из пошитых недавно, сама выбрала подходящее к случаю. Когда служанка занялась волосами хозяйки, Ула сосредоточилась, обдумывая всё, и дала последние указания, приказав Дане забрать к себе в комнату побольше фруктов из чаши и пирожков. Там горничная могла отдыхать, спать и заниматься всем, чем захочет, но выходить в спальню Ула ей запретила.
За окном давно стемнело, когда Урсула, полностью готовая к встрече с лордом Скоггардом, села с книгой перед камином. Чтение не шло, слова терялись, а Ула множество раз перечитывала одни и те же строки.
— Всё хорошо, Урсула Бидгар, — глядя на огонь, вслух произнесла она, отложив книгу. — Всё правильно.
70
Ула, конечно, ругала себя, но удержаться оказалось невозможно. Вот уже в третий раз она приоткрывала дверь комнаты и выглядывала в коридор. Двое стражников неподалёку вежливо улыбались, чуть склоняли головы. Их ясные, светлые глаза сияли так, как бывает только у представителей лесного народа. Их присутствие вселяло спокойствие.
Двум молодым слугам приспичило чистить масляные лампы, подвешенные под самым потолком. Один ловко управлялся с высокой лестницей, помогая товарищу забраться. Оба делали вид, что не замечают любопытных и взволнованных глаз хозяйки. Работали они медленно, основательно и, похоже, собирались оставаться рядом с комнатой леди Скоггард до утра. Ула была уверена, что дальше по коридору и сбоку от лестницы она бы обнаружила и других слуг, что незаметно выполняют свою работу, защищая от Личвардов собственное будущее.
Ближе к назначенному времени Ула решительно взяла себя в руки и запретила себе бегать к дверям. Села в кресло и не шевелилась, боясь сорваться. Сердце колотилось всё сильнее. Она начала нетерпеливо постукивать ножкой по полу, а когда всё же раздался тихий стук в дверь, сорвалась с места.
— Почему не спросила, кто пришёл? — Дагдар строго покачал головой, когда жена заперла дверь, впустив его в комнату.
Что Ула могла ответить? Не рассказывать же, как металась весь вечер и сгорала от нетерпения. Поэтому она промолчала, с тревожной улыбкой глядя на мужа. Лорд был в тёмном камзоле, застёгнутом на все пуговицы до подбородка, точно, как и прежде, скрылся от всего мира. Это показалось Уле плохим знаком. Дагдар поставил на столик небольшую корзину со свежими фруктами и кувшином воды.
— Тебе, воробышек. — Он протянул Уле небольшой букетик нежно-белых цветов, которые всегда распускаются на праздник первого дня лета.
Лорд Скоггард не улыбался, и это стало для Улы вторым плохим знаком. Почувствовав неловкость, она поставила цветы в маленькую вазу, где засыхал старый букет.
— Благодарю.
Ула прикусила губу, услышав, как дрожит собственный голос. Они стояли напротив друг друга, не смея приблизиться, будто и не было прошедших дней и жарких объятий в экипаже.
— Ты невероятно красивая, — выдохнул Дагдар. Его взгляд медленно скользил по лицу и фигуре жены, вызывая волнение. — И вижу, что портной знает своё дело.
— Ты хотел поговорить, — вцепившись в ткань платья, прошептала Ула.
— Если не станешь кидаться на меня с кинжалом. — Дагдар наконец улыбнулся.
И она ясно увидела, как Дар волнуется, как дрожат краешки губ, а взгляд лихорадочен и неспокоен.
— Посмотрим на твоё поведение, — в тон ему ответила Ула, немного расслабившись.
Но тут же вспомнила о Фине и его обещании вломиться в спальню. Холодок пробежал по позвоночнику.
— Чего ты боишься, воробышек? — Дагдар чутко уловил состояние жены. — Младший мерзавец не появится.
Широко распахнув глаза, Ула испуганно застыла, слова застряли в горле.
— Эилис предупредил меня, — пояснил лорд. — Не думай о Личвардах. Ни один из них не способен запятнать тебя. Ничем, поняла, моя девочка? — и Дар шагнул к ней, обнял, закрывая от всего злого и мрачного.
— И как старому хитрецу удалось удержать чудовище? — Откинувшись назад, Ула не сводила глаз с мужа.
Светлое лицо Дагдара в полутьме комнаты казалось ей невероятно красивым и юным.
— Хм. — Уголки губ Дара изогнулись. — Я не силен в лекарских науках, но, кажется, бедняга Финиам мается животом. Несколько дней он будет занят.
Звонкий смех Улы слился с низким рокочущим голосом лорда Скоггарда. Она смеялась, уткнувшись лицом в плечо мужа, чувствуя его большие ладони, медленно скользящие по спине, невольно прижимающие её крепче. Он склонился, коснувшись губами волос. Дана потратила немало времени, чтобы соорудить на голове хозяйки нечто сложное и красивое. Пальцы Дагдара нарушили строгий порядок за мгновение. Не поднимая глаз, Ула позволяла мужу вынимать шпильку за шпилькой, тяжёлые пряди падали на плечи.
— Так лучше, — прошептал он, целуя Улу в висок, путаясь пальцами в каштановых локонах.
Сердце Урсулы билось так сильно, что отдавалось в голове, во всём теле, ноги сделались ватными. Такое же биение она чувствовала в груди Скоггарда. Следуя порыву, Ула потянулась к губам мужа, ищя продолжения желанной ласки. Их первый этой ночью поцелуй вышел нежным и трепетным, будто колыхание трав. Вначале ей даже показалось, что это густые ветви юного дерева коснулись листвой лица и губ. Пропитанные солнцем и жизнью, они отдавали ей свои силы и любовь. Внезапно всё прекратилось.
— Неправильно. — Объятия разомкнулись, а Дагдар отступил на шаг назад. — Я плохо поступаю с тобой, моя девочка.
Лицо Улы, обращённое вверх, всё ещё ожидающее проявлений любви от мужа, побледнело. Сделалось одиноко и холодно. Он стоял такой же бледный и сосредоточенный, широкие брови хмуро сошлись на переносице, две вертикальные складочки манили к себе, призывая целовать бесконечно долго.
— А что правильно? — Хриплый голос Улы сорвался.
Она падала в пропасть, куда никогда не заглядывали солнечные лучи.
— Освободить тебя от себя. — Он стиснул зубы. — Все сплетни и издержки я возьму на себя. Ты останешься чиста и свободна. Найдёшь себе нормального мужа.
— Ты собираешься отказаться от меня. — Злые слезы подступили к глазам, но Ула иссушила их. — Мой муж, которого я люблю. Тот, кто говорил, что полюбил и обещал счастье. Это жестоко и подло, Скоггард.
Не ответив, Дагдар поднял к вороту руку, плотно обтянутую рукавом до середины ладони, покрутил шеей, точно ему сжимало горло, и расстегнул верхний крючок, следующий, затем ещё один. Его серые глаза потемнели и смотрели на жену с решительным отчаяньем. Среди ароматов леса в комнате сгущалась предгрозовая тяжесть и духота.
Скоггард стянул камзол, не глядя отбросил в кресло.
— Ты сама уйдёшь от меня, Урсула Бидгар, — с болью и усталостью прошептал он.
Кусая губы, Ула не отвернулась и не шелохнулась. Весь мир сузился до высокой мужской фигуры, стоящей на фоне камина, где оранжево-алым билось пламя. Во рту пересохло. Она помнила, что в корзине позади неё стоит кувшин со свежей водой, другой лесной народ и не пил, но обернуться страшно: вдруг упрямый Скоггард исчезнет, пока она не удерживает его взглядом.
Она увидела багровый длинный шрам под рёбрами слева, когда Дагдар приподнял рубаху, снимая и её. На плече левой руки остался похожий след. Нападение на краю леса случилось не так давно, но ранения не беспокоили Скоггарда, если судить по точным, уверенным движениям. Белая рубашка полетела следом за камзолом.
Теперь Дар смотрел на Улу с вызовом. «Ну же! Сколько ты выдержишь⁈» — как бы говорили его потускневшие глаза. Он стоял, вытянувшись в струну, расправил плечи, губы сжаты, на скулах ходили желваки.
— Только не кричи, пожалуйста. — Он поморщился, мотнул головой, словно рядом зудела надоедливая муха.
Но кричать Урсула не собиралась. Преодолела первый неосознанный порыв, заперла возглас. Не крик страха перед непонятным, а сопереживания и страдания вместе с Даром. Перед ней раскрылась тайна лорда Скоггарда. Небольшой секрет, скрытый особым кроем одежды. Тот самый изъян, увечье, о котором говорила Аласта. Ула видела, как удивление по капле просачивается во взгляд мужа, как он сбит с толку, ошарашен и захлёбывается от самых разных эмоций — ужаса, нежности, неверия. Она узнала. От этого в груди растеклось тепло и сочувствие. Сердце её раскрылось, вместив в себя всего Дагдара разом. Таким, какой он есть.
Урсула подошла ближе, положила голову на обнажённое правое плечо мужа, прижалась щекой к прохладной шероховатой коже, пахнущей терпко и свежо, как пахнет кора молодого дерева. Он и был сильным, молодым деревом. Ула закрыла глаза в умиротворении, осторожно коснулась пальцами кисти его руки, безвольно повисшей вдоль туловища, будто сломанная ветвь потеряла все силы. Чувствуя бег соков, смешанных с кровью, по артериям, чувствуя биение сердца мужа, она провела рукой по удивительному, почти невозможному сплетению жил, узлов и зелёных волокон, из которых состояло предплечье, обтянутое кожей-корой. Отдельные древесные нити тонкими языками подступали к ладони, шее и груди Дагдара. Неполное превращение никак не изменило внешний человеческий вид лорда, затронув лишь частично, оставив мягкими ткани, но изменив их структуру и цвет.
— Тебе больно? — Ей казалось, что переносить слитую с телом инородность трудно и неприятно.
— В полнолуние, когда болезнь продвигается дальше, — задыхаясь, прохрипел Дагдар.
— Болезнь? — Она вздрогнула, обхватила ладонью изувеченную руку, сильнее прижалась щекой к плечу.
— Раян убедил меня в этом. Я рос без родителей, доверял Личвардам, как родным. Советник уверил, что долго я не проживу. Безумный, больной лорд, заражённый в лесу таинственной хворью.