— А ты? — Сердце Улы сжалось от предчувствия разлуки.
— Эилис поможет мне скрыться. Дня на два. Сама говоришь, что Личварды сговорились…
— Правильно. — Она сломала в себе недовольство и тоску. — Не рискуй.
Дагдар провёл ладонью по её щеке, несколько раз поцеловал.
— Ты не будешь одна, Ула. Помни, что я всегда смотрю на тебя. Одиночество не коснётся твоего сердца. Я люблю тебя.
— Люблю. — Шёпот Улы потонул в долгом поцелуе.
— Пора, родная. Лучше уйти, пока совсем не рассвело.
Скоггард с сожалением отпустил жену, поднялся, а она невольно потянулась следом, привставая в постели, застыла, сидя на коленях. Ула сидела обнажённая, не чувствуя никакой скованности или стыда, она и не понимала сейчас, что одежды на ней нет. Напряжённо смотрела, как Дар натягивает брюки, рубаху, снова любуясь линиями его тела. Теперь они принадлежат друг другу. Дагдар полностью её. Только бы побороть Личвардов, и никто не встанет на их пути к счастью. Мысли путались в голове растерянной Улы.
Дагдар застёгивал камзол на все пуговицы, до самого подбородка. Лицо его уже сделалось строгим и суровым. Он намеренно старался не смотреть в сторону постели. Рука Урсулы невольно легла на живот. Ей сильно захотелось, чтобы у их любви было продолжение — ребёнок Дагдара. Раньше бы Ула посмеялась над подобной глупостью, хотя как леди земель всегда знала, что это часть её роли, её обязанность.
— Дар, — позвала она, не вынеся натянутой до предела нити между ними.
Он повернулся, полностью собранный, закрытый. Точно как тот мальчик, каким она увидела его на дороге давным-давно. Лицо дрогнуло при взгляде на обнажённую, такую уязвимую жену.
— Всё хорошо, родная, хорошо. — Он потянулся к ней в последний раз, целуя, жарко провёл ладонью от шеи вниз, лаская грудь, живот.
Там рука и замерла вместе с рукой Улы. Спустя мгновение дверь за ним закрылась. Ула помнила, что должна запереть засов, но продолжала сидеть в постели. Силы ушли вместе с Дагдаром.
— Не думай, не думай, глупая. Беду призовёшь, — зло сказала она себе, подскочила, прошлёпала босыми ногами до дверей.
Заперлась, завалилась в кровать и не заметила, как уснула.
72
Проснулась Урсула поздно. Дождь не прекратился, наполняя сад за окном холодной сыростью, он стеной закрывал далёкий мост через реку. Поворочавшись в постели, Ула долго вслушивалась в себя, ловя новые ощущения, пытаясь понять, изменилось ли что-нибудь в ней самой. Произошедшее ночью казалось волнующим и непривычным, продолжая будоражить её. Ула отметила, как ноют все мышцы, но воспоминания вызвали улыбку. Она с удовольствием, сладко потянулась, пронизанная остатками искр, рождённых нежностью и страстью мужа. Дагдар оставил в ней смутный голод, который невозможно утолить обычной пищей. Наверное, Дар прав и жар, горящий в Уле, ненасытен, легко вспыхивает даже от мысли о ласках. Ула никогда не подозревала об этой стороне своей натуры. Открытие стало неожиданным. Старый Харви часто упоминал о важной роли леди земель — стать матерью наследника. Эта обязанность в сознании воспитанницы всегда была связана с долгом и отречением от удовольствия. Ула привыкла, что долг — это трудности и преодоление. Радостное нетерпение, наслаждение каждой минутой, которые она испытала ночью, никак не желали укладываться в голове.
Ула осмотрелась, и улыбка угасла. Без Дагдара постель показалась пустой, сердце ныло от тоски, а тело желало новых и новых ночей рядом с любимым. Он просил её не думать об одиночестве, но Ула уже чувствовала, как ей не хватает мужа.
Накинув рубаху, она нашла Дану в комнате для прислуги — горничная не спала, но, пользуясь свободой, отдыхала на лежанке. Подскочила, увидев хозяйку, засуетилась, кинулась готовить горячую ванну. А Ула стащила из глиняной миски яблоко. Лорд Скоггард пробудил в ней аппетит ко всем удовольствиям, к самой жизни.
Дана позвала хозяйку мыться. Чувствуя ленивую истому в теле, Ула стянула рубаху, все движения стали медленными и основательными. Ничего лишнего или напрасного. Снова прислушалась, удивляясь. Резкая и быстрая Урсула находила в себе что-то новое, незнакомое. Она не верила, что можно измениться за одну ночь, но огромное огненное солнце горело внутри. Горничная молчала, помогая Уле, весь её вид выражал один немой вопрос.
— Хочешь спросить? — не выдержала Ула.
— Вы какая-то другая, госпожа, — испуганно ответила Дана. — Слуги болтают, что хозяин не простой человек. И проклятие упоминают, и безумие его. Он зачаровал вас? Вы сияете, точно луна или солнышко. Говорят, в полнолуние милорд сам не свой. Вам не страшно?
— Совсем не страшно, — рассмеялась Ула. — Не слушай сплетни. Скоггард никогда не сделает дурного. Плохо, что свет так заметен, если это правда.
— С чего это⁈ Сразу видно, что счастливая. Люди порадуются. — Теперь служанка заулыбалась в ответ. — Так хорошо становится, стоит взглянуть на вас.
— Нельзя мне сейчас показывать своего счастья, Дана. Никак нельзя.
Мрачная тень в памяти Улы закрыла приятное и радостное, стёрла яркие краски.
В дверь постучали. Пока Дана открывала, Ула тревожно тянула шею, вслушивалась в голоса. С момента, как ушёл под утро муж, в сознании засело занозой: опасность рядом, Личварды изворотливы и готовятся убить врага.
— Господин лекарь к вам, — доложила горничная.
Они быстро закончили все дела в ванной. Улу трясло от нетерпения и волнения, казалось, что Кодвиг принёс дурные вести, но Эилис был спокоен, поклонился с приветливой улыбкой. Тяжёлый узел в груди Улы растворился в тёплом взгляде лекаря.
— Надеюсь, вы полны сил и согласитесь позавтракать у меня в кабинете?
Конечно же, Ула согласилась. Поговорить о Дагдаре она могла только с Кодвигом. Он был единственным в замке, кто знал все тонкости и детали прошлого и настоящего. Покидая комнату, Ула бросила быстрый взгляд в зеркало, где обнаружила себя с сияющими глазами и непоправимо счастливым лицом. С этим необходимо было срочно что-то делать. По коридорам замка она шла, низко опустив голову, боясь выдать себя нечаянной улыбкой.
— У меня для вас небольшой подарок. — Эилис запер дверь в кабинете, широким жестом указал на приготовленный столик, где в центре стоял букет тех же цветов, что вечером принёс Скоггард. — Послание от милорда — цветы и записка.
Ула нетерпеливо забрала сложенный листок из рук лекаря.
«Родная моя, не грусти. Я знаю, ты уже надумала себе разных ужасов, но помни, что я всегда смотрю на тебя. Я люблю тебя. Тёмное время закончится. Несколько дней. Ждать трудно, но необходимо. Моя сильная, любимая девочка. Ты в моих объятиях и моём сердце».
С усилием она поборола выступившие слезы, тихо вздохнула. Ула будет сильной. Ради Дагдара и земель. Ради их общего счастья.
— Простите. — Кодвиг забрал бумагу из дрожащих пальцев, бросил в одну из маленьких чашечек, которых много стояло на рабочем столе лекаря, и сжёг. — Необходимо соблюдать осторожность. Сожалею, что пришлось разлучить вас именно теперь. — Он понимающе улыбнулся краешками губ. — Личварды заподозрят, если и вы исчезнете. Три дня. Дальше — как решит судьба.
— Он в безопасности? Личварды не смогут добраться до него? — Голос Улы звучал твёрдо, точно и не было только что мгновения слабости.
— Не волнуйтесь, госпожа. — Он усадил Улу за столик. — Я хорошо забочусь о вас обоих.
— Скажите Дару… — Она замолчала и долго смотрела в хрустальные глаза Эилиса. — Вы и сами знаете.
— Знаю, эрргл-кин. Я рад, что всё сладилось. Прошу меня простить, но у меня есть обязанности. — На лице Эилиса промелькнуло редкое для него смущение. — Вам не нужна моя помощь как лекаря? У меня много средств…
— Навроде того, которым вы угостили Фина? — Смех разбирал Улу каждый раз, стоило вспомнить о сыне советника. — Нет, нет, дорогой господин Кодвиг. — Она поспешно коснулась его руки. — Я прекрасно себя чувствую. Всё слишком хорошо. Мне немного страшно от этого.
— Понимаю. — Он кивнул. — Жаль, что я не смогу долго удерживать младшего в таком… хм, неудобном состоянии. Он далеко не глуп. Лечением его занимаюсь я же. Один-два дня — и Фин вернётся к делам. А его отца провести ещё сложнее. Как Дагдар чует дурную воду и яды, так и Раян невероятно чувствителен к опасностям для используемой оболочки.
— О, Эилис! — Ула вспомнила нечто важное, о чём думала выспросить у лекаря. — Болезнь Дара, она обратима!
— Полагаю, да. После ритуала крови.
— Вы не поняли, Эилис! Я сама видела, как исчезает ипостась древа. Стоило мне прикоснуться к руке мужа, как кожа светлела, все сплетения, узлы уходили вовнутрь тела.
— Это я запросто объясню вам, эрргл-кин, — спокойно и с некоторым сожалением ответил лекарь. — Без ритуала всё равно не обойтись. Возможно, ипостась опасна для человека, никто не знает. Для вождя древних — нет. Это защитный дар. На вас надет другой дар Древесного бога, реликвия власти эрргла. Подвеска позволяет вам управлять ипостасью древа.
— Она поможет Дару исцелиться и без ритуала?
— Вы знаете, как снять Тайну Жизни? — снисходительно улыбнулся Эилис.
— И почему у вас всё так сложно, — пробубнила Ула, с удовольствием жуя тёплую булочку.
Лорд был в безопасности, Фин занят своими проблемами, а значит, на короткий срок Ула могла быть спокойна.
— Теперь я вижу, что вы действительно жена Дагдара, — расхохотался Кодвиг. — Ворчите точно как он.
— Может, это семейное? — и она засмеялась. — И наши дети будут такими же.
Настроение Улы резко переменилось; она побледнела.
— Эилис, что, если мы не успеем избавиться от Личвардов, когда я забеременею? А если они убьют Дагдара? — Пронзённая ужасом, она невольно положила руку на живот, словно уже носила долгожданный плод. — Фин не позволит ребёнку родиться.
Она увидела, как сник, сжался лекарь, как посерело его лицо, но Кодвиг выдавил из себя улыбку, постепенно преобразившую его, взгляд прояснился.
— Вы не одиноки, эрргл-кин. Каждый ведьмак отдаст жизнь, чтобы лорд Скоггард и его жена жили. Любой пожертвует всем, только бы родился первый ребёнок лесного народа.