рабочих на комбинате сократилось на 870 человек, за 10 лет объем выпускаемой продукции вырос в 2,7 раза, производительность труда в 3,4 раза, почти в 4 раза повысилась рентабельность, расходы заработной платы на рубль товарной продукции снизились с 13,9 до 5 копеек. Через некоторое время эксперимент фактически прекратился – в 1976 году комбинат добился 143 % использования проектной мощности, но с планом не справился, что привело к лишению тринадцатой зарплаты и потере выплачиваемой надбавки. Этот опыт получил одобрение ЦК и в 1967–1969 годах щекинский эксперимент был внедрен на многих предприятиях. Так, в составе Дальневосточного морского пароходства на начало 1975 года на 140 судах было высвобождено 730 человек, но сказался износ: пароходство за пятилетку сократилось на 20 судов, а поступило лишь три современных судна.
В этом эксперименте вся суть реформы Косыгина – Либермана. Сначала стремительный рост производительности труда, а затем спад темпов роста и износ основных фондов. А затем и снижение эффективности воздействия мотивации на работников и уже падение их ранее поднявшейся производительности труда.
Но главное, в СССР было возвращено восприятие прибыльности как ключевого параметра деятельности и возросло значение денег как средства мотивации.
Во второй половине 1970-х в поле зрения работников КГБ СССР попали генеральный директор торгово-производственной фирмы «Океан» Е. Б. Фельдман и директор одного из фирменных магазинов «Океан» Фишман. Разъезжая в турпоездках по соцстранам, они, готовясь к отъезду из Союза, вывозили туда сотни тысяч рублей, обменивали их на валюту, а затем контрабандно переправляли на Запад. Фишмана и Фельдмана арестовали, они «заговорили», а заодно не стали скрывать, кого подкупали. Так всплыла фамилия крупного взяточника Юрия Рогова. Его пригласили в следственный отдел КГБ СССР и разъяснили ситуацию. Он во всем признался, и его отпустили, однако Рогов через несколько дней написал жалобу, в которой сообщал, что его показания о получении взяток даны вследствие применения незаконных методов расследования. После этого Рогов лег в больницу. После этого его арестовали.
Через некоторое время Фишмана, Фельдмана и Рогова предали суду за часть преступлений, которые они совершили, а дело по остальным эпизодам направили для дальнейшего расследования в Прокуратуру СССР. Принял его к производству следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР А. Х. Кежоян. Он и арестовал заместителя министра рыбного хозяйства СССР В. И. Рытова. Сам Кежоян тяжело болел и в конце 1979 года умер. Дальнейшее расследование поручили Сергею Михайловичу Громову.
Но заместитель Генерального прокурора СССР В. В. Найденов направил на организацию расследования начальника управления по надзору за следствием и дознанием в органах внутренних дел СССР Г. П. Каракозова. Позже, в отдельных эпизодах, дело было поручено старшему следователю по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР В. И. Калиниченко.
В результате совместных действий МВД и КГБ СССР была вскрыта разветвленная криминальная структура, которая занималась контрабандой черной икры. Замминистра рыбного хозяйства СССР Владимира Рытова в итоге приговорили к смертной казни и расстреляли. Рытову вменялось в вину получение взяток на несколько десятков тысяч рублей, причем около 300 тысяч (ценностями и деньгами) у него были изъяты (в то время автомобиль «Волга» стоил 16 тысяч рублей).
Это знаменитое рыбное дело. Оно является квинтэссенцией тех проблем, которые были в советской системе распределения благ. После установления власти чиновничества стало стремительно нарастать злоупотребление служебным положением. Такое явление приобретало массовый характер. И особенно заметно это было в системе распределения, то есть в сфере услуг и торговле. Искусственно создавался дефицит, шла торговля по завышенным ценам из-под полы. Решающую роль начинали играть связи и деньги. То есть опять налицо возрастание роли денег.
Саму суть советского дефицита и принципов деятельности работников торговли и сферы услуг гениально показал Аркадий Райкин в своей миниатюре.
Я прихожу к тебе, ты через завсклада, через директора магазина, через товароведа достал дефицит! Слушай, ни у кого нет – у тебя есть! Я попробовал – во рту тает! Вкус специфический! Я тебя уважаю.
На другой день я иду по улице, встречаю тебя.
– Здравствуй, дорогой! Заходи ко мне вечером.
– Зачем?
– Заходи – увидишь!
Ты приходишь ко мне, я через завсклада, через директора магазина, через товароведа, через заднее крыльцо достал дефицит! Слушай, ни у кого нет – у меня есть! Ты попробовал – речи лишился! Вкус специфический! Ты меня уважаешь. Я тебя уважаю. Мы с тобой уважаемые люди.
В театре просмотр, премьера идет. Кто в первом ряду сидит? Уважаемые люди сидят: завсклад сидит, директор магазина сидит, сзади товаровед сидит. Все городское начальство завсклада любит, завсклада ценит. За что? Завсклад на дефиците сидит! Дефицит – великий двигатель общественных специфических отношений.
Представь себе, исчез дефицит. Я пошел в магазин, ты пошел в магазин, мы его не любим – он тоже пошел в магазин.
– Туфли есть?
– Есть!
– Черные есть?
– Есть!
– Лакированные есть?
– Есть!
– Черный верх, белый низ есть?
– Есть!
– Белый верх, черный низ есть?
– Есть!
– Сорок второй, самый ходовой, есть?
– Есть.
– Слушай, никогда не было. Сейчас есть.
– Дамские лакированные, бордо с пряжкой, с пуговицей есть?
– Есть!
Ты купил, я купил, мы его не любим – он тоже купил. Все купили.
Все ходим скучные, бледные, зеваем. Завсклад идет – мы его не замечаем. Директор магазина – мы на него плюем! Товаровед обувного отдела – как простой инженер! Это хорошо? Это противно! Пусть будет изобилие, пусть будет все! Но пусть чего-то не хватает!
Именно в это время распространилась достаточно подленькая идея «построения коммунизма в отдельно взятой квартире». Именно в это время показателем значимости для многих стали являться связи конкретного человека в среде крупных чиновников или представителей торговли и сферы услуг. Советское общество все более явно начинало делиться на социальные страты, которые все меньше были связаны друг с другом.
И на этом фоне своеобразной диверсией выглядит добросовестная работа Внешторга. За поступающую в страну валюту производились закупки кроме оборудования и зерна еще и товаров народного потребления. И Внешторг тщательно следил за тем, чтобы за рубежом покупались только высококачественные товары. В результате в среде советского обывателя сложился устойчивый миф о том, что все импортные товары несравненно выше по качеству, чем ухудшающиеся со времен косыгинской реформы советские товары.
В советском обществе все сильнее становилась меркантилизация. Шла погоня за дефицитными товарами и путевками. Меркантилизация начинала выплескиваться за пределы отдельных семей и страт. Все громче звучали разговоры о том, кто кого в стране кормит. На Украине рассказывали, как Украина остается без сахара и колбасы, так как кормит Россию, в Твери – как все уходит в Москву, в Прибалтике – что по дешевке снабжают весь СССР радиоэлектроникой, вагонами метро и микроавтобусами, а заодно и сельхозпродукцией. Всей страной сетовали на то, что кормим и обустраиваем весь соцлагерь.
Но именно такие рассуждения губительны для любого сообщества людей – от семьи до союза государств. Именно они порождают взаимные претензии и желание создать спорные вопросы и решить их в свою пользу. Значительная часть советского общества оказалась заражена «американской мечтой» – мечтой разбогатеть. При этом тот факт, что разбогатеть, то есть получить гораздо больший, чем у остальных, доступ к благам, можно только за счет других, просто отбрасывался.
И эти изменения позволили кардинально поменять курс развития государства.
Видимо, товарищи, всем нам надо перестраиваться. Всем.
В 1985 году в СССР началась так называемая перестройка. В это время уже окончательно сложился бюрократический стиль управления государством, при котором высшие должностные лица сосредоточивали в своих руках властные полномочия по нескольким направлениям. Например, Михаил Горбачев был одновременно Генеральным секретарем ЦК КПСС и Председателем президиума Верховного Совета СССР. Складывалась властная номенклатура, которая уже стала передавать полномочия по родственным и дружеским связям, обеспечивать себе все новые привилегии и полномочия.
Но полностью реализовать свою власть и, главное, право на сохранение этой власти в рамках социалистического государства было невозможно, что показало дело Медунова. Для полной реализации своей власти и создания богатства для своих кланов было необходимо провести реставрацию капитализма. И если в 60–70-е годы это было невозможно в принципе, то теперь центробежные процессы набрали достаточную силу для того, чтобы окончательно сформировать «элиту», которая овладеет всеми финансовыми и промышленными активами государства. Перестройка и есть мероприятие по реставрации капитализма.
При этом на словах все было необычайно правильно: ускорение развития народного хозяйства, автоматизация и компьютеризация, антиалкогольная кампания, борьба с нетрудовыми доходами, введение государственной приемки, противодействие коррупции. Но под внешней маскировкой проводились ключевые преобразования.
Первое – официальный отказ от строительства коммунизма и замена на совершенствование социализма. Это означало полный отказ от тех идеалов, на которых создавался СССР.
Второе – гласность. Под ней подразумевалось открытое обсуждение «запретных» тем. Именно под прикрытием гласности пошло идеологическое наступление на советское прошлое, и находящаяся у власти номенклатура быстро прошла путь от «давайте правильно читать Ленина» до «геноцид собственного народа кровавыми большевиками».