Мисс Бродстэрз всегда говорила, что наука не для девочек, так что Мод стала снова, как до смерти маман, читать дедушкины книги. Особенно ей понравилась книга джентльмена по фамилии Дарвин, потому что он писал о природе. Там высказывалась удивительная мысль, что мир природы создал себя сам, безо всякого Бога.
За неделю до Рождества Мод наткнулась на нечто еще более любопытное. Она поехала с отцом в Или и в магазине Хиббла увидела брошюру под названием «Простые слова для дам и девиц, написанные доктором Энтони Бьюкененом, врачом». Когда отец отошел, она сунула брошюру между выбранных им книг и велела продавцу завернуть покупку. Тот выполнил указание без лишних вопросов, а дома покупки всегда распаковывала Мод, так что она спокойно достала свою находку и незаметно унесла к себе.
По поводу того, что он называл «соитием», доктор Бьюкенен, к сожалению, высказывался чрезвычайно смутно, но в том, что касалось «гостей», он открыл Мод глаза. «Менструация, — деловито сообщал он, — вызвана ежемесячным созреванием и отторжением неоплодотворенного яйца. Распространенное заблуждение, что в этот период женщина является нечистой, не имеет под собой основания. Если женщина моет гениталии и использует салфетки, никакой нечистоты нет, и ей не нужно испытывать стыд».
Мод задумчиво сняла перчатку и почесала тыльную сторону ладони. Нечистоты нет. Ей лгали. Ее учили стыдиться без всякой причины.
Продолжая чесаться, она перешла к главе про детей. Симпатия к доктору Бьюкенену сразу улетучилась. Если верить ему, физическое здоровье беременной женщины «почти полностью определяется ее сознанием. Она должна избегать тревожащих эмоций, а особенно ложного испуга, вызванного воображаемой опасностью ее положения. Важно убедить ее, что ее страхи беспочвенны: беременность не болезнь и не угроза, а те несколько случаев выкидыша или смерти, о которых она, возможно, слышала, вызваны неправильным поведением самих женщин».
Богобоязненный доктор Бьюкенен также не одобрял случаев, когда замужние женщины принимают меры против зачатия. «Ни один достойный человек не позволит своей жене пользоваться такими безнравственными методами».
Мод вспомнила про «мертвую руку» и травяное зелье Бидди Трассел. Маман была очень набожна. Она наверняка знала, что то, что она делала, — грех, но все равно пошла на этот грех. Наверное, она была в отчаянии. «Может, не каждую ночь, а?»
В груди у Мод что-то сжалось, дышать было трудно. Она чесалась, пока не расчесала руку до крови.
На следующее утро экзема стала хуже. Она нашла этимологический словарь деда и посмотрела там слово «экзема».
«От греческого ekzein — вскипать». Как лава.
Глава 15
В Рождество все пруды замерзли. Мод слышала, как шуршат и посвистывают лезвия коньков, скользящих по каналу. Через три недели после Нового года она потеряла веру.
Это вышло внезапно. Мод просто проснулась утром, а вера ушла. Лежа в постели, она подумала, что между религией и предрассудками нет никакой разницы — и то и другое основано на абсурде. Убить человека во искупление чужих грехов так же иррационально, как и пробить дырочку в скорлупе яйца, чтобы ведьма не могла использовать ее вместо лодки.
Мод охватило огромное облегчение, словно у нее с плеч сняли тяжелый груз. Колючие изгороди — проклятие ее детства — исчезли, их смыло, как песчаный берег при паводке. Джубал был прав. Все это ерунда.
А самое главное, больше не надо беспокоиться за маман, за то, что она лежит в ужасном склепе. Склеп — это просто дыра в земле, а в ней кости. Маман там нет. Ее нигде нет.
В воскресенье Мод, как обычно, пошла с отцом в церковь. Она делала все, что положено — пела гимны, опускалась на колени, — но не молилась. Вместо молитв она рассматривала обезглавленные статуи святых — головы им во время Реформации снесли люди, которые всего за несколько лет до этого охотно молились этим самым святым. Она смотрела на потолок, где переплетались балки свода и взирали на прихожан большие деревянные ангелы, и на крошечных ухмыляющихся чертей у ног ангелов.
Она думала о том, что церковь эту построили вскоре после того, как «черная смерть», эпидемия чумы в четырнадцатом веке, унесла треть населения. Церковь построили из страха. Это взятка Господу: «Пожалуйста, больше не надо так делать».
«Все прекрасное и светлое, — пела она, — все это сотворил Господь Бог». Очевидно, Господь Бог также сотворил малярию, которая унесла девять детей кузнеца в Вэйкенхерсте, так что его жена в отчаянии задушила последнего оставшегося младенца в колыбели, «чтобы уж со всем этим покончить».
Мод думала о том, как маман одиннадцать раз ждала на южном крыльце, пока над ней прочтут очистительную молитву. Отец и мистер Бродстэрз придерживались старомодных порядков — женщина после беременности считалась нечистой, и перед тем, как вернуться в паству, она должна была быть очищена. В Левите почему-то утверждалось, что период нечистоты был вдвое больше, если ребенок девочка. Если родишь девочку, это делает тебя вдвое грязнее.
«Богач в своем замке, — пела Мод, — бедняк в своей хижине».
Вздор. Все это вздор.
Во время проповеди она продолжала размышлять обо «всем прекрасном и светлом». Господь Бог вовсе не творил это все. Цапли и камышовки на болоте, скворцы, ивы и багряные заросли спартины — все это возникло путем эволюции, который описал мистер Дарвин. Мод это успокаивало. Существовала только природа, и природы было вполне достаточно.
Она вдруг заметила, что отец тоже оглядывается. Похоже, он нервничал. Может быть, решила Мод, он вспомнил про «Вэйкенхерстское Возмездие».
Общество антикваров закончило реставрацию, и на очередном собрании в Лондоне «Возмездие» продемонстрировали его членам. Вчера в Вэйкс-Энд явилась с визитом взволнованная леди Кливдон.
— Нет, спасибо, Мод, я только на минуточку. Доброе утро, доктор Стерн, у меня просто замечательные новости! Вы знаете, что лорд Кливдон вчера присутствовал в качестве почетного гостя на первом показе в Берлингтон-Хаусе? Я так понимаю, вы отклонили направленное вам приглашение…
— Работа, к сожалению… — отозвался отец.
— Да, разумеется. Ну так вот, Общество наконец согласилось с тем, что, поскольку мы финансировали большую часть реставрации — включая, конечно, существенный вклад с вашей стороны…
Отец вежливо кивнул.
— …будет только справедливо, если наше «Возмездие» вернется в церковь святого Гутлафа!
— Прекрасная новость! — воскликнул отец. К изумлению Мод, он выглядел так, будто был этому искренне рад.
Она спросила леди Кливдон, поместят ли «Возмездие» на старое место на заалтарной арке.
— Нет-нет, дорогая, я так понимаю, что там есть слегка нескромные вещи — обнаженные грешники и тому подобное, так что не получится. Мы планируем повесить образ в комнате на первом этаже башни. Там желающие смогут его увидеть, но ключ будет у священника, так что образ не станет отвлекать деревенских жителей от богослужения. По-моему, вполне достойное решение, а вы как считаете, доктор Стерн?
— Вполне с вами согласен, леди Кливдон. Когда мы можем ожидать прибытия панно?
— Через две недели. Я попросила мисс Бродстэрз организовать небольшой закрытый просмотр пятнадцатого февраля: приходской совет, достойные жители наших мест, шерри, что-то в таком духе. Надеюсь, вы с милой Мод тоже придете?
— С удовольствием.
Когда леди Кливдон ушла, Мод спросила:
— Мы действительно пойдем, папа? Я бы очень хотела посмотреть на «Возмездие».
— Конечно, пойдем, — сказал он, и на его лице отразилось удивление. — Ты же слышала, что я сказал леди Кливдон.
— Я думала, что ты можешь передумать.
— Почему?
— Ну, потому что… иногда мне кажется, что тебе не нравится «Возмездие».
— Очень странная мысль. Я никогда его не видел, откуда мне иметь о нем какое бы то ни было мнение?
Он посмотрел на нее сверху вниз со скептической усмешкой, и Мод почувствовала себя очень маленькой и глупенькой. А еще она поняла, что совсем немного, и проговорилась бы, что читала его дневник.
Проповедь закончилась. Отец почувствовал, что Мод на него смотрит, и повернулся. Действительно ли в его светлых глазах блестела насмешка или ей это показалось?
Она не имела ни малейшего понятия, действительно ли «Возмездие» перестало вызывать у него неприязнь или он притворяется. Глаза отца словно говорили ей: тебе со мной не тягаться, даже не пытайся угадать, о чем я думаю.
Когда они выходили из церкви, их задержала мисс Бродстэрз.
— Я бы хотела кое-что обсудить с Мод, если вы не против, доктор Стерн.
— Да, конечно, — ответил отец, не скрывая облегчения от того, что ей нужен был не он сам.
— Мод, я хочу тебе задать важный вопрос, — сказала дочь священника, когда они остались одни в ризнице. — Я уверена, что ты, как всегда, ответишь мне честно.
— Да, мисс Бродстэрз, — буркнула Мод, гадая, когда ей удастся вырваться.
— Я случайно заметила, что ты сегодня не молилась. Ты хорошо себя чувствуешь?
— Да, спасибо, хорошо.
— Извини, но ты, по-моему, не вполне со мной откровенна.
Мод не ответила.
Мисс Бродстэрз вздохнула:
— Почему ты не хочешь довериться мне?
— Мне не в чем признаваться. Извините, мне надо идти, папа не любит, когда обед…
— Знаешь, я все вижу, — сказала мисс Бродстэрз с внезапной твердостью. — Ты думаешь, я просто глупая старая дева. Но я живу на свете дольше тебя и знаю больше, чем ты можешь предположить.
— Я в этом не сомневаюсь, — отозвалась Мод.
— А я думаю, сомневаешься. Думаю, ты решила, что уже переросла проповеди моего отца. Ведь так?
Мод попыталась осторожно отодвинуться, но мисс Бродстэрз с силой ухватила ее за предплечье.
— Девочки в твоем возрасте всегда считают, что они самые умные. Не надо мне демонстрировать хмурый взгляд, лучше скажи, почему ты не молилась!