Айви была хитрой и умела вынюхивать уязвимые места. Мод она раскусила сразу, как только встретила. Дело было на заднем дворе, и Айви мыла порог. Каким-то образом она узнала, что Мод любит скворцов.
— Мой папаша скворцов ненавидит, — заявила она дерзко.
— Да неужели? — отозвалась Мод с ледяным презрением.
— Он кровельщик, а скворцы ломают тростник так, что от него потом никакого толку. Папаша их ловит десятками на пирог, — она еще раз глянула на Мод. — А мамаша им головы откручивает. Говорит, они тогда не такие горькие.
— Ты все выдумала, — сказала Мод дрожащим голосом.
Айви ухмыльнулась. Но потом Коул сказал Мод, что это правда.
Айви все равно было, что она всего лишь служанка для черной работы, а Мод дочь хозяина. И Мод принимала ее превосходство беспрекословно, потому что Айви была старше ее на два года и красивая. Айви ей не нравилась, но ей хотелось нравиться Айви.
В ноябре Феликс заболел крупом. Когда доктор Грейсон наконец объявил, что он вне опасности, Ричард пришел в ярость: до рождения Феликса он был ненаглядным единственным сыночком. У Мод полегчало на душе. Она привыкла к тому, что Феликс выжил, а если б он умер сейчас, это стало бы ужасным потрясением для маман.
— Пока не потеряла хоть одного маленького, ты не мать, — сказала Айви, наткнувшись на Мод в кладовке, где она воровала для Болтушки корки от бекона.
— Тогда маман уж точно настоящая мать, — сказала Мод надменно, — она потеряла семерых.
Айви ухватила корку от бекона и сунула в рот.
— Хозяин, значит, не ленится.
Мод была озадачена.
— Ну… наверное, — сказала она неуверенно.
Айви бросилась в атаку:
— Да ты не знаешь, о чем я говорю!
— Знаю.
— Ну скажи тогда, о чем.
— С какой стати?
— Не знаешь! — торжествующе заявила Айви.
В следующее воскресенье Айви показала Мод, о чем она тогда говорила.
Няня в кухне разговаривала с кухаркой, а Айви схватила Мод за руку и вытащила на улицу. Она показала ей через дыру в заборе на двух собак, которые играли в грязи. Во всяком случае, так Мод показалось.
— Вот откуда берутся дети, — сказала Айви с усмешкой. — Мужчина засовывает в тебя свою штуку и выдавливает из нее слизь. Они все так делают, даже благородные.
У собаки сверху глаза были подернуты пеленой, красный язык вываливался из пасти. Она судорожно, толчками двигала задней частью туловища. Собака снизу оскаливала зубы, но вырваться не пыталась. Наконец большая собака слезла с той, что поменьше. Мод разглядела заостренную красную сосиску у нее между ногами и мутную капельку на ее конце. Она покраснела от смущения.
Неужели люди и правда такими вещами занимаются? Папа это делал с маман?
Мод еще долго потом в присутствии мужчин внезапно вдруг вспоминала, что у них между ногами сосиска. Она мучительно краснела от стыда и пыталась сама себя уговорить, что никому не догадаться, о чем она думает, но при этом все равно была уверена, что со стороны это заметно.
Наверное, она какая-то неправильная, иначе ей не лезли бы в голову такие вещи. Причем хуже всего, что они приходили ей на ум просто так, без повода. Неважно, кто из мужчин ей встречался — доктор Грейсон, мистер Бродстэрз, Коул, Стирз, Джубал, даже папа. Она все равно представляла влажную красную сосиску, скрытую тканью.
К Рождеству она стала думать об этом меньше, а когда со звоном колоколов церкви святого Гутлафа наступил новый, 1909 год, и вовсе перестала. Но свой след эта история оставила. Мод стала смотреть на родителей новыми глазами.
Когда она знала, что за ней никто не следит, то разглядывала отца и все равно ничего не понимала. Он был такой красивый и элегантный, но делал с маман подобные вещи.
Да еще и часто. Мод вспомнила, что сказал ему доктор Грейсон, когда она пряталась под приставным столом. «Может, не каждую ночь, а?»
— Мне бы так хотелось, чтобы ты меньше болела, — сказала Мод матери.
— И мне тоже, моя дорогая, — отозвалась маман, гладя Мод по голове.
В этот слякотный январский день отец уехал в Лондон, а Ричард был в школе, так что чай они пили в гостиной.
Мод сидела на ковре возле стула маман и теребила пальцем крупинку сажи.
— А ты не можешь попросить папу, чтобы он этого не делал? — пробормотала она себе под нос.
Маман замерла:
— Чего не делал?
Мод смущенно заерзала:
— Ну, чтобы у тебя младенцев не было.
— Что? — маман выпрямилась. — Мод, посмотри-ка на меня. С кем ты об этом разговаривала?
— Ни с кем. Просто… ты вечно так сильно болеешь, и меня это очень злит!
Маман внимательно посмотрела на нее, потом отвернулась:
— В Библии говорится: «В болезни будешь рождать детей». Не нам это оспаривать.
Тем вечером Мод услышала, как Дейзи и Валери обсуждают старое деревенское средство лечения, которое они называли «мертвой рукой». Валери сказала, что ее от него мутит. Дейзи согласилась, но сказала, что все равно это взаправду хороший способ сделать так, чтоб по женской части у тебя там ничего не работало.
Мод вдруг вспомнила, как маман сжимала руку мертвого возчика. Она ее не к груди прижимала, а к животу. Она пыталась сделать так, чтобы по женской части у нее ничего не работало и не надо было больше рожать младенцев.
Через две недели Мод узнала, что «мертвая рука» не сработала. Маман опять забеременела.
— Хозяин не ленится, — ухмыльнулась Айви.
— Понятия не имею, о чем ты, — холодно ответила Мод.
Она побежала вверх по лестнице к себе в комнату, а смех Айви звенел у нее в ушах. В комнате Мод бросилась ничком на постель. Теперь маман придется выносить много месяцев болезни и мучиться во время стенаний, и все ради чего? Ради ночного горшка, полного крови, или орущего комка плоти, который, скорее всего, все равно умрет.
Папа мог избавить ее от всего этого, но не стал. «Может, не каждую ночь, а?»
Теперь Мод перестала слушаться старших. С няней она вела себя угрюмо и упрямилась, в воскресной школе у мисс Бродстэрз стала одним из тех кошмарных учеников, которых не заставишь учить катехизис. Мод даже с маман была невежлива, потому что винила и ее тоже. Почему она не останавливала папу?
Однажды в воскресной школе Мод дерзко ответила на замечание мисс Бродстэрз. Дочь священника разрыдалась и пожаловалась отцу Мод, а тот вызвал Мод к себе в кабинет. Как и в прошлый раз, он заставил ее ждать в проеме между дверьми; как и в тот раз, он что-то писал. Но на этот раз Мод не боялась.
— Мисс Бродстэрз говорит, что ты была с ней невежлива. Ты это отрицаешь?
— Нет, — ответила она.
Отец встал из-за стола:
— Тогда ты знаешь, что делать.
Твердо решив сохранять полную бесстрастность, она повернулась к нему спиной и спустила подвязки и чулки. Приподняв юбку до колен, Мод закусила нижнюю губу. Отец десять раз сильно хлестнул ее ремнем. Мод не издала ни звука.
Когда она привела одежду в порядок, он уже снова сидел за столом и писал. Но не в той записной книжке, ее Мод уже много лет не видела.
— Можешь идти, — сказал он, не поднимая головы.
В ушах у Мод шумело. Она представила себе измученное лицо маман и ее раздутый живот. Она снова увидела собак, которые возбужденно дергались и вздрагивали в грязи. Она вспомнила, что отец написал в записной книжке о предотвращении зачатия: «Подобные вещи омерзительны, неестественны и дурны».
Ей хотелось запустить чернильницей ему в лицо.
Ночью у нее зачесалось между большим и указательным пальцем. Чем больше она чесала это место, тем больше оно зудело. К утру оно распухло, и из него сочилась жидкость. Так началась экзема, которая потом мучила ее всю жизнь. Еще через два дня она шла вниз по лестнице и вдруг увидела, что дверь в спальню родителей открыта. Внутри на столбике кровати висел камешек с дыркой посередине, который отец хранил с детства. В деревне такие называли «ведьмин камень». Мод его забрала.
Глава 8
Мод все еще стояла у кровати, держа в руке «ведьмин камень», как вдруг услышала, что отец поднимается по лестнице. Она замерла от ужаса. Он никогда днем не поднимался наверх, всегда работал в это время в кабинете.
Он уже дошел до лестничной площадки. Мод спряталась за софу.
Она услышала, как он замер в дверях, как вдохнул с шумом.
— Как это? — пробормотал он себе под нос, потом подошел к кровати, и половицы заскрипели у него под ногами.
А потом случилось нечто, поразившее Мод. Отец встал коленями на кровать, будто горничная, и принялся шарить за изголовьем, потом стал отбрасывать подушки в сторону. Обычно он не терпел неподобающего поведения окружающих, а тут срывал одеяла и бросал их на пол, а потом приподнял матрас и заглянул под него.
Мод пришла в ужас. Она надеялась просто его расстроить, а в результате все перевернулось с ног на голову.
Сидя за софой, Мод слышала, как он торопливо идет к звонку.
— Дейзи! — закричал он. Мод впервые слышала, чтобы он повысил голос.
Затаив дыхание, она слушала, как отец допрашивает бедную Дейзи, а потом велит ей обыскивать дом, пока камень не найдется. Мод решила было, что он ушел вслед за Дейзи, но когда она выглянула, он все еще был в комнате.
То, что она увидела, ее потрясло. У отца была сухая чистая кожа, и даже в самые жаркие дни он никогда не потел. А сейчас лицо его блестело от пота, волосы растрепались, а когда он поднес руку к губам, пальцы его дрожали.
Мод вдруг осознала, что, если его настолько расстроила пропажа «ведьмина камня», значит, он верит в его силу. Это отец-то, который ненавидел предрассудки и даже запрещал маман пробивать за завтраком отверстие в скорлупе яйца. Отец врал. Он говорил, что хранит камень на память о детстве, но оказалось, что он не лучше простого деревенского жителя и правда верит, будто «ведьмин камень» его бережет.