– Меня зовут господин Эрик. Я хочу, чтобы вы украли дар Двуликого.
Да, действительно, подобного никто и никогда не делал…
«Гордись теперь, идиот!» – с раздражением подумал Дан. А что, неплохая эпитафия на могилку.
К театру подтягивались цветочницы и разносчики с лотками, полными сладостей. Остановилась компания щегольски одетых молодых людей с букетами. Актерок поджидают. Поведут в ресторан на папины деньги.
Сегодня в городе долго не лягут спать. И ворота не закроют.
Дан снова поправил розы. Интересно, куда Грин девал мальчишку? Спрятал? Или все-таки… Легенда о Вечном узле живет столько же, сколько стоит Бреславль. Но это брехня, если б на самом деле существовал негаснущий узел, то рано или поздно о нем бы узнали. Нельзя сберечь такую тайну. А вот Тень-узел – слишком слабый, чтобы выдать себя первой вибрацией, но оживающий раньше остальных, – почему бы и нет? Может, Грин нашел его? Шэт, если это правда… От предвкушения зачесались ладони. Нужно будет сплавать в ту сторону, понюхать по берегам.
Спектакль закончился, на широкие ступени вывалилась толпа. Подкатило несколько карет, оживились извозчики. Поток зрителей быстро иссяк – по традиции премьеры оставляли на сезон. Спустя десять минут площадь перед театром снова опустела, и только франтоватые мальчишки нервно поправляли галстуки.
Вот и актерки. Завитые, напомаженные, стреляют глазками, громко сме… И тут Дану точно перышком вдоль позвоночника провели. Он замер, вслушиваясь. Еле заметная вибрация заставила встать дыбом волоски на руках.
Вейн стукнул извозчика по спине.
– К Пастушьим воротам.
Покатили. Букет Дан придерживал на коленях. Дрожь накатывала волнами – узел пульсировал, прежде чем открыться.
Ближе к воротам движение на улицах стало оживленным. Проехал доктор Жюстак. На лице с бульдожьими щечками была написана непоколебимая уверенность в успехе. Что ж, сегодня доктору повезет.
Пролетка обогнала веселую компанию с корзинками для пикника и большим фонарем – явно готовятся караулить всю ночь. Высокий парень крикнул:
– Поль! Эй! Вы куда?
– На Медную площадь! Айда с нами!
– Лучше вы к нам.
– Вот еще! Спорю на пять серебряных, наш откроется первым.
«Проспорил», – подумал вейн.
Стоило выехать из города, и Дан уловил знакомое дребезжание. Шэт бы побрал Такера с его велосипедом! Вейн поправил шляпу и откинулся в тень.
Вокруг площадки, отмеченной столбиками, уже горели костры. Послышался ехидный голос Почтовика:
– Вечер добрый, доктор Жюстак! Ну что, придется ждать рассвета?
Вот паршивец, ведь знает, что узел заработает через пару-тройку минут. Дан ощущал вибрацию от крестца до затылка, и запах полыни становился гуще.
– Поближе, – попросил он извозчика.
Ориентиры выбрал заранее: спокойный мирок из нижних, хуторок на отшибе. Тронул ногой мешок. Подцепить бы и прыгнуть в узел, но мешает толпа.
Может, все-таки вернуться в город? Есть у него тайный закуток, но узел там слишком дохлый, и придется ждать сутки, не меньше.
Пролетка покатила в объезд, выбирая место. Вейн сжал левую руку в кулак, правая стиснула ложе арбалета, спрятанного среди колючих стеблей. Если кто-нибудь опередит, кто-нибудь шагнет в Бреславль, к узлу будет не прорваться из-за ликующей толпы. Ну, помоги, пресветлая Иша! Столько раз спасала, убереги и сейчас. «Ни один храм больше не трону», – пообещал Дан.
Загорланили песню, замахали факелами. Потянуло жареным мясом и пивом. Мальчишка-оборванец проскочил перед лошадью, напугав ее, и пролетка остановилась. Слишком далеко.
– Все, – сказал извозчик. – Не проехать.
Дан повернул голову – и застыл. Йорина стояла рядом с деревянным столбиком, ее глаза казались золотыми в свете костров. Рядом высился Оун. Вытянув шею, он высматривал что-то за спиной вейна. Дан обернулся.
Двое скользили между людьми, точно тени. Ареры! Шевре преуменьшил, назвав их чужаками с неприятными взглядами. Такие на ленточки разрежут и не поморщатся. Вейн стиснул зубы, стараясь не блевануть под ноги. Посредника-то они…
– Чего, господин, слезать-то будете?
Пролетку окружали йоры, дорогу к узлу отрезали Оун и Йорина. Ареры были уже близко.
Пресветлая Иша!
Вейн спрыгнул на землю. Краем глаза успел заметить: йор и арер столкнулись, и телохранитель жрицы исчез под ногами. Толпа колыхнулась, закричала женщина. Дан рванулся к узлу и влетел в стальную хватку Оуна.
Переливчато звонили колокола, что-то шуршало и плескалось. Юрка открыл глаза. Было светло. Колыхались льняные занавески. В открытое окно видно очень много воды. До самого горизонта – голубые волны. Пролетела чайка.
Юрка посмотрел в другую сторону. У заправленной кровати спиной к нему стоял темно-русый коротко стриженный парень, скорее, его ровесник. Застегивал на камуфляжных штанах ремень. На шее у него поблескивала тонкая стальная цепочка. Под лопаткой виднелся шрам, казалось, парня ткнули изнутри пикой. Тихо щелкнула пряжка. Сосед натянул выгоревшую футболку – напротив шрама она была аккуратно заштопана, – и повернулся. Удивленно отшатнулся, встретив Юркин взгляд.
– Очнулся, – сказал на всеобщем. – Я сейчас, позову…
– Подожди! – собственный голос показался Юрке чужим, сиплым. – Где я? Это Середина?
Парень кивнул:
– Взгорский монастырь.
Знакомое название… Юрка прикрыл лицо ладонью, солнце больно резало глаза.
– Сейчас утро?
– Ага. Слышишь? Звонят.
Словно в насмешку, колокола смолкли. Вода продолжала плескаться и шуршать галькой.
– Ничего не помню, – сказал Юрка.
– Тебя притащил Грин, – подсказал парень и вдруг с досадой лягнул кровать, железная спинка загудела.
Да… Набережная. Брюхо кита, оказавшееся мостом.
– Грин, – согласился Юрка. – Я что, болел?
– Лихорадкой. Еще б денек без лечения – и готовь траурный веночек.
Юрка облизнул сухие губы. На краю могилы он себя не чувствовал. Правда, голова как ватой набита, и руки-ноги плохо двигаются.
– А там что? – повел он подбородком в сторону окна.
– Море.
– Никогда раньше не видел.
– Я тоже, – сказал парень и недовольно дернул щекой. – Ладно, ты лежи, а я лекарку позову.
Ушел.
Юрка обвел взглядом комнату. Рядом с заправленной кроватью стоял некрашеный табурет. В углу – пузатый комод с тремя ящиками. К стене была прибита деревянная вешалка. Свисала большая камуфляжная куртка. Его футболка, джинсы, сумка с жузговой вышивкой… Черт, он же голый! Спасибо, хоть простыней укрыли. Из всей одежды – повязка на левой руке и шнурок на шее. Юрка приподнял амулет, разглядывая. Гладко обточенный камень посверкивал слюдяными вкраплениями. Надо же, не ожидал такого подарка. Хотя от вейна не убудет – у него много.
Дверь открылась. Вошел пожилой священник в темной рясе, за ним монахиня с кружкой в руке.
– Утро доброе.
– Здрасте, – бормотнул Юрка, глубже залезая под простыню.
Монахиня протянула кружку:
– Выпей. А через часок можно будет и позавтракать.
Юрка глотнул, готовый к тому, что лекарство окажется горьким. Но отвар был сладок и пах земляникой.
Монахиня пощупала ему лоб, потрогала за ушами.
– Поправляешься. Но пока не вставай, еду сюда принесут. Утка, если нужно, под кроватью. Сам справишься?
Юрка торопливо закивал, чувствуя, как начинают гореть щеки. Монахиня ласково провела ладонью по его волосам и вышла.
Священник переставил табурет поближе, сел.
– Я – настоятель Взгорского монастыря, отец Михаил. Тебя зовут Юрий, правильно?
– Да.
– Веруешь ли ты в бога, которого чтят в вашем мире? Веруют ли твои родители?
– Не верую, – сердито ответил Юрка. Ну, сейчас начнет проповедовать. – Бабушка была крещеная. Православная. А я нет.
– Тогда тебе, наверное, проще называть меня Михаилом Андреевичем.
Он усмехнулся Юркиному удивлению и пояснил:
– Середина есть сплетение разных народов и разных вероисповеданий, она приучает к терпимости.
Под окном заскреблись, качнулась открытая створка, и показалась белобрысая макушка.
– Отец Михаил! – позвал детский голос. – А он взаправду очнулся?
– Взаправду, – ответил священник. – Иди, Илек, не мешай.
Раздался громкий вздох. Прохрустел гравий.
Настоятель снова повернулся к Юрке:
– Амулет у тебя языческий. Откуда?
– Вейн дал. Сказал, вылечиться поможет. Снять заставите?
– Зачем? На то человеку и разум, чтобы сам выбор делал. Вейна-то как зовут?
– Дан Уфф.
Священник кивнул:
– Воспитанник мой. Ох, дурная головушка. Александр говорит, неприятности у него. И тебя, мол, спрятать нужно.
Юрка не сразу понял, что Александр – это Алекс Грин.
– Что он натворил-то? – продолжал расспрашивать настоятель.
– Не знаю. У Дана свои дела, у меня – свои.
– Расскажешь?
Юрка мотнул головой.
– Ну, воля твоя.
Михаил Андреевич поднялся.
– Поживи, окрепни, а там посмотрим. Не бойся, никто тебя в веру насильно обращать не станет. К нам в приют разные дети попадают – из других краев, из других миров. Что уж теперь…
У Юрки задергался уголок обожженного глаза. В приют, да? В приют! Он хрипло рассмеялся, удивив священника.
Часть II
Глава 11
Солнце слепило окна веранды, лежало пятнами на крашеных досках, отражалось от чайника и вспыхивало искрами на гранях сахарницы. Пчела, басовито гудя от предвкушения, кружилась над блюдечком с клубничным вареньем.
– Ух ты!
Егор плюхнулся за стол и потянул к себе тарелку, полную золотистых оладушек.
– Не жадничай, – сказала, не оборачиваясь, мама.
Из ложки в ее руке полилось на сковородку тесто, возмущенно затрещало раскаленное масло.
Егор отогнал пчелу и ткнул оладьей в варенье. Повозил там, стараясь подцепить ягоду, и засунул целиком в рот. Сладкая капля поползла от пальцев к запястью. Пришлось слизнуть.
– Фу! – сказала мама, выкладывая на тарелку еще одну порцию.