– Так вкуснее, – возразил Егор и схватил следующую оладью. – Ай, горячая!
Вошел отец, босиком, в майке, но уже в форменных брюках. Волосы у него были мокрые. На веранде запахло одеколоном и кремом для бритья.
– Может, я вам с собой заверну? – спросила мама.
– Не выдумывай.
Отец поцеловал ее и устроился напротив сына. Придвинул к себе огромную кружку, налил до трети заваркой и разбавил кипятком.
– Собрался?
Егор торопливо кивнул, рот у него был занят.
Мама выключила огонь под сковородой, присела к столу и посмотрела на своих мужчин.
– Ну и пожалуйста, – сказала с легкой обидой, – хоть отдохну от вас.
– Да, – согласился отец. – А то сыночек день-деньской за твоей юбкой, как пришитый, ходит.
Егор фыркнул.
Он с ребятами успел облазить все окрестности Верхнелучевска, Старую крепость знает, как свою квартиру в Ольшевске, ездил в Петухово, они там к игре готовились, и два раза ходил в поход – настоящий, с ночевками.
– А сам-то? – качнула головой мама.
Отец появлялся редко. Офицерское общежитие в гарнизоне только достраивали, пришлось снять домик в городке, в тридцати километрах. Каждый день со службы не наездишься.
– Спасибо, мам!
Егор выскочил из-за стола, слизывая с пальцев клубничные капли.
– Руки помой, поросенок!
Возвращаться в дом не стал. Во дворе к сараю был приколочен умывальник с гремящим железным носиком. Под умывальником рос лопух, без вреда для здоровья потреблявший мыльную воду. Егор торопливо смыл варенье, вытер руки о штаны и взгромоздился на самодельный турник. Несколько раз перекувырнулся, повисел вниз головой, зацепившись согнутыми ногами. Соскользнула и закачалась на цепочке отцовская бирка. Коротко выдохнув, Егор начал сгибаться, стараясь достать лбом колени. После оладий это получалось плохо. Уф, все!
Спрыгнул и, оглянувшись на окна веранды, влез по поленнице на низенький сарайчик. Рубероид уже нагрелся под солнцем. Егор сел, свесив ноги на улицу.
Через дорогу у соседей хлопали коврик. Гулко разносились звуки, и над забором поднимались клубы пыли. Протарахтел мотоцикл. В ржавой люльке, из которой вытащили сиденье, громыхала пустая канистра. Окрестные собаки зашлись в истерике, облаивая воняющую бензином рухлядь. Дед Пегаш, восседавший за рулем, покосился на мальчишку с подозрением.
Проковыляла бабка с клюкой. Проворчала:
– Хулиганье. Только и знают по крышам лазить. Вот скажу Хрумчику!
А что Хрумчик? Отличный мужик! Даром что заведующий интернатом и по совместительству – директор школы. Но связываться с бабкой Егор, конечно, не стал.
Проехал грузовик с солдатами. За ним на велосипеде пылил пацан.
А потом на тропинке у забора показалась Талка. Шла, размахивая бидончиком. Рыжие волосы горели на солнце.
– Привет, – независимо сказал Егор с крыши.
Талка запрокинула голову. На лице у нее виднелись крупные веснушки, похожие на следы клейких тополиных почек.
– Здравствуй.
Егор кивнул на соседский дом:
– К тетке Лозе?
– Ага, за утрешним. – Талка звякнула бидончиком. – А ты чего сидишь? Все на рыбалку усвистали. Проспал?
– Вот еще! – возмутился Егор. – Я сегодня с отцом уезжаю.
– На учения? – не поверила Талка.
Если бы…
– Нет. Просто немного до них в лагере с солдатами поживу.
– А когда вернешься?
– Военная тайна, – ехидно ответил Егор. – Дата и время начала учений не разглашаются.
– Поду-у-умаешь.
Талка потеребила себя за рыжий хвост.
– Послезавтра в «Родину» новый фильм привезут. Пойдешь?
Егор засмеялся.
– Не старайся, не подловишь!
Если честно, он понятия не имел, когда снова окажется в городе.
Талка не обиделась, махнула рукой и свернула к тетке Лозе.
Егор спрыгнул во двор. Скоро придет машина. Рюкзак он, конечно, собрал, вот только положил компас или нет? И альбом…
«Букашка» появилась ровно в девять тридцать, когда Егор лихорадочно рылся в шкафу – искал второй носок. Черт побери! Вспомнил про них в последний момент, бестолочь! Отец ждать не будет. Ну где же?!
Машина коротко прогудела. Егор – ура! – выхватил из кучи белья пропажу, вскинул рюкзак на плечо и пулей пролетел через веранду.
– Мам, пока!
Отец уже сидел в кабине. Увидев сына, кивнул на заднюю дверцу.
В «букашке» вкусно пахло оружейной смазкой и горячим хлебом. Егор плюхнулся на скамью и перевел дыхание. Успел! А от мамы влетит. Он как вывалил все из шкафа, так и оставил.
Взревел мотор. Отец повернулся, посмотрел сквозь сетку и укоризненно покачал головой. Егор виновато вздохнул, сунул носок в рюкзак.
Машина развернулась. Мелькнула мама, стоящая на крыльце. Она махала, жмурясь от солнца.
Поехали. Затрясло на колдобинах. Егор задвинул рюкзак в угол и вцепился в край скамьи. Да, «букашка» – это, конечно, не «универсал». Ничего, повезет – и на нем прокатится.
Какая все-таки мама молодец, что настояла переехать в Верхнелучевск. И он тоже здорово уперся, а то закисал бы сейчас в Ольшевском интернате. Придумали, оставить его! Нет уж, дудки! Он с рождения по гарнизонам.
О стекло громко билась ночная бабочка. Это ее стук Егор принял за выстрелы и проснулся. Пару секунд он таращился на побеленную стену, не понимая, где находится. Ах да, Взгорский монастырь, приютский дом. Читал допоздна и задремал. Вон книга упала на пол вверх переплетом. Егор поднял ее и положил на стоящий рядом табурет. Посмотрел на циферблат «командирских». Сорок минут пополуночи.
Белая тень снова ударила в стекло, ее манил огонек оставленной на подоконнике керосиновой лампы. Егор повернулся, чтобы погасить свет, и увидел новичка. Тот опять не спал. Лежал на спине, уставившись в потолок. Вот так каждый вечер, а пока болел, то и дни напролет. Одно время, правда, читал запоем – и не как Егор, приключения, а научное, про узлы и вейнов, но быстро остыл. Начнешь спрашивать – хоть о чем! – молчит или огрызается. Все-таки странно прожить с человеком две недели в одной комнате и ничего о нем не узнать. Даже отец Михаил в неведении: откуда Юрка взялся, где его родители, есть ли они? А Грин не соизволил задержаться, чтобы рассказать.
Вспомнив о Грине, Егор с досадой колупнул вмятинку на подбородке. Что значит: «вышли из крепости более-менее нормально»? Там же были раненые. Как далеко фронт от Лучевска? Может, город уже освободили? Какой приказ получил отец? Ничего не известно! Егор дотянулся до лампы и резко прикрутил фитиль.
За окном посветлело. Метнулась вверх и пропала бабочка. Огромная луна, похожая на круглый аэростат, парила над морем. Шумел прибой. От Красных камней доносился рокот – там волны налетали на высокие уступы и разбивались в пену. Темной громадиной высился монастырь; в нескольких узких, похожих на бойницы окнах горел свет. На звоннице, на фоне звездного неба неподвижной каплей висел колокол.
Спать не хотелось. Егор сел на подоконник и стал смотреть на море. Захлестывало деревянный настил причала, болтало лодки. На мостках стоял лоцман в расстегнутом плаще, ветер рвал брезентовые полы. Фонарь у его ног освещал мокрые доски.
Скрипнула галька, и мимо окна прошла девушка – точно призрак мелькнул. Хельга. Белые косы, белая рубаха до колен, светлые штаны. Она подошла к лоцману и что-то спросила, отводя от лица пряди. Ветер кидал их обратно. Старик кивнул, показав на кипящий перешеек.
Наверное, будет шторм.
Может, пока не начался, выбраться на берег? Уйти подальше, за Красные камни…
Егор расстегнул часы, стряхнул их на кровать. Перекинул ногу через подоконник и услышал за спиной:
– Ты чего, лунатик?
Новичок, приподнявшийся на локте, смотрел с удивлением.
– Я купаться.
– Сейчас?!
– Да, – ответил Егор и полез в окно.
В комнате зашуршало, и следом выпрыгнул Юрка – босиком, в одних трусах. На шее у него болтался шнурок с амулетом.
– С тобой пойду, – сказал сосед, ежась на ветру. – Спасу, когда тебя башкой об камни долбанет.
– Не долбанет, можешь спать спокойно.
– Уснешь тут, – новичок зевнул, – когда орут каждую ночь под ухом. Кошмары мучают? Пей валерьянку.
Егор хотел ответить, но сдержался. Шагнул в густую тень, на тропинку, еле заметную среди камней.
Сны он толком не помнил, так, обрывками: опушка, лежащая женщина, на спине у нее красное пятно, а черные волосы похожи на мамины. Старая крепость, отец за столом. Долбит миномет. После каждого выстрела с потолка сыпется мусор, подполковничьи погоны совсем запорошило. Отец почему-то не шелохнется, чтобы отряхнуть их. И страх, оглушающий, громадный, рвется криком сквозь сжатые зубы.
– Ты давно здесь? – спросил Юрка.
Надо же, поинтересовался! Егору казалось, сосед его вовсе не замечает. Михаил Андреевич предупреждал, что так бывает после тень-лихорадки, но все равно раздражало.
– Пятую неделю.
Юрка присвистнул.
– Ну и что? – сердито спросил Егор. – Рамиль тут второй год живет. А приютские вообще…
– Не сравнивай. Ты же здесь задерживаться не собираешься.
– С чего ты взял?
– Видно.
«Однако», – снова удивился Егор. Спросил резко:
– И чего такого особенного ты увидел?
Тропинка стала шире, Юрка нагнал и пошел рядом.
– Во-первых, ты не переодеваешься в казенное.
Действительно, он упорно носил заштопанную футболку и вытертые на коленях штаны. Даже тяжелую, не по размеру, куртку не сменил на местный кафтан.
– Во-вторых, стараешься побыстрее форму набрать.
И это правда: каждое утро, с тех пор как разрешил лекарь, Егор бегал вдоль монастырской стены – по галечному берегу, затем по песку и дальше, через скалы. У наставника Яцека учился стрелять из арбалета. С наставником Дмитрием занимался борьбой. Тренировался метать ножи, бесшумно возникать за спиной противника и прыгать с высоты, не калечась. К счастью, воспитание вейнов не ограничивалось лекциями о других мирах.
– Ты, между прочим, тоже свое, а не приютское носишь, – заметил Егор.