– Он самый! Моисей, – лекарь протянул широкую лапу со светлой ладонью. – Слушай, а я догадался! Ты тут прячешься, потому что тебя ищет мафия. Ты должен им миллион. Точно?
За прошедшие дни хирург перебрал с десяток версий, и на все Дан только пожимал плечами. Иногда так и подмывало сказать: «Нет, я просто-напросто спер дар Двуликого». Но сомневался, что успеет договорить, прежде чем ему вобьют зубы в глотку. Охранники свято блюли инструкции: никто не должен знать, что делает в Йкаме этот вейн. Йорина, конечно, беспокоилась не о Дане…
Вейн с удовольствием опустил утюг на подставку.
– Чего тебе, Моисей?
– Пациента потерял, – комично развел тот руками. – Деда Вайшера.
– С утра был. Я накормить его пытался, а мне по шее дали, – припомнил Дан.
– Правильно. Его к операции готовили. А дед пропал.
– Так он же не ходячий.
– Ну… Санитары уже ищут, а вы бы тут, по подвалам, пробежались.
Вышли, Дан жадно глотнул затхлого воздуха. Может, кто и сказал бы, что тут душно, но после гладильной – отдохновение. Чем выше по ступенькам, тем дальше от жаркого парного ада. Каждый раз, поднимаясь, вейн думал об одном и том же: он – идиот. Нужно было еще тогда, в пустом храме, отказаться работать. Сейчас поздно. Только открой рот, и уже не получится, приходя на ужин, неторопливо садиться, негнущимися пальцами изящно брать салфетку и с усмешкой смотреть в бешеные глаза Йорины.
В коридоре Дан спросил у охранника:
– Разделимся? Ты направо, я налево.
Ойри двинул бровью и остался стоять, ожидая, куда пойдет вейн.
– Ну, твое дело. Я хотел как лучше.
Под больницей, казалось, выстроили еще одну: запутанные переходы тянулись под всеми корпусами, то раздуваясь огромными залами, вроде прачечной и гладильной, то сужаясь до узкого коридора между запертыми кладовыми.
Дан считал, что искать в подвале бессмысленно – дед Вайшер с трудом ковылял до отхожего ведра, прижимая к животу руки. Куда ему преодолеть с полсотни ступенек! Но лучше лазить тут, чем стоять, согнувшись, и водить раскаленным утюгом. Отмывать утки от дерьма, кстати, нисколько не приятнее.
– Ау! – крикнул вейн.
Эхо запуталось в переходах. Зацокали коготками крысы.
– Может, его родственники выкрали? Не дадим, мол, живот на поругание.
Ойри, ясное дело, не ответил.
Коридор закончился дверью, без замка, но тяжелой, окованной железными полосами. Она проскрежетала по каменному полу. Тут было светлее: слева под потолком тянулся ряд крохотных оконцев. Кажется, они под приемным покоем. Точно, вон и кладовые с вещами.
– Ну, здесь вряд ли, – сказал Дан.
Ойри тронул его за плечо и показал подбородком в глубину коридора. Вейн прислушался. Шаги, но это над головой. Охранник упорно тянул вперед, и Дан подчинился.
Дверь в кладовую, забитую старыми матрасами, оказалась незапертой. На нижней полке, скукожившись, лежал дед Вайшер. Он жалобно посмотрел на парней мутными, слезящимися глазами.
– Ты, старик, чего дуришь? – спросил Дан.
Дед виновато заморгал. От него остро пахло гноем и потом.
Вайшер был из тех йоров, родители родителей которых спустились в предгорье и разбавили кровь с местными поселенками. Йкам казался им другим миром, хотя пути до столицы – не больше пяти дней. Деда привезли, когда тамошняя лекарка перепробовала все травки-заговоры и отступила. Моисей ругался, запустили, мол.
– Тебя по всей больнице ищут. Давай на ручки. Ойри, хватай его за ноги.
Вайшер откачнулся, вжимаясь в матрасы.
– Сынки, не надо.
– Не трясись, дед, разрежут и обратно зашьют, не ты первый.
У Вайшера дрожали бесцветные от старости губы.
– Да как же… Без благословения Двуликого и под нож? Сынки, вы уж сходите, попросите, пускай в храм пустят. А, сынки?
У Ойри вспухли желваки. Дан выругался и наклонился к деду, выцарапывая его из матрасной норы.
– Ничего, Моисей и со своим богом справится. Давай, старик, поднимайся.
Лавки и лавчонки лепились по кругу, огораживая лабиринт из прилавков. По одну сторону торговали ранними овощами, творогом, молоком и сырами. По другую визжали свиньи, кудахтали куры, недоуменно мычала корова. Небольшой пятачок, обнесенный низенькой оградой, пустовал. От него густо пахло табаком с ромовой отдушкой.
Юрка и Егор сидели в нескольких метрах от узла. Неподалеку сгружали с телеги мешки, и возница поглядывал на чужаков с подозрением. Точнее, на арбалет, лежавший на коленях Егора.
– В газетах писали: «Не пустим на нашу землю». А они за несколько часов… Отец не верит в короткую войну. Он, конечно, впрямую не говорил, но я же не совсем дурак, понимаю.
Юрка не знал, что ответить – не рассказывать же про Великую Отечественную! – и потом огрызнулся:
– Да ладно тебе, разнылся! Найдет тебя Почтовик Грина. В крайнем случае в монастырь отправит.
– Угу, а меня оттуда снова в скит.
– Ничего, переживешь.
У Егора вспухли желваки на скулах.
– Ну и… передашь, чтобы Евсея похоронили, – тише добавил Юрка. – Сколько уже?
– Десять тридцать шесть.
Портье из «Толстого хомяка» обещал, что Такер появится на Рыночной площади около одиннадцати.
Юрка поерзал, устраиваясь поудобнее. Желчь подкатила к горлу, и он сплюнул горькую слюну. Плотный завтрак не пошел впрок: и согреться не получилось, и затошнило сильнее. Теперь он в полной мере оценил слова Дана, что не каждый согласится идти поводырем.
– Ты точно решил, что не вернешься к Михаилу Андреевичу? – спросил Егор.
– Говорил уже! Чего мне там делать?
Тень медленно отползала в сторону узла. Крякали под тяжестью мешков грузчики. Нудно торговались возничий и лысый тип в засаленном кафтане.
Юрка скрестил на коленях руки и уронил на них голову – его тянуло в сон. Базарный гвалт слился в ровный шум, а потом превратился в шорох прибоя. Ветер шевельнул льняную занавеску и попробовал содрать со стены рисунок: крепостная башня, излучина реки. Чудилось в полудреме: он во Взгорском монастыре, и не нужно больше бегать по гостиницам в поисках Зеленцова, которого никто – никто, черт побери! – не знает…
– Смотри! – толкнул Егор. – Да проснись ты! Это не он?
На площадке за заборчиком стоял Такер. На этот раз вейн вырядился в кожаный жилет на голое тело и джинсы. На груди висела связка амулетов, на запястьях болтались фенечки. Почтовик перешагнул оградку и мигом затерялся в толпе.
– Черт!
Юрка вскочил. Как назло, дорогу преградила телега. Груженая, она неуклюже разворачивалась. Возница замахнулся на мальчишек кнутом. Шарахнулся в сторону разносчик с корзиной яблок.
– Видишь его? – крикнул Юрка.
Егор проскользнул перед лошадиной мордой.
– Да!
– Где?!
– Слева!
Юрка поднырнул у кобылы под брюхом. Возле плеча щелкнул кнут, взбивая перемешанную с сухим навозом пыль.
Почтовик стоял в закутке между прилавками и что-то сердито говорил, разрубая ладонью воздух. Коренастый мужчина слушал, не перебивая. Еще один загораживал вейну выход.
Юрка попытался ввинтиться в толпу, но его оттолкнули. Треснули джинсы, зацепившись за ограду узла.
– Стой! – дернул Егор. – Это же те самые! Только без винтовки.
Такер мотнул головой, попытался уйти – и заметил Юрку. Растерянно моргнул. Его собеседник быстро обернулся.
Он!
Юрка толкнул Егора в узел и сам перевалился через заборчик. Куда угодно! Только быстро! На полмгновения накрыло ужасом – не получится! Но ребра будто крюком подцепило, даже хруст услышал. Вспышкой мелькнули перед глазами ориентиры. Закрутило, швырнуло плашмя на твердое. Юрка сглотнул – у него заложило уши – и поднял голову.
Вверх уходила стена из спекшегося камня, и в эту стену клюнул арбалетный болт. Упал на куртку, зацепившись острием за ткань. Юрка судорожно стряхнул его, точно полуживую гадину.
– Они что, охренели?!
Трясло, и хотелось верить, что от холода – солнце, висевшее над дырявым куполом, сюда не доставало, и на дне башни застоялся сумрак.
– Я тоже не думал, что начнут стрелять в толпе, – окликнул Егор. Осторожно потрогал каменную сосульку. – А это мы где?
– Блин, в Цитадели!
Юрка прислушался, но голоса молчали. Снова наваливалась дремота, она душила, точно набитая снегом подушка. Попытался встать – мягко качнулась под рукой стена.
Егор успел подхватить.
– Отвянь, – пробормотал Юрка. Его колотило, и губы не слушались. – Где-то подземный ход… Разнесенный узел.
– Угу, я поищу, а ты ложись.
Укрыло что-то тяжелое, пахнущее дымом и техническим маслом. Юрка закрыл глаза. Показалось, на несколько минут.
Затекло плечо. Стоило шевельнуться, и колко побежали мурашки.
– Сколько я дрых? – спросил Юрка, сбрасывая камуфляжную куртку.
Егор сидел у противоположной стены, упершись затылком в оплавившийся камень. Поднял руку, подставляя запястье тусклому лучу.
– Два шестнадцать.
– Ни фига себе.
Голова казалась тяжелой и гулкой. Хотелось пить, и лучше всего – горячего чаю. Нет, ну как Грин смог провести восьмерых?!
– Я нашел выход, – сказал Егор.
Туннель залил расплавивший камень. Сначала шли, согнувшись, потом пришлось опуститься на четвереньки. В кромешной темноте у Юрки мельтешили перед глазами мутные пятна. Ломило позвоночник.
– Все, привал, – сдался он, переворачиваясь на спину. – Фу…
Воздух казался густым и тягучим, отдышаться не получалось. Невидимый свод прогибался, удерживая толщу крепости. Юрка вытянул руку и кончиками пальцев коснулся холодного потолка. Чертыхнулся шепотом.
– А чья эта Цитадель? – подал голос Егор.
– Не знаю. Никто не знает.
– Знаешь, мне сейчас показалось… Глупости, конечно. Ну, будто это Старая крепость.
– А разве похоже?
– Нет. Не знаю, как объяснить. Вроде и другой мир, но крепость – та же самая.
– Мистика, – буркнул Юрка.
Егор замолчал, и стало еще страшнее. Лежат, точно их заживо замуровали. Юрка снова потрогал свод, колупнул ногтем.