Парень-хирург привалился к стене. Он закрыл глаза и положил на колени руки ладонями вверх. Напротив сидела жрица, выпрямившись и высоко подняв голову. Лица у брата и сестры казались одинаково уставшими.
Сверху сбежала Лиза, попросила у Жельки еще одну простыню.
– Как Дан? – спросил у нее Грин.
– От постели не отходит. Молчит. Олза не гонит, говорит, ему так легче.
Желька бросила в таз тряпку и поманила Лизу за собой. Хлопнула дверь под лестницей.
– Да-а-а, – вздохнул Тобиус и ушел за стойку.
Вернувшись, выставил на стол пыльную бутылку темного стекла.
– Налейте, что ли!
К бутылке потянулся Грин. Отмерил всем поровну, не обойдя ни девушку, ни мальчишек.
– Ну, чтоб жила.
Кружки столкнулись боками.
– Будет, – пообещал лекарь и посмотрел на сестру.
Йорина кивнула.
– Ее молитвами и твоими стараниями, – сказал менестрель. – Про амулет-то сразу понял, что фальшивка?
– Конечно.
– Что же не выдал?
Лекарь дернул уголком губ:
– Кому? Арерам?
– Ну да… Эрик, верно? Я – Игорь, – менестрель протянул руку.
Жрица метнула на него взгляд из-под ресниц, но смолчала.
– Алекс, – представился Грин.
Игорь удивился:
– Эй, ты же говорил: Витька. Виктор Зеленцов. Я точно помню! Парня вон по твоему следу отправил, – он кивнул на Юрку. – Еще увидел, подумал: надо же, нашел! Фантастика!
У Юрки зашумело в ушах. Испуганно посмотрел на него Егор.
– Да какой я уже Зеленцов! – отмахнулся вейн. – Сто лет прошло. Тебя бы не встретил, так и не вспомнил. Просто, ну, хорошо тогда сидели, трактир славянский, ты – земляк, песни наши поешь. Сам не понял, как выскочило.
– Нет, – перебил Юрка, и Егор почему-то взял его за руку, точно они собирались идти через узел. – Вы – Алекс Грин. Дан спрашивал у вас про Зеленцова! В «Хрустальном колокольчике»!
– Когда? А-а-а, ты про то. Не спрашивал он. Мы про Вцеслава говорили, а потом он языком еле ворочал.
Юрка помотал головой. Это неправда!
– А почему Грин-то? – заинтересовался Игорь.
«Пусть он молчит, – подумал Юрка. – Пусть заткнется!»
– Да… глупо вышло. Я только начал на Середину ходить. Молодой, борзый, море по колено. А тут англичане подвернулись. Мы за встречу. Познакомились. Я им: «Виктор Зеленцов», они повторить не могут. Я опять: «Зеленцов, ну, зеленый, зелень». Смеются: «О, Виктор Грин». Я мальчик начитанный, возражаю: «Грин – Александр». Они: «О, Алекс!» Ну и черт с вами, думаю. Утром встал, башка трещит, а на меня мужик кидается, вчерашние собутыльники сосватали. Кричит: «Алекс, вы можете!» Елки зеленые, меня тогда хоть горшком назови… Ну, с того клиента еще потянулись, искали как Грина. Чего народ путать? Да и, признаться, понравилось: как же, дома обычный студент Витя Зеленцов, а тут – Алекс Грин, вейн по особым поручениям. Возраст такой был, сами понимаете.
– Романтика в одном месте играла, – подсказал Игорь.
– Не без этого, – согласился Грин и повернулся к Юрке: – Зачем искал-то?.. Что с тобой? Тобиус, воды!
– Не надо! – крикнул Юрка.
Задергался уголок глаза, обожженный в межсезонье, прижал его пальцем.
– Я… искал, да. Хотел сказать…
Нет, этого не может быть! Грин – его?..
– Сказать… Что я вас ненавижу! Из-за тебя погибла мама! Других спас, а ее – убил!
Грин растерянно смотрел на него.
– Ты бросил ее и сбежал!
– Юра… Господи, боже мой! Да, мне приходилось уходить, когда было поздно. Иногда я просто не успевал. Наверное, твоя мама…
– Моя мама – Дарья Жданова! Она погибла на шоссе, возле остановки. Возле вашего узла!
– Какой остановки?
– Той самой! Не помните?
– Постой… Дашка?! Погибла?!
– Не смейте, – жестко сказал Юрка, вставая. – Не смейте ее так звать. Бросили одну, беременную, а потом позвали на шоссе. Зачем?
– Ничего не понимаю. Я не звал.
– Врете!
Грин переменился в лице.
– Даша ждала ребенка? От меня? Юра, ты?!.
Он коротко усмехнулся:
– Дошло. Здравствуй, папочка!
Вейн тоже поднялся, но Юрка отскочил.
– Не подходите ко мне. Слышите, вы!.. – Он отступал, пока лестничная балюстрада не ударила в спину. – Иди к черту!
Перемахнул разом через несколько ступеней и бросился в свою комнату.
Грин рванулся за Юркой, но его удержала девушка с тигриными глазами.
– Не сейчас, – повелительно сказала она.
Вейн обмяк, повалился на лавку.
– Я не знал. Чем хотите клянусь! Даша ничего не говорила. А у меня срок… Я, когда шел, понял, что это последний. Вернусь, застряну навсегда. Ее было не вытащить – индивидуальная сопротивляемость. Ну, думаю, молодая, полюбит другого. Письмо написал, чтоб не ждала. Скинул почтовиком через слабенький узел где-то в Канзасе. Мне в голову не приходило…
Егор тихонько поднялся и пошел наверх.
Маленькая комнатушка тонула в сумраке. За окном полыхал красный, предветренный закат. Гомонили во дворе васяки, готовясь провожать солнце. Юрка забился в угол. Сидел, упершись локтями в колени и обхватив голову. Костяшки на пальцах побелели от напряжения.
Егор опустился рядом. Плечом к плечу, как в грузовике, что вез на площадь.
– Чего приперся? – неприязненно процедил Юрка. – Будешь заливать, какой он хороший? Достали уже с такими разговорами!
Вот что ему сказать? Егор не знал.
– У тебя умерла мама, – брякнул он, и Юрка ожег взглядом. – А мою он спас. И отца. Солдат в крепости. Получается, ты имеешь право меня ненавидеть. Он же из-за таких, как мы, не остался с вами.
Закричали васяки, Егор вздрогнул от неожиданности. Звенели бубенцы, постукивали барабаны, шлепали по земле пятки – маленький народец благодарил солнце за прошедший день.
Юрка молчал. Лучше бы ругался!
– Я, когда сюда шел, поговорить с тобой хотел, – сказал Егор. – Не знал же, что так получится… Ты слышишь меня или нет?!
– Ну.
– Я подумал: Разведка, конечно, здорово. Миры разные, путешествия и вообще. Но у человека должен быть дом. Мои родители примут тебя, вот увидишь. Нет, я понимаю, глупо сейчас, когда война…
Юрка удивленно смотрел на него.
– Ты можешь оставить свою фамилию, – быстро сказал Егор. – Раз твой отец нашелся.
– Интересно, какую? Жданов? Зеленцов? Грин? Во, блин, вариантов! Спасибо, обойдусь. Я не грудной младенец, чтобы меня усыновляли. Согласен на благодарственную грамоту. Или чего там положено за твое спасение?
– Ну что ты за человек!
– Какой есть. Не нужны мне твои родители. У меня свои были: мама, бабушка, дед.
Громко, на одной ноте, тянули васяки – они закончили хвалебную песню и перешли к колыбельной. В хор влился пес Тобуиса и тоже самозабвенно завыл. Чтоб ему, всю душу выворачивает!
Юрка сидел, уткнувшись лбом в скрещенные руки. Егор повозился, удобнее пристраивая спину – чесалась ссадина, памятка от комендатуры, – и сказал негромко:
– Дурак ты, Юрка.
Тот шмыгнул носом и поднял голову.
– Зато ты больно умный. Ладно, проехали. Если серьезно, зачем явились?
– Я вообще-то и не шутил, – сердито ответил Егор. – Хорошо, давай о деле: необходимо убрать из города семьи комсостава. На все про все – несколько часов. Один поводырь не сможет. Хотели позвать тебя. Но Грин, наверное, теперь не согласится.
– Это еще почему?!
– Рискованно.
– Значит, так, – Юрка оттолкнулся от стены и посмотрел на Егора сверху вниз. – Во-первых, мне плевать, согласится он или нет. Во-вторых… Тебя, значит, отец пустил, а меня нет?
В дверь постучали, и вошел Грин.
– Собственной персоной, – ухмыльнулся Юрка. – Ждешь, что я на шею кинусь? Облом, индийского кина не будет.
Егор начал вставать – пусть поговорят вдвоем, – но Юрка остановил:
– У меня секретов нет. А если кому-то что-то не нравится, может проваливать.
Вейн сел на кровать, сгорбившись.
– Я тебя внимательно слушаю, – с издевкой поторопил Юрка. – Опять споешь песенку про окошки? Как шел и заглядывал?
Егор не выдержал:
– Зачем ты так?
– А как с ним еще?! – огрызнулся Юрка, но все-таки замолчал. Уселся на подоконник, скрестив на груди руки.
«Алекс, ну пожалуйста, придумайте что-нибудь!» – беззвучно взмолился Егор.
Вейн наконец заговорил:
– Через неделю-полторы из-под Верхнелучевска нужно вывести четырнадцать человек. Если ты пойдешь, вместе мы справимся.
Егор прикусил изнутри щеку: каких же сил стоило Грину произнести это?!
Васяки во дворе пели тоненько, жалобно, точно дети.
– Скажи… – У Юрки дернулся уголок глаза, он придавил его пальцем. – Если бы ты знал, что я – есть, ты бы ушел?
Ну вот и кончен разговор, подумал Егор. Если Зеленцов ответит «да» – Юрка его не простит. «Нет» – получается, жил неправильно, не существует на самом деле вейна по имени Алекс Грин, все – обман.
– Только честно.
– Юра… Я не знаю, видит бог. Может, ушел бы. Да, скорее всего. Но потом бы вернулся. Сослагательное наклонение, помнишь?
Егор тихонько выдохнул.
– Отмазался… Значит, зовешь на войну? – спросил Юрка, запихивая кулаки в карманы штанов. – Родитель! А если меня там убьют? Не жалко будет только что обретенного сыночка?
Грин молчал. Перекатывались на скулах желваки.
Васяки внезапно оборвали колыбельную, и пес от удивления подавился воем. Стало очень тихо.
– Я пойду с тобой. – Юрка спрыгнул с подоконника и желчно добавил: – Папа.
Шея затекла. Дан завозился в кресле и проснулся.
За окном густилась ночь, слегка разбавленная на востоке предутренней серостью. Тихонько стучали по подоконнику капли. У постели Хельги клевала носом Лиза. Услышав шаги, девушка встрепенулась и улыбнулась вейну.
Дан присел на корточки. Хельга дышала ровно, лицо ее, освещенное керосиновой лампой, уже не пугало восковой желтизной. Порозовели губы, приоткрылись – очень хотелось их поцеловать, втолкнуть живой воздух: ну же, девочка, очнись! Дан потрогал льняные волосы и вопросительно посмотрел на сиделку.