‒ Не нравится мне это! ‒ сказал Райнхардт. ‒ Стоп машина!
Монотоннный шум дизелей сменился звуком холостого хода, но корабль продолжал двигаться с той же скоростью, если не быстрее.
‒ Назад обоими! ‒ крикнул Райхардт. За кормой послышалось бурление воды, но субмарина продолжала медленное движение вперед.
‒ Что-то нас тащит, ‒ сказал Вихтельман. ‒ Словно течение какое-то.
Райнхардт спустился в центральный пост.
‒ Перископ вверх! На всю высоту!
Раздался визг двигателя и труба перископа выдвинулась высоко над рубкой. Райнхардт перевернул фуражку козырьком назад и приник лицом к окуляру.
Спустя несколько мгновений, он наконец оторвался от него, бледный как полотно.
‒ Полный назад! Что есть мочи!
‒ Что там?
Райнхардт поднялся с сидения перископа.
‒ Конец света. Мы достигли горизонта. Если не верите ‒ взгляните сами, ‒ и побежал вверх по лестнице на мостик.
В самом деле. Море заканчивалось, как ножом обрезанное, и воды, переливаясь через край, обрушивались в пустоту, поднимая в воздух тучи водяной пыли. И так было до самого конца горизонта. Огромная полусфера неба и бесконечный гигантский водопад.
Двигатели ревели, за кормой кипела вода и поднимались клубы черного дыма.
‒ Поворот! Резко! Руль сто! Полный вперед! ‒ ревел Райнхардт по громкой связи.
Корабль, дрожа, как конь, страдающий лихорадкой, начал разворот, но чувствовалось, что делает это по какой-то ненормально широкой дуге.
‒ Левый дизель, малый вперед! Правый, полный вперед! ‒ кричал Райнхардт.
‒ Не вытянем, ‒ прошептал кто-то.
‒ Ерунда! Идем!
Наконец, удалось повернуться кормой к пропасти и Райнхардт распорядился задействовать дизели на полную мощь. Субмарина двигалась, хотя казалось, что с каждым оборотом вращение винта замедляется.
Двигатели ревели изо всех сил, а корабль двигался все медленнее.
‒ Господин оберлейтенант, это течение поверхностное! ‒ крикнул чиф. ‒ Сумеем оторваться под водой!
‒ Срочное погружение! ‒ взревел Райнхардт, не раздумывая. ‒ Живо! Под воду!
Течение отпустило субмарину лишь на глубине ста пятидесяти метров. Мало-помалу оторвались. Это длилось почти час, в течение которого экипаж сидел молча, вглядываясь в циферблат лага, или нервно заламывал пальцы, напряженно глядя в спину рулевого, который выглядел так, словно двигал корабль усилием своей воли.
‒ Может быть, лаг вращается вхолостую, за счет силы течения? ‒ прошептал второй офицер.
Райнхардт отрицательно покачал головой.
‒ Нет. В таком случае мы бы уже свалились. Движемся самостоятельно!
Взрыв энтузиазма едва не разорвал субмарину. Один лишь Райнхардт сидел неподвижно в помещении офицерской столовой и наблюдал как матросы лупят друг друга по плечам, поднимают друг друга на руки и пляшут на гретингах. Дождался, когда все успокоится.
‒ Идем в обратную сторону, ‒ сообщил он. ‒ Назад в Асхейм.
Эйфория утихла.
‒ Где старший матрос Френссен?
‒ В столовой торпедистов.
‒ Позвать в центральный пост!
Френссен был свято уверен, что ему предстоит выдержать разнос за приступ паники на мостике и шел в рубку, как на казнь. Райнхардт, взглянув на его щенячье лицо, почувствовал себя невероятно старым и усталым.
‒ Френссен, усаживайтесь со вторым офицером в навигационном посту и рассказывайте ему все, что вы слышали от своей бабки. Возьмите бумагу и постарайтесь составить нам карту всего этого Асхейма.
‒ Господин оберлейтенант, но ведь это сказки, к тому же, я был еще ребенком и…
‒ Это приказ, оберматрозе Френссен! Вы обязаны вспомнить все! Вы единственный из нас знаете, что все это значит!
‒ Яволь! Есть… составить карту Асгарда…
* * *
‒ Знаете, что мне более всего это напоминает? ‒ спросил чиф во время ужина.
‒ Ну?
‒ Одиссею.
Райнхардт покачал головой.
‒ В нашем случае все гораздо хуже. Одиссей мог плавать себе хоть двадцать лет, а нам необходимо горючее.
‒ По мнению этого коротышки датчанина Френссена, ключом ко всему является 'радужный мост'. Якобы он соединяет миры.
‒ Мы уже проходили точно в том месте, где он был. Он исчез. ‒ Райнхардт намазал кусок хлеба паштетом и покачал головой. ‒ Будем теперь крутиться среди всяких карликов, асов и ванов, пока кто-нибудь из них нас не прикончит. Или не иссякнет горючее. Карта Френссена не дает нам большого выбора. Куда бы вы хотели отправиться? Может быть, в Альвхейм, где живут карлики, светлые альвы, покровители животных, или темные альвы, специализирующиеся в кузнечном деле? А может, в Етунхейм, где обитают… ‒ он взглянул на карту ‒ ледяные великаны? Не хотите ли вы посетить Железный Лес? Или, например, Берег Мертвых? Можно представить, что там за курорт. ‒ Райнхардт откусил мощный шмат бутерброда и вновь с жалостью покачал головой. ‒ К тому же, я беспокоюсь об экипаже. Не каждая психика способна выдержать нечто подобное. Сегодня утром один из унтеров ‒ Флике сошел с ума. Пытался забраться на рубку и выпрыгнуть за борт. Вынуждены были его связать. Теперь лежит в торпедном отсеке. Доктор дал ему какие-то порошки, но это может оказаться эпидемией.
‒ А разве нас это не касается?
‒ После без малого шести лет войны? Мне кажется, что я видал и более безумные вещи. Во мне все выгорело. Я ничему уже не способен удивляться. И даже не хочу больше удивляться. Вот и все.
‒ В любом случае, в этой Вальхалле нам, кажется, ничего доброго не светит.
‒ Вас это удивляет? Не успели мы здесь появиться, как вместо 'здравствуйте' устроили на дереве виселицу, а потом изобразили гитлеровский мини-митинг. Такая вот наша визитная карточка. Вы лично стали бы с подобными разговаривать?
* * *
‒ Что значит: акустик слышит призыв о помощи? ‒ спросил Райнхардт, сдерживая гнев, у маата с центрального поста. ‒ Под водой?
‒ Я лишь повторяю его доклад¸ герр оберлейтенант.
Райнхардт выкарабкался из койки и отправился наверх, натягивая по дороге рубашку.
‒ Кто-то зовет по-немецки, герр командир! Кричит будто его режут.
‒ Дай послушать! ‒ Райнхардт натянул на себя наушники и через минуту недоверчиво покачал головой. ‒ Азимут?
‒ Двадцать пять!
‒ Руль двадцать пять! Посмотрим, что там происходит. Рулевой, держать курс согласно указаниям акустика. Я иду на мостик. Докладывать о любых изменениях.
Корабль двигался среди слабых волн, было пасмурно и холодно.
Берег показался спустя полчаса прямо по носу. Темно-коричневая полоска на горизонте, затем все более отчетливые зубья скал, белые, как сахарные головы, ледники и груды снега. Райнхардт снял с держателей микрофон.
‒ Земля по курсу! Слышны ли еще эти… голоса?
‒ Все отчетливее, герр оберлейтенант.
В дрейф легли в каких-то двухста метрах от скалистого берега. Крик было слышно совершенно отчетливо и уже без помощи аппаратуры. Хриплый, протяжный, полный боли… и мощи.
Второй офицер вынес на мостик кофе, на ходу пережевывая бутерброд с колбасой.
‒ Вам не кажется странным… Этот крик о помощи… По-немецки… Здесь?
‒ Трудно сказать, герр Вихтельман. А летающая голая цыпочка вам не кажется странной? В самом деле, что здесь можно считать странным?
‒ Будем входить в тот залив?
‒ Да. Распорядитесь артиллерийскому расчету занять места у орудий.
Узкий, окруженный скалами, залив был достаточно глубок, чтобы туда можно было ввести субмарину, но все равно шли с максимальной осторожностью. Обе орудийные башенки беспрерывно вращались с борта на борт. На боевом мостике обермаат Литцман заправил в пулеметы барабанные магазины, передернул затвор и впечатал плечи в обшитые кожей упоры приклада. Стало тихо. Крик прекратился. Офицеры застыли с биноклями у глаз, рассматривая каждый сантиметр скалистого берега. Где-то заверещала чайка. Оторвавшись с треском, съехал в воду кусок ледника.
‒ Что это за звук?
‒ Это трескающийся лед, герр оберлейтенант. Лед так скрипит. Подтаивает и сейчас снова где-нибудь обрушится.
‒ Хотелось бы знать ‒ где?
Скрипело и трещало все громче и, наконец, все увидели в каком именно месте. Большой кусок ледника покрылся симметричными трещинами, но вместо того, чтобы обрушиться, поднялся вверх, показав на свет серебристо-белое, словно стеклянное, лицо величиной с фасад ратуши. Неприятное, дикое лицо с выпученными глазами, горящими холодным голубым сиянием ацетиленового пламени, с пастью, полной оскаленных клыков, похожих на двухметровые сосульки. На палубе воцарилась глубокая тишина. Чудовище на берегу, до сих пор стоявшее на четвереньках, стало приподниматься и выпрямляться, потрескивая и поскрипывая, обрушивая с себя пласты льда. Оно оказалось приблизительно восьмиметрового роста.
‒ Инейный великан, ‒ прошептал Френссен.
‒ Двигатели полный назад, зенитки приготовить к бою… ‒ спокойно распорядился Райнхардт.
Чудовище отворило карикатурную получеловеческую пасть и издало оглушительный, низко звучащий рык, словно растрескался и лопнул материковый лед Арктики. Этот ‒ то ли треск, то ли протяжный гром рассек воды залива могучим потоком инея и дохнул обжигающим холодом в лица людей. Волна ужаса, вызванного этим звуком, захлестнула матросов, часть из них упали на колени, затыкая уши, но в тот же миг поверх их голов раздался сухой стук эрликонов. Берег внезапно порос кустами разрывов зенитных снарядов, засыпающих залив осколками льда и железа. Чудовище двигалось молниеносно и каким-то чудом оставалось невредимым.
‒ Промах! ‒ вскричал Райнхардт. ‒ На ста пятидесяти метрах, это позор! Поправить прицел!
Гигант съежился и на удивление быстро пустился в бег между скалами, в то время как вокруг него разрывались зенитные снаряды. Лед и камни взлетали в воздух у него из-под ног и за его ссутулившейся спиной, но невозможно было понять: причинило ли это ему хоть какой-нибудь ущерб. Литцман также пустил в догонку великану струи пуль из своих визгливых пулеметов, но без какого-либо эффекта. Канониры, разворачивая эрликоны, вращали рукоятки приводов с сумасшедшей скоростью. Раскаленные гильзы сыпались в воду.