398. Тем не менее он готов признать, что сам факт эмиграции в итоге обогатил русскую поэзию.
В своей вступительной статье к антологии «Муза Диаспоры» Терапиано неоднократно проводит параллели между развитием поэзии русского зарубежья и советской поэзии, видя, например, признаки фундаментальной связи между диаспорой и метрополией поверх государственных границ в том, что и там, и здесь наблюдается отход от формального экспериментирования. Тем не менее эта статья устанавливает вектор развития русской поэзии за рубежом, который не был присущ поэзии в Советском Союзе: «Вопрос о человеке нового времени – не о теоретическом, как в Советском Союзе – но о человеке реально существовавшем, как бы чудом сохранившемся за рубежом, – лег во главу угла, стал темой нового времени и мог обсуждаться только в атмосфере свободы, т. е., по условиям времени, – за рубежом»399. Терапиано героизирует «парижских» поэтов 1930‐х годов: «В одиночестве, в суровых условиях эмигрантской жизни, в которой каждый человек и духовно и материально был предоставлен исключительно своим силам, среди полного безразличия к нему „своих“, именно в силу своей духовной и моральной совлеченности, новый человек, Рыцарь Бедный, человек тридцатых годов приобрел большую зоркость и меру»400. Возможность того, что контакты с другой культурой могли бы способствовать проницательности и литературному творчеству этого поколения, как идея не рассматривается. Обсуждая послевоенную ситуацию, Терапиано продолжает опираться на сравнение поэзии в Советском Союзе, лишенной свободы, и поэзии за рубежом, которая для него олицетворяет собой свободу творчества.
Исследование содержащегося в этих пяти антологиях материала позволяет проверить утверждения их составителей о неизменности и преобладании темы России в поэзии русской диаспоры, а также сравнить, как в каждой антологии конструируется чувство принадлежности к общине и чувство идентичности применительно к России и нации. Сразу становится очевидно, что ни одна из этих антологий не включает подавляющее число стихотворений, которые прямо посвящены русской теме: ностальгии, воспоминаниям о бывшем доме, чувству утраты родины и корней, а также ощущению постоянной связи с родиной. Большинство стихотворений во всех случаях являются лирическими размышлениями о любви и одиночестве, сиюминутных настроениях и впечатлениях, откликами на мир природы, а также воспоминаниями, вызванными сценами из городской и домашней жизни. Подсчет количества стихотворений, прямо связанных с русской темой, будь то потерянная родина или нежно вспоминаемый дом, показывает, что доля таких стихотворений фактически возрастает в более поздних антологиях. В «Якоре» их доля составляет 12% от всего сборника; в «Эстафете» – 10%, в «На Западе» – 16%. Затем эта доля возрастает до 21% в «Музе Диаспоры» и до 24% во «Вне России».
Дальнейший анализ стихотворений, в которых напрямую затрагиваются темы, связанные с Россией, выявляет достаточно разные результаты. В некоторых из них выражено чувство невосполнимой утраты либо описано существование вдали от дома. Неудивительно, что в антологии «Якорь», изданной первой, почти 40% стихотворений, темой которых является Россия, отражают подобную сторону эмигрантского опыта. Одно из стихотворений, созданное Раисой Блох, выражает глубокое чувство утраты в сдержанной и стоической манере, что напоминает ранние, дореволюционные стихотворения Анны Ахматовой. Поэтесса оказалась между необходимостью жить в настоящем и невозможностью забыть свою прошлую жизнь, безвозвратно утраченную. Стихотворение начинается следующими словами:
Принесла случайная молва
Милые, ненужные слова:
Летний Сад, Фонтанка и Нева.
Вы, слова залетные, куда?
Здесь шумят чужие города
И чужая плещется вода401.
Возможно, не вызывает удивления и тот факт, что авторами стихотворений в «Якоре», чтение которых рождает чувства утраты и отчуждения, чаще выступают поэты старшего поколения. В то же самое время, в «Якорь» вошло больше всего стихотворений, в которых выражены долговременная привязанность к России и надежды на возвращение на родную землю (32%). Ни одна из последующих антологий не показывает подобного результата. «Якорь» также является исключением в том плане, что в стихотворениях отражены новые возможности, предоставляемые странами, в которых поэты находятся в текущий момент (25%). В связи с тем, что воспоминания о пути в эмиграцию еще свежи в памяти составителей и авторов стихотворений, следует ожидать, что темы, затронутые в первой антологии поэзии диаспоры, больше касаются проблем отъезда, попыток укорениться и размышлений о связях с тем, что осталось позади. После «Якоря», больше всего поэтических произведений, затрагивающих тему эмиграции как утраты, представлено в сборнике «На Западе» (31%), включая стихотворения Ивана Бунина «Потерянный рай», Дмитрия Мережковского «Иногда бывает так скучно», а также Ирины Кнорринг «Я уж не так молода, чтобы ехать в Россию», в котором она рисует свое безрадостное существование в эмиграции:
Жизнь прошаталась в тумане – обманчиво сером,
Где даже отблеск огня не сверкал вдалеке.
Нет у меня ни отчизны, ни дружбы, ни веры, —
Зыбкое счастье на зыбком и мертвом песке402.
Только больничная койка и простой деревянный крест – все, что осталось ждать от будущего. В одном из стихотворений Лидии Червинской в антологии «На Западе» сравниваются уверенность и определенность в прошлом с ненадежностью существования в настоящем:
Когда-то были: родина, семья,
Враги (или союзники), друзья…
Теперь остались только ты и я.
Но у тебя и в этом есть сомненье403.
В изданной в послевоенное время антологии «Эстафета» в меньшей степени представлены стихотворения, затрагивающие тему утраты родины и оторванности от дома в настоящем. В ней вообще нет стихов, отражающих постоянную эмоциональную привязанность к России. Исключение составляют случаи, когда детство и природа вспоминаются с ностальгией, а также когда Россия изображается не как определенное место на карте, а как литературный образ, сконструированный посредством языковых средств и воображения. Если ностальгия и присутствует в стихотворениях, содержащих воспоминания о прошлом как болезненное напоминание об утраченном, то в более поздних антологиях она появляется чаще в тех стихотворениях, в которых память создает обнадеживающее чувство идентичности и преемственности. Антологии поэзии диаспоры не способны воссоздать родину либо заменить ее. Однако они могут стать пространством для «рефлексирующей» ностальгии, как определяет ее Светлана Бойм (в отличие от «реставрирующей» ностальгии, которая делает акцент на «национальном прошлом и будущем»). Рефлексирующая ностальгия связана с «индивидуальной и культурной памятью»; она «концентрируется на руинах, патине времени и истории, мечтах об иных местах и иных временах»404. По словам Слобин, литература предлагает диаспоре «пространство памяти»405. Возможно, это – рефлексирующая ностальгия, вызывающая чувство постоянной привязанности к «другому месту и времени» в России, о которой говорится в предисловии к антологии «На Западе», а также глубинная культурная память о контрасте между Россией и Западом, являющаяся фундаментом русской идентичности.
Книга «На Западе» является самой ностальгической из пяти рассматриваемых антологий. Она содержит вторую по величине долю стихотворений о России, в которых авторы вспоминают моменты из детства или юности, проведенных на родной земле (15%), включая воспоминания о нянях-крестьянках в стихотворениях Константина Бальмонта и Владислава Ходасевича406. Стихов, вызывающих ностальгические воспоминания об определенных местах и пейзажах, значительно больше в этой антологии, чем во всех остальных (37% стихотворений на тему России и дома). В нее вошли следующие стихотворения: «Уездная сирень» Дона Аминадо, вспоминающего неповторимый аромат весны в России; «Такое небо бывает над снегом» Галины Кузнецовой, описывающей катание на санках зимой; «Стало в улицах дымно и шумно» Софии Прегель, изображающей скоромный уличный пейзаж Петербурга, воскрешая в памяти виды, звуки, запахи и ощущения, каждая деталь которых так знакома автору:
Талый лед под перилами булькал,
На мостах врастали горбы.
На ходу обломала сосульку,
У кривой водосточной трубы407.
Возможно, самой поразительной особенностью антологий является то, что с течением времени ссылки на русскую литературную традицию становятся все более многочисленными. Русская литература, определяемая Слобин как «пространство памяти», похоже, выступала в роли общего ресурса, сыгравшего важную роль в формировании коллективной идентичности для членов диаспоры, которым будущее в метрополии казалось практически невозможным. Учитывая заглавие, неудивительно, что в «Музе Диаспоры» стихотворения, темой которых является Россия и дом, составляют значительную часть (29%). Однако эта доля намного больше в антологии «Вне России», в которой 44% таких стихотворений создают чувство принадлежности, обращаясь к русской литературе. Имя Александра Пушкина встречается очень часто – упоминается ли оно вскользь, как в стихотворении «Кишиневские похороны» Довида Кнута, или находится в центре внимания, как у Марины Цветаевой в «Стихах к Пушкину». Другие авторы, которые встречаются во включенных в антологию стихотворениях, – Михаил Лермонтов, Николай Гумилёв и Александр Блок