Присутствие героя, обожаемого войсками, придало сражению новую силу. Каре Племянникова сомкнуло свои ряды. Гренадерский полк под предводительством бригадира Озерова отразил фанатичные атаки янычар. Богатырские штыковые удары русских солдат, поголовно кричавших «да здравствует Екатерина!», опрокинули густые турецкие ряды. Напрасны оказались все последовавшие усилия турок остановить русскую армию. Неприятельские войска, поражаемые картечью и русской конницей под начальством генерал-поручика, графа Салтыкова и генерал-майора князя Долгорукого, принуждены были укрыться в окопах. Главные русские силы атаковали неприятельский лагерь с фронта, между тем, генерал-поручик Николай Репнин, обойдя его в тыл, громил турок огнем своей артиллерии. Мусульманские полчища, дрогнув, в ужасе обратились в бегство, оставив победителям в добычу свой лагерь со всей артиллерией и множеством запасов. Попытки Иваззаде Халил-паши и Мустафы-паши остановить бегущих при помощи увещеваний и угроз не увенчались успехом. Сам же Верховный Визирь ускакал в крепость Измаил. Однако не долго он там сидел: после той победы Румянцев шел по пятам неприятеля и в течение короткого времени занял Измаил, Килию, Аккерман, Браилов и Исакчу. Своими победами он оттянул главные силы турок от Бендерской крепости, кою уже два месяца осаждал генерал-аншеф Петр Иванович Панин, который взял ее, наконец, штурмом ночью, в середине сентября. Известие о сей победе императрица приняла весьма сухо, понеже взята крепость была слишком дорогой ценой – гибелью шести тысяч солдат, и сам город оказался обращен в развалины.
Генерал-аншеф Петр Румянцев был щедро вознагражден своей императрицей. Она была не просто счастлива. Щедрость ее не знала границ, и в знак восхищения победителем Екатерина наградила Петра Румянцева, такожде как и Алексея Орлова, орденом Святого Георгия первой степени, шпагой, усыпанной бриллиантами, и званием генерал-фельдмаршала с добавочной фамилией – Задунайский.
Румянцев, получив Георгия первой степени, стал первым из россиян, кто получил сей орден. Сам король Фридрих Второй пришел в восхищение от побед русского полководца и поздравил его с оными в своем послании.
Сии две победы воодушевили Екатерину и всю Россию. Благодаря гению Петра Александровича Румянцева и его новой тактике ведения боя прекратилась долгая полоса военных неудач России и началась победная история русского военного искусства.
Генерал-майор Потемкин не упускал случая отличиться на поле боя, о чем сообщал в своих рапортах главнокомандующий первой армии князь Голицын, а зимой следующего года – главнокомандующий второй армией граф Румянцев. В январе Потемкин, теперь прикомандированный к корпусу генерала Штофельна, участвовал в стычках, отражая вылазки Абдул-паши; в феврале, не щадя себя, участвовал в захвате Журжи, где кавалерия совершила несколько дерзких атак, разбила двенадцатитысячный отряд врага, захватила две пушки и несколько знамен. В конце зимы в Совете был зачитан рапорт Румянцева, где он писал о подвигах генерал-майора Потемкина, который «сам просился у меня отправить его в корпус генерал-поручика фон Штофельна, где самым делом и при первых случаях отличил уже себя в храбрости и искусстве». Румянцев рекомендовал представить Потемкина к награде, и тот получил первый орден – Святой Анны.
Сие стало токмо началом военной карьеры Потемкина. Получив очередной репорт главнокомандующего о том, что в битве при Ларге, когда семьдесят две тысячи турок и татар оставили свои укрепления и бежали, Потемкин, прикомандированный к корпусу князя Николая Репнина, атаковал укрепления крымского хана, сумев выстроить солдат в особливое каре и овладеть ретраншементом татар, императрица не замедлила с наградой для него. Получив орден Георгия третьей степени, Григорий Потемкин послал императрице благодарственное письмо. И продолжил не щадить себя.
Вестимо, он страшно тосковал по предмету своей любви. Война войной, подвиги подвигами, карьера карьерой, награды наградами, но ради чего и кого? Ему смертельно хотелось видеть ее глаза и все, что внутри ее взгляда. С прекращением военных действий, в конце осени семидесятого года, он положил воспользоваться успехами русского оружия и, естественно, своими маленькими победами. Отпросившись у фельдмаршала Румянцева, он направился в Петербург. Главнокомандующий, несомненно, восхищался умом и воинскими доблестями Потемкина, но был рад отправить его подальше: уж слишком сей воин, покровительствуемый императрицей, всюду успевал. Впрочем, отправляя его в столицу, он вручил ему письма для императрицы и графа Григория Орлова, поручив ему за время отпуска поспособствовать защите своих и армейских интересов.
Словом, Потемкин вернулся в Петербург с репутацией героя и хвалебной рекомендацией Румянцева.
Императрица, пребывавшая в восторге от славных побед, дала ему аудиенцию. Увидев, устремленный на него теплый взгляд императрицы, Потемкин кинулся ей в ноги, облобызал протянутую руку.
– Полноте, господин генерал-майор. Прошу вас, встаньте, – просила она, приподнимая его за руку.
Потемкин встал. Пред императрицей громоздился глыбой паче возмужавший, обветрившийся, посуровевший ее рыцарь. Императрица почувствовала себя против него каким-то маленьким существом. Она даже отошла от него, села в кресло, жестом пригласив расположиться напротив. Пока он усаживался, Екатерина оглядывала его, и на губах ее играла улыбка, а глаза приглушенно сияли. Принятый от Потемкина пакет Румянцева она распечатала, пробежала глазами.
– О-о-о! Послушайте, генерал-майор, что о вас пишет в письме ваш главнокомандующий!
Она зачитала ему две строчки:
– «Он сам искал от доброй своей воли везде употребиться. Он в состоянии подать объяснение относительно до нашего положения и обстоятельств сего края».
Потемкин хмыкнул и, обнажив крепкие зубы, улыбнулся.
– Да, я в состоянии подать объяснения любые, каковые вам бы пожелалось, Ваше Величество.
Екатерина отложила письмо.
– А расскажите мне, Григорий Александрович, как же он смог учинить оную победу?
Потемкин ответствовал по-военному коротко и быстро:
– Разгадка проста: он изменил стратегию и тактику боя. Порешил обычно применяемое огромное каре разбить на несколько частей, дабы сделать их подвижными. Командиров им наш главнокомандующий подобрал умных и удалых. Они, зная общий план битвы, действовали самостоятельно, в зависимости от ситуации в бою.
Екатерина слушала его внимательно, впитывая и запоминая каждое слово.
– Браво нашему генерал-фельдмаршалу! Каков умница!
– Но сие не все, государыня-матушка! Наш герой придумал еще снять с конницы тяжелые, мешавшие вести бой кирасы, которые никак не спасали. Такожде, что весьма важно, он приучил артиллерию быстро, в зависимости от ситуации в сражении, передвигаться по полю боя. Кстати, наш Мелиссино Петр, пожалуй, лучший артиллерист на всем свете! Не будь его батареи, еще неизвестно, чем бы закончилось сражение на Кагуле.
Императрица испуганно и недоверчиво смотрела на Потемкина.
– Неужто так серьезно? И победителями бы оказались турки?
Она передернула плечами.
Потемкин усмехнулся.
– На войне как на войне! Всяко бывает. А проиграть битву могли бы… Был момент. Румянцевская храбрость сыграла роль, когда он врезался в сечу и остановил бегущих с поля боя солдат.
– Да-а, – императрица немного успокоилась. – Наш Румянцев создан для войны! Но расскажите еще о генерал-квартирмейстере Бауре. Сказывают, он славный командир.
– Стало быть, генерал Баур. – Потемкин шмыгнул носом, загадочно посмотрел на императрицу. – Ну, что я имею сказать? Как на мой взгляд, так успеху действий нашего достопочтенного и многоуважаемого фельдмаршала Румянцева-Задунайского весьма поспособствовал Баур, его главный помощник и правая рука. Генерал Баур обладает редким даром представлять в своей голове диспозиции войск и их сражений, строить мосты, вести осады. Его военный глазомер, как я полагаю, заменяет карты с топографией. Верный взгляд его объемлет все пространство поля сражения. Словом, редкий экземпляр военного человека. Повезло главнокомандующему – и, вестимо, всей нашей армии!
– Ваша характеристика, Григорий Александрович, меня весьма радует. Вижу, что горазд сей генерал!.. Стоит высокой награды.
Потемкин по-военному кивнул головой, дескать, рад слышать таковое мнение.
– Стоит, государыня-матушка. Стоит.
Екатерина что-то черкнула на бумаге и паки обратилась к Потемкину.
– Любопытно было бы послушать, Григорий Александрович, как вы находите турок? Свирепы?
Потемкин, чуть помедлив, кивнул.
– Свирепы. Хотя, когда в начале июня мы шли в наступление навстречу многотысячной турецкой армии, которая стояла при слиянии Прута с Ларгой, то впервые увидел я перед собой крупный лагерь турецкой армии: огромное скопление шелковых палаток, лошадей, повозок, развевающиеся зеленые флаги и турецкие символы власти – конские хвосты. Женщины, слуги. То ли армия, то ли базар. Трудно было вообразить, что они так свирепы.
– А в сече? – любопытствовала императрица, убрав улыбку с лица и пытливо заглядывая ему в глаза.
Григорий Александрович вздохнул.
– Ну, здесь что сказать, – он чуть помедлил. – Секут они – дай Боже! Тут им помогает их огромная вера, почти фанатизм. Чем паче опасность, тем они становятся бесстрашнее. Коли наш солдат попадается в плен, ему сразу секут голову и поднимают на пику. Берут они, вестимо, прежде всего массой: множество солдат выстраиваются треугольниками, которые набегают волнами и ведут бой. Причем вперед турки выставляют самых смелых – а замыкают их, по-видимому, трусы. Окромя того, перед сечей турки курят опиум, приводя себя в состояние возбуждения. Отсюда у них и свирепый вид, который усугубляется воплями «Алла-Алла».
– Боже мой, как же смогли выдержать мои солдаты натиск сих дикарей? – молвила дрогнувшим голосом Екатерина. Но увидев, что рыцарь ее собрался паки кинуться к ней в ноги, быстро встала, подошла к окну.