Екатерина не спускала с любимца благодарных глаз. Тот скромно улыбался в ответ.
– А что, граф Григорий Григорьевич, тяжело было справиться с оной задачей? – спросил цесаревич Павел Петрович.
– Что вам сказать, Ваше Императорское Высочество? Не так уж и легко, – ответил граф Орлов, явно не собираясь распространяться о событиях в Москве.
– Расскажите, граф, подробнее, прошу вас, – обратился к графу архимандрит Платон. – Мы все не устаем удивляться, как умело вы справились с оной весьма и весьма непростой задачей.
Орлов вопросительно посмотрел на императрицу. Екатерина Алексеевна, ободряюще кивнув, добавила:
– Граф Григорий Григорьевич, недаром в вашу честь выбита медаль благодарным отечеством, – она любовно провела рукой по медали на его груди. – Будьте так любезны, милостивый граф, расскажите моему сыну о своем подвиге, дабы тот стал достойным примером и для него.
Склонившись и поцеловав ей руку, Орлов заметил:
– Сам не знаю, как бы все сложилось, но накануне отъезда я имел разговор с приятелем, лордом Каткартом, который сказал мне, что лучшее лекарство от панического страха есть вид человека бесстрашного. Вот таким я и явился в Москву. Всем своим поведением я показывал, что меня ничего не страшит.
И Панин, и архимандрит Платон, и Великий князь, и императрица слушали его с большим вниманием.
– А было ли на самом деле страшно? – не замедлил полюбопытствовать цесаревич.
Глаза цесаревича смотрели серьезно и выжидающе.
Граф Орлов отрицательно качнул головой.
– Нет, – ответил он и замолчал, задумавшись, о чем же рассказать дальше.
Архимандрит Платон помог ему:
– Что же стало вашим первым шагом в спасении людей?
– Первое, что я сделал – объявил, что в Москве действительно свирепствует моровая язва, и призвал жителей вооружиться мужеством, надеждой и крепостью. Сразу же учредили комиссии, предохранительную и исполнительную. Доктора начали собираться, объявлять результаты своих совещаний и давать советы, как всякий предохранить сам себя может. Было такожде увеличено число карантинов и больниц.
Здесь Екатерина прервала его, и, назидательно подняв палец, сказала:
– Причем граф Григорий Орлов отдал под больницу свой родовой дом на Вознесенской улице.
– Да, – продолжил Орлов, видно, увлекшись воспоминаниями недавних событий. – Были учреждены на казенный счет дома для воспитания сирот потерявших от чумы родителей. Докторам дали сверх двойного жалованья ежемесячное содержание, с обещанием в случае смерти значительной пенсии их семействам. Частным цирюльникам, исполнявшим роль фельдшеров, выплатили жалованье. Больничным служителям обещали по окончанию их службы вольность.
Архимандрит напомнил:
– Вы забыли еще солидную часть своего репорта, который все слушали тридцатого ноября. Например, зная, что русский человек куда больше самой болезни боится больниц, вы разрешили лечение на дому, а выходившим же из больниц велели давать вознаграждение от пяти до десяти рублев. Умерших людей хоронили на отдельных кладбищах служители и арестанты. Окромя одежды и содержания, последним давалось обещание прощения.
– Дорогой мой друг, – сказала Григорию с волнением в голосе Екатерина Алексеевна, – вы проявили необыкновенную распорядительность, и оное все с благодарностью отметили. Наипаче же вам благодарны я и мой сын.
Тонкий и хрупкий Павел Петрович, поклонившись ему, торжественно, ломающимся до фальцета голосом сказал:
– Я, как и матушка, как и весь русский народ, почитаю вас героем, граф.
Григорий Орлов поклонился ему в ответ. Довольно улыбающаяся императрица довершила беседу хорошей новостью:
– Теперь, с окончанием зимы, по давнему совету покойного Михаила Ломоносова для улучшения питьевой воды и соблюдения санитарной чистоты в городе решено сделать первый водопровод из Мытищ. Вода будет поступать в Москву по трем водораздельным каналам.
Григорий Орлов радостно улыбнулся.
– Сие весьма правильно: учинить водопровод! Михайло Ломоносов плохого не посоветовал бы.
– Сенату дано указание изыскать меры по уменьшению распространения сей моровой язвы, – вернулся, наконец, в разговор Панин.
– Мы желаем привлечь к строительству водопровода нашего самородка Кулибина Ивана Петровича, – продолжила свою мысль государыня. – Думаем и об оспенных прививках всему народу. Словом, у нас есть планы по оному поводу, но следует еще над тем поразмыслить. Потом доложу Совету все как есть.
Одарив всех приветливым взглядом, она встала и, попрощавшись с сыном и его воспитателями, пригласила графа Орлова следовать за ней.
Война с Турцией, спровоцированная Францией, длилась уже более двух лет. Румянцев переслал государыне в подарок инкрустированный кинжал, на что Екатерина Алексеевна, поблагодарив его, заметила ему в письме, что была бы рада следующим подарком заполучить господарей молдавского и валахского. Румянцев постарался, и к осени желание императрицы было исполнено: генерал Иван Карпович фон Эльмпт, вступив в Яссы, взял в плен господарей Валахии и Молдавии. Их жители немедленно присягнули Екатерине, о чем с радостью и гордостью Петр Румянцев и сообщил своей монархине. Александр Михайлович Голицын, Петр Александрович Румянцев и Петр Иванович Панин показали русскую силу самонадеянным и наглым туркам, захватив Хотин, Азов и Валахию, тем самым прославив императрицу Екатерину и Россию. Ободренная воинскими успехами, Екатерина замыслила завоевать Кавказ. Она отдала приказ собрать сведения о положении Тифлиса и других кавказских владений.
Алексей Орлов продолжал блокировать Дарданеллы, держа в страхе Турцию так, что неприятельская эскадра опасалась выйти из пролива. Остальные корабли русского флота стали маневрировать между Кандией и Цирихом, собирая дань с островов архипелага – дань, кою до того времени платили Оттоманской Порте. Окромя того, русские корабли, парализовав движение их флота, захватывали все суда, которые везли туркам съестные и военные припасы. Координируя свои действия с сухопутными войсками, адмирал Спиридов предпринял ряд атак на крепости на всем Средиземном море до побережья Сирии и Египта.
Многовековой военный престиж Турции стремительно падал – прямо пропорционально возвышению военного престижа России. Неизбежные после военного поражения брожения и смуты, связанные с перебоями в поставке продуктов первой необходимости, еще более ослабили Турцию. В ее городах, живших преимущественно подвозом с моря, открылись болезни и голод. Ко всему, из-за голода и страха нового нападения русских быстро распространилась моровая язва, в начале объявившаяся на туретчине, в Смирне. Горожане и селяне быстро обнищали. Доведенные до отчаяния, они умоляли христианских консулов передать графу Алексею Орлову о своем жалом положении, дабы выпросить пощады, ибо иначе людям оставалось токмо умереть от голода. Граф Орлов, жалостливый в душе, как и всякий русский, уверил их в полной безопасности от российского флота.
Между тем, господствуя на море, граф Орлов захватил множество египетских, алжирских, тунисских и трипольских кораблей, кои, не зная о поражении турецкого флота, шли к нему на помощь. Граф Алексей Григорьевич овладел почти всем архипелагом. России подчинились Лемнос, Митилена, Парос, Тан, Порто-Кавелло и другие острова. Ввиду столь неблагоприятных условий и возможности появления русского флота близ Константинополя, турецкое правительство пошло на уступки и решило просить мира, выбрав посредником прусского короля. В Петербург для скорейшего примирения был отправлен принц Генрих Прусский, с коим Екатерина Вторая встречалась два года назад, решая вопросы касательно раздела Польши.
Видимо, каждодневно обращавшиеся к Аллаху турки выпросили хоть какое-то возмездие за свое поражение, понеже оба брата, Алексей и Федор, неожиданно сильно заболели. В середине ноября, сдав начальство над флотом адмиралу Спиридову, на корабле «Три Иерарха» они уехали в Италию. Чуть почувствовав себя лучше, оставив больного брата в Мессине, Алексей Орлов направился в Ливорно, понеже в ожидании новой кампании ему надобно было запастись всем необходимым для русского флота. Затем, получив от императрицы Екатерины приказ отчитаться о положении дел в архипелаге, он отправился в Россию через Неаполь и Пруссию, где им очень интересовались и приветствовали как знаменитого полководца. В Петербург он прибыл в начале весны семьдесят второго года. Окромя доклада об архипелаге, он желал просить Ея Величество государыню Екатерину Алексеевну изменить содержание мирного договора с Турцией, понеже находил предлагаемые условия недостаточно выгодными для России, тем более что русский дипломат Обресков до сих пор содержался в ужасающе унизительном положении в тюрьме вместе с другими десятью членами посольства. Он считал, что никаких переговоров не может быть до их освобождения, с чем государыня вполне согласилась. Обресков с поредевшей своей миссией вернулся в Петербург лишь в августе, через пять месяцев после посещения столицы графом Алексеем Орловым.
В руках русских находилось до двадцати островов архипелага, но Алексей Орлов высказался против приобретения их. Адмирал Григорий Спиридов стоял за приобретение Пароса, считая, что любая страна бы отдала миллионы, дабы завладеть хоть одним островом. Но оказалось, что слишком много сопряжено разнообразных противоречий и затруднений для решения в пользу приобретения островов для России. Пока же вопрос сей висел в воздухе. Ожидались большие торжества в связи с беспримерными победами русских на море.
Когда Алексей Орлов прибыл, его торжественно приняла императрица Екатерина и осыпала милостями. Она велела в честь него выбить медаль, на коей под портретом графа была сделана надпись: «Гр. А. Г. Орлов – победитель и истребитель турецкого флота». Окромя того, по приказу государыни он стал зваться Орловым-Чесменским – в честь его победы над турками в бухте Чесма, такожде медаль с поверженным турецким флотом, на верхней части коей красовалось слово «Был» – дескать, был флот, а теперь его нет.