Он знал, что время лечит все, понимал умом, что, наверное, когда-нибудь сможет спокойно увидеть Анну, но сейчас-то что было делать?.. Князь позвал его к себе и предложил отправить в Москву учиться.
— Благодарю, но мне никакие науки на ум не пойдут... — мрачно ответил Андрей.
— Ну и дурак! Чем жить-то будешь? На Макарьевской ярмарке купцам зубы рвать?
— Да!
Повернулся и ушёл, слыша за спиной оклик князя, но не обернувшись. Он не желал видеть никого, кто бы знал его ранее, кто мог бы заговорить о Лыскове, о князе и княжне. С небольшой котомкой Андрей отправился именно на ярмарку, раскинувшуюся всего в пяти вёрстах от села.
Неожиданно дела там у него пошли весьма успешно. Подменив сильно захмелевшего московского лекаря, Андрей в первый же день облегчил страдания нескольких купчин: одному пустил кровь, другому выписал хины, третьему прочистил уши, четвёртому вправил вывих... и побежал слух о молодом, но умелом лекаре. Платили довольно, и Андрей со страстью погрузился в обретённую практику. Проплывавший мимо по Волге князь Кочубей искал врача для заболевшей дочери и позвал по совету ярмарочных старшин именно Медведева. Маленькая девочка испортила себе желудок неумеренным потреблением ягод, что поправить было делом нехитрым. Князь, подпавший невольно под обаяние юноши, предложил отправиться вместе по Волге и далее в Крым, обещал своё покровительство и помощь, но Андрей, не задумываясь, отказался.
Он не мог оставаться рядом с ней, но быть далеко от неё также не мог!
Пришла глухая осень. Ярмарка закрылась. Князь с княжною переехали в Москву, и Андрей вернулся домой. Целыми днями он то валялся на полатях, то бродил по поредевшим лесам, приминая лаптями пружинящий слой золотой листвы.
Он позволил себе думать об Ане, и оказалось, что воспоминания стали не так жгучи, как ранее, но на душе было тягостно. Судьба дунула легонько, не осталось и следа от детских мечтаний. Он не знал тогда, что оружие Провидения милосердие и разит настолько же, насколько лечит.
«За что столь жестоко наказан?» — терзался Андрей. И пришло мгновенное открытие: так не случайно же судьба послала ему единственную и пламенную любовь к женщине, которая никогда не сможет с ним соединиться. Тем самым яснее ясного указывалось: твой удел не житейский, твой жребий не от мира сего. Искать следовало в мире ином!..
Не замечая дороги, он брёл через берёзовую рощу, через опустевшие поля, вдоль лениво текущей речки... Сообразив, что ушёл слишком далеко, повернул назад, и та же речка с тёмным омутом под ивами и редкими кувшинками в тихих заводях, те же поля с остьями убранных хлебов, та же роща, в которой стало по-осеннему светло и печально, а он сам стал другим... Совсем друг и м! Будто поднялся на какую-то необыкновенную высоту, с которой иначе виделись житейские радости и горести.
Следовало переменить своё положение немедленно и решительно, но как именно, он не то чтобы не знал, а не был уверен... Поступить в Московский университет — и жить с ней в одном городе? — Нет, невозможно!.. Пойти в солдаты? Рекрутский набор ещё не закончился, но — самому идти под многолетнюю солдатскую лямку? Подчиняться Андрей готов был лишь судьбе...
А тянуло даже в опустевший княжеский дом. Как-то ночью он бродил вокруг, стараясь не сойти с песчаной дорожки в грязь, и вдруг приметил в нижнем этаже свет, услышал странные голоса. Можно было пройти мимо, не сторож, но, не раздумывая, быстрыми прыжками он подобрался к окну и увидел монахов, на коленях читающих молитвы. То были одни из многих странствующих по Руси иноков, которым по распоряжению князя давали приют и еду. Почему-то Андрей не ушёл.
Стоял и смотрел, с ним заговорили. Слово за слово, он вошёл в комнатку под низкими сводами, опустился рядом на колени на твёрдый пол перед слабым огоньком лампады, и сами собой полились из его уст слова, обращённые к Господу, с мольбой об утешении и успокоении, о снятии гнёта с души и тягостного томления с сердца. Андрей забыл, где он и кто рядом, он шептал свои прошения в великом отчаянии, ибо мысли и о пьяном разгуле, и о глубоком омуте не раз приходили на ум. Но тут будто из самой глубины его воззвал о спасении тот чистый и невинный ребёнок, которым так недавно был он.
Наутро монахи ушли. Даже имён их Андрей не узнал, но та ночная молитва глубоко запала в душу. Мог бы он стать монахом? Наверное...
А надо было жить. Надо было обеспечивать мать и сестёр, заработать денег себе на сапоги и новую поддёвку, на починку прохудившейся крыши, и пришлось вернуться к лекарским занятиям. В соседнем Арзамасе он скоро набрал изрядную практику. Все знали, что диплома у него нет, но лечит правильно. Как-то барыня Ольга Васильевна Стригалева попросила его посмотреть прихворнувшую городскую блаженную Елену Афанасьевну. Почему-то Ольга Васильевна особенно привечала княжеского лекарёнка, беседовала о книгах, читанных Андреем в княжеской библиотеке, рассказывала о себе, об арзамасской жизни, изнанки которой Андрей знать не мог. Юношу привлекали в барыне сердечная доброта, без малейшей примеси высокомерия, к чему он был крайне чувствителен, и неясная тяга к новому.
Стригалева подвезла Андрея до домика блаженной на окраине города. Вошли вместе. Андрей увидел сидящую в углу под образами старуху с удивительно чистыми голубыми глазами, смотревшими как бы и на вошедших и поверх них.
— Здравствуй, матушка, — ласково заговорила старуха. — Это кто с тобой?
— Это, Еленушка, доктор молодой. Полечит тебя.
— Хорош паренёк, да одёжу нужно подлиннее... до самых-до пяток!
От лекарств старуха отказалась, и Андрей вышел несколько обескураженный.
— Ольга Васильевна, что она сказала про мою одежду? Я не понял, — обратился он к барыне.
— Андрей, я сама над этим думаю, — отвечала Стригалева. — У Еленушки всякое слово неспроста.
Андрею казалось, что ему просто везёт на счастливые встречи и добрых людей. Ольга Васильевна взялась опекать его без определённой цели, утоляя своё неизрасходованное материнское чувство и наставляя на духовный путь. Андрей не подозревал, что богатая арзамасская помещица находится в тайном постриге.
В долгих беседах с ней, в чтении даваемых ею духовных и святоотеческих книг, о которых он ранее и не знал, открывались ему неведомые ранее понятия. Утверждение в том, что всё истинное и важное в жизни исходит от Бога и ведёт к Богу, всё же остальное суета сует, пришло к нему вдруг, и разом исчезли все мучительные сомнения.
Деятельный характер Андрея не позволял просто тихо радоваться обретённому сокровищу веры, требовалось теперь же, немедленно начать жить по новому укладу, к которому всё подводило его. Он решил пойти в монахи.
Дело оказалось очень и очень непростым. Начать с того, что нельзя было уйти из Лыскова — Медведев не имел вида на жительство, а в уездной канцелярии выяснилось, что он даже не записан в последнюю ревизию. Не было бумаг, подтверждающих существование на белом свете Андрея Гавриловича Медведева. Ко всему, вольная его назывного отца оставалась в конторе князя, и пропади она, Андрей оказывался крепостным.
Приехавший по весне князь (Анну он оставил в Москве под присмотром многочисленных тётушек) над Андреем посмеялся. Он будто обрадовался возможности подчинить своей воле непокорного юношу, отказывавшегося признавать себя его сыном, а его — отцом. Князь хотел только добра, но так, как он это понимал. Он манил Петербургским или Казанским университетом, обещал твёрдое годичное содержание, а в дальнейшем полную помощь в обустройстве.
— Мне всё это не нужно! — твердил Андрей.
— Скуфья тебе нужна? Квас с капустой? — разъярился князь. — Мало ли я тебе сделал добра, почему не хочешь послушать меня?
— За добро спасибо, ваша светлость, но того, что вы сделали, простить не могу. И не смогу никогда!
— Так знай, что вольная твоя сгорела! В солдаты отдам завтра же! Завтра же! Негодяй!
Глава 4АРХИЕРЕЙ
1816 год начался для архимандрита Филарета печально. Отец давно болел, ослабла надежда на то, что скоро может подняться, но Филарет в частых молитвах просил и просил Господа о даровании здравия протоиерею Михаилу. Вдруг как-то в полуночную свою молитву он, сам не ожидая, произнёс после прошения о здравии: «...но да будет воля Твоя, Господи!» И нечто неясное и в то же время вполне определённое посетило душу его и приуготовило к принятию скорбной вести.
Брату Никите он написал: «...Нельзя быть без печали, но предаваться ей не должно. Бог есть Отец всех, имеет ли кто или не имеет отца на земле. У Него все живы. Чего недостаёт тому для утешения, кто имеет Отцом Бога? Надо только, чтобы мы старались быть истинными Его детьми, чрез веру в Него и чрез исполнение заповедей Его. Вот неисчерпаемый источник утешений».
И всё же ныло у самого сердце от невосполнимости утраты, от невозможности посоветоваться и услышать отцовское внушение, хотя бы и не был с ним согласен, повиниться перед отцом, ибо все сыновья только после рокового мига сознают, в чём и когда остались виноваты перед родителями.
В письмах он утешал мать, сам черпая утешение в уповании на волю Божию, в вере в неминуемое свидание в мире ином, когда вновь позовёт его батюшка: «Голубь мой ласковый, иди ко мне!»
Испытание было послано Филарету будто для того, чтобы укрепить его перед важным рубежом. Он с головой ушёл в дела академии, подготовку издания своего учебного курса церковной истории, по поручению государя руководил работами по переводу Священного Писания на русский язык.
Князь Александр Николаевич, у которого уже не было секретов от отца Филарета, ему первому открыл в феврале 1816 года волю императора, пожелавшего доставить и россиянам способ читать слово Божие на природном своём языке. Это было то самое, чего страстно желал сам Филарет, и неудивительно, что в созданном высшем переводном комитете он играл ведущую роль.
По его предложению начали дело с перевода Евангелий. Филарет еженедельно докладывал в комитете о ходе работ, защищал исправления от придирок архиепископа Серафима Глаголевского и архиепископа Михаила Десницкого, от замечаний Лабзина и нового голицынского работника Попова. Он же наблюдал за печатанием, вычитывая вечерами гранки и корректурные листы. Работали несколько человек. Евангелие от Марка переводил ректор Санкт-Петербургской духовной семинарии архимандрит Поликарп Гайтанников; Евангелие от Матфея — отец Герасим Павский; Евангелие от Луки — архимандрит Моисей, ректор киевской семинарии.