В этом конкретном убийстве были сплетены насилие и секс после смерти, тут попахивало и светским скандалом. Ибо Франко, в отличие от полицейских, узнал убитую женщину. К тому времени, когда такси остановилось у дома на улице Дуе Мачелли, Франко был в таком великолепном настроении, что дал таксисту сто лир на чай.
Он вошел в подъезд, использовав собственный ключ, взбежал вверх по темной лестнице семнадцатого века, достал второй ключ и открыл дверь. Он оказался в комнате, залитой мягким светом и заставленной таким количеством вещей, что она больше походила на мебельный склад или антикварный магазин. Стены были сплошь увешаны картинами, гравюрами и театральными афишами; в простенке между зашторенными окнами висела коллекция вееров. Пол устилали восточные ковры, заставленные пуфиками. На диване с алой обивкой среди множества подушек лежала красивая девушка в кимоно. Ей было чуть больше двадцати. Сибилла Монтенова, не самая известная актриса, читала какой-то захватывающий роман Уиды[43]. Увидев Франко, она отложила книгу в сторону и протянула к нему руки:
— Франко, дорогой!
— Мне позвонили из полиции — первоклассное убийство! Просто первоклассное! Налей мне шампанского, а я пока напишу заголовок.
Франко сел за стол, достал бумагу и начал писать, тем временем Сибилла открыла охлажденное шампанское.
— Кого убили? — спросила она, наливая шампанское в бокал в форме тюльпана.
— Именно это и хочет знать полиция. А Франко уже знает! Франко видел эту девицу на приемах. Он даже встречал ее в королевском дворце!
— Во дворце? — изумилась Сибилла, вручая ему бокал. У нее были волосы цвета меда.
— Верно. Это графиня Сант-Элиа. Одна из фрейлин королевы. О, это может стать скандалом десятилетия! Женщину, принадлежащую к королевской свите, находят голой, с перерезанным горлом, в какой-то грязной гостинице. Как, почему ее убили? И самое главное — кто? Кто убил прекрасную графиню Сант-Элиа, жену богатого банкира? Тут есть все элементы первоклассного полицейского романа: секс, светское общество, возможно, политика, насилие — восторг! Поцелуй меня…
Сибилла томно потянулась в его объятиях, забрала у него бокал с шампанским. Франко приоткрыл кимоно и уткнулся лицом в теплую ложбинку на ее груди.
— Ах, Сибилла, — вздохнул он, поцеловав девушку и глядя на нее с улыбкой, — ты самая аппетитная шлюха в Риме.
— Тебе лучше знать, ведь ты перепробовал их всех.
— А что бы ты сказала, если бы я сообщил тебе, что собираюсь остепениться?
— Что ты имеешь в виду?
— Я собираюсь жениться.
— На княгине?
Франко встал с дивана.
— Да, после восемнадцати лет совместной жизни. — Он снова закурил. — Она единственная женщина, которую я когда-либо любил. Меня беспокоит только, сумеет ли наша любовь пережить брак.
— Тогда зачем жениться? Она давит на тебя?
— Нет. Она никогда не давила на меня и не собирается делать этого. Дело в наших сыновьях. И в церкви. Если я и Сильвия заключим церковный брак, Папа признает наших близнецов законными детьми. Все это плохо отражалось на мальчиках, особенно на Тони.
Франко подошел к окну и выглянул на улицу: у двери дома напротив стоял мужчина.
— Люди будут потрясены, если ты женишься.
Он засмеялся и повернулся к ней:
— Думаю, ты права. Мне очень не хочется разочаровывать моих читателей, но для Франко Спада настала пора начать семейную жизнь. Однако Сильвия — замечательная женщина. Мне повезло, что она была со мной все эти годы.
Сибилла надула губы:
— Думаю, это просто невежливо — говорить о ней в моем присутствии.
— Почему? Ты прелестная любовница, Сибилла, но в мире нет женщины равной Сильвии.
Он снова выглянул в окно. Человек, стоявший на той стороне улицы, исчез. Франко сунул руку в карман и прикоснулся пальцами к небольшому револьверу.
— Думаю, что сегодня вечером за мной следили, — сказал он час спустя, входя в гостиную Сильвии. Та подняла голову от вязания.
— Кто?
Франко поцеловал ее.
— Не знаю. Возможно, мафия. Хочу, чтобы ты знала, что я осторожен и слежу за всем. — Он сел рядом с ней. — Мне, наверное, следует попросить капитана Мартино, чтобы полиция охраняла меня.
Сильвия отложила вязание:
— А почему бы нам не уехать куда-нибудь на время? Давай поедем в Лондон. Это будет наш медовый месяц.
— А тебе не кажется, что мы немного староваты для медового месяца?
— Ничуть. И потом, Франко, нет смысла подвергать себя ненужному риску.
— Сильвия, если за мной охотится мафия, бесполезно отсюда убегать. — Франко помрачнел. — Не знаю, может быть, этот орешек оказался мне не по зубам. Бог свидетель, правительство бездействует. Я мог бы и не утруждать себя произнесением той чертовой речи. Возможно, глупо было с моей стороны выступать против мафии. Скорее всего, она часть нашего национального наследия, вроде спагетти.
Они помолчали. Потом Сильвия сказала:
— Знаешь, почему я так люблю тебя? Я не имею в виду физическую сторону любви, хотя ты все еще самый привлекательный толстяк из всех, кто попадался мне в жизни… Но я любила тебя все эти годы потому, что ты всегда говорил правду. Ты всегда был костью в горле у правительства, у богачей, у этой самодовольной публики… Ты один из немногих людей в Италии, кто смог встать и сказать: «Смотрите, как все прогнило!» Для этого нужно мужество, дорогой, и я обожаю тебя за это великолепное мужество. Поэтому не думай, что ты напрасно потратил время, произнося ту речь. С другой стороны… попроси капитана Мартино о защите. Мой герой нужен мне живым, а не мертвым.
Он взглянул на нее:
— Иногда я задумываюсь, не было ли пустой тратой времени все, что я делал. Кажется, здесь ничего не изменилось.
— Нет, ты не прав. Постепенно перемены происходят. И немалая заслуга в этом принадлежит тебе, мой замечательный Франко.
Он обнял ее и поцеловал.
— Что бы я делал без тебя? — шепнул он ей на ухо. — Я обожаю тебя, Сильвия.
Они замерли, прижавшись друг к другу. Потом она поцеловала его в щеку.
— Пора ужинать. — Сильвия встала. — Я подумала, что мы могли бы сообщить мальчикам хорошую новость. О том, что наконец-то мы с тобой собираемся стать респектабельными людьми, — добавила она с улыбкой.
— Вот скука-то, правда?
— Вовсе нет. Занятия любовью законным образом могут иметь свою прелесть.
Оба рассмеялись. Затем, держась за руки, как молодые любовники, они вышли из комнаты.
Фаусто Спада лежал на кровати в комнате на втором этаже палаццо дель Аква и лениво почесывался. Вместе с ним в этой комнате жил его брат-близнец Тони. Фаусто был, как всегда, в скверном настроении. Если бы его мать не объявила за ужином, что они с отцом собираются пожениться, он был бы уже в самом известном римском борделе «Ла Розина».
— Что ты думаешь об этом? — спросил он Тони, сидевшего за столом у противоположной стены и читавшего учебник по химии.
Они оба уже пять лет учились в частной академии в Риме. Тони был блестящим учеником, Фаусто — весьма посредственным.
— Что я думаю о чем? — спросил Тони.
— О том, что мы станем законными детьми, идиот! Как ты можешь в такое время сидеть уткнувшись в этот дурацкий учебник по химии? Ведь это самое важное событие в нашей жизни!
— У меня завтра экзамен.
Фаусто соскочил с кровати, подбежал к Тони, выхватил у него книгу и зашвырнул ее под кровать.
— Черт побери, Фаусто!
Тони попытался встать, но Фаусто толкнул его назад на стул, а сам сел на стол.
— Какой же ты жалкий зубрила! Единственное, что в тебе интересно, это то, что ты незаконнорожденный, а теперь у тебя отнимут это!
— Извини, что я не такой неотразимый, как ты.
— А, не мели чепуху. Давай лучше поговорим. Тони, ты действительно собираешься стать священником?
— Я подумываю об этом.
Фаусто засмеялся:
— Я скажу святому отцу обо всех твоих дурных привычках, например, о том, как ты ковыряешь в носу в постели.
Тони бросил на него свирепый взгляд:
— Это гораздо лучше того, что ты делаешь в постели!
— Я делал это раньше. Сейчас, когда я хожу в «Ла Розина», я перестал это делать. — Фаусто понизил тон и заговорил с хитрецой в голосе: — Если ты станешь священником, то никогда не сможешь жить с женщиной. Или ты собираешься нарушить обет?
— Если я приму обет, то не нарушу его.
Фаусто фыркнул:
— Какие возвышенные речи! Что ж, может быть, ты и не нарушишь обет, так как в жилах у тебя, убежден, течет какао.
— В моих жилах течет такая же кровь, как у тебя. Разница в том, что я уважаю свое тело.
— О, как это восхитительно! Как мило! Он уважает свое тело! Этот храм Господний! А скажи-ка мне, святой отец, зачем Господь поместил эту штучку у тебя между ног? Чтобы она сморщилась у тебя под сутаной? Чушь собачья! Она там, чтобы ею пользоваться, а ты боишься этого. Господи, почему мне достался такой брат?
Тони побагровел:
— Фаусто, прекрати задирать меня! Ты испытываешь мое терпение!
— Но я люблю тебя, мой маленький братец, — проворковал Фаусто, наклонившись и взяв лицо Тони в свои ладони. — И я не хочу, чтобы ты сделал большую ошибку в жизни. Грустно, что ты даже не будешь знать, чего ты лишишься, потому что никогда не пользовался этой штучкой как следует, а только писал из нее. — Он отпустил Тони, слез со стола и стал кружить по комнате, обращаясь к потолку: — О, Боже, я заклинаю тебя, дай моему брату переспать хоть с одной женщиной, прежде чем ты заберешь его в свою церковь! Хотя бы с одной! Даже у Иисуса была женщина…
— Нет, у него не было, — завопил Тони, — и ты употребляешь имя Господа всуе!
Фаусто резко повернулся к нему:
— Я? Всуе? Да ни за что на свете! Послушай, Тони, я говорю серьезно. Поедем со мной сегодня вечером в «Ла Розина». Сделай это хоть раз. Это твой долг перед самим собой, и я клянусь, что, если ты это сделаешь, я никогда больше не буду подшучивать над тобой. Клянусь! Поедешь со мной?