Третьей и, пожалуй, самой очевидной характерной чертой мировой экономики была техническая революция. Как все мы знаем, это было время, когда частью современного образа жизни стали телефон и беспроволочный телеграф, фонограф, кино, автомобили и самолеты, не говоря уже о таких достижениях науки и техники, проникавших непосредственно в домашнюю жизнь, как пылесосы (1908 год) или аспирин (1899 год), оказавшийся самым универсальным лекарством из всех, когда-либо изобретенных человеком. Не следует забывать и о самой полезной машине всех времен — скромном велосипеде, достоинства которого были признаны немедленно и повсеместно. Подводя итог этому впечатляющему списку достижений науки и техники, не будем забывать, что свое настоящее развитие и оценку они получили лишь позднее. Для современников, живших в XIX веке, главное новшество представляли результаты совершенствования достижений Первой промышленной революции, полученные путем улучшения испытанной техники века чугуна и паровых машин, замененных сталью и турбинами. Главную роль, особенно в странах с новой, динамично развивавшейся экономикой, стали играть новые отрасли промышленности, основанные на использовании электричества, химии, двигателей внутреннего сгорания и т. п. В 1907 году Генри Форд начал выпускать свою знаменитую «Модель Т». В период 1880–1913 годов в Европе было построено столько же километров железных дорог, сколько их было проложено в годы расцвета железнодорожного строительства, т. е. в 1850–1880 гг. Франция, Германия, Швейцария, Швеция и Нидерланды за эти годы более чем (или почти) удвоили длину своей сети железных дорог. Британия осуществила свой последний промышленный триумф, обеспечив в период 1870–1913 годов фактически монопольное положение своего судостроения путем совершенствования достижений Первой промышленной революции. Так что новая промышленная революция скорее увеличила и усилила достижения предыдущей революции, но не заменила их.
Четвертая характерная особенность состояла в осуществлении двойной трансформации капиталистического предприятия, т. е. в преобразовании его структуры и его «модус операнди» («способа работы»). Это явление включало, во-первых, концентрацию капитала и рост предприятий в таких масштабах, которые сделали наглядной разницу между «бизнесом» и «крупным бизнесом» (обозначавшимся терминами «гроссиндустрия», «гранд индустри» и т. п.), сокращение свободной конкуренции и другие перемены (произошедшие около 1900 года), заставившие наблюдателей говорить о «новой фазе экономического развития» (см. гл. 3).
Во-вторых, происходила систематическая рационализация производства и внедрение «научных методов» не только в технологию, но и в организацию труда и в ведение отчетной документации.
Пятая особенность состояла в коренном преобразовании рынка потребляемых товаров, подразумевавшем полное изменение его качественных и количественных характеристик. В связи с ростом населения, его реальных доходов и масштабов урбанизации рынок товаров массового спроса, представленный до этого продуктами питания и одеждой, т. е. товарами первой необходимости, стал все больше заполняться промышленными потребительскими товарами. В долгосрочной перспективе это явление было более важным, чем заметный рост потребления у зажиточных и богатых классов населения, вкусы которых изменились не слишком сильно. Поэтому именно фордовская «Модель Т», а не «Роллс-Ройс» произвела революцию в автомобилестроении. В это же время революционно новая техника и результаты политики империализма позволили создать ряд новых товаров и услуг для массового рынка — от газовых плит, появившихся в Британии во многих рабочих квартирах, до велосипедов, кино и бананов, практически неизвестных до 1880-х годов. Одним из наиболее заметных достижений стало создание средств массовой информации, которые, впервые в истории, теперь действительно отвечали этому названию. В 1890-е годы одна из британских газет впервые достигла миллионного тиража; во Франции это произошло около 1900 года{47}.
Все это преобразовало не только само производство (которое стало называться «массовым производством»), но также и распределение товаров, путем введения, например, продажи в кредит или в рассрочку. С 1884 года в Британии начали продавать чай в стандартных пачках по 0,25 фунта. Это простое изобретение позволило создать состояния немалому числу воротил бакалейного бизнеса, собравших их мелкой монетой с населения рабочих окраин больших городов; среди этих магнатов был и сэр Томас Липтон, богатства и яхта которого обеспечили ему дружбу с королем Эдуардом VII, известным своей благосклонностью к щедрым миллионерам. Отделения фирмы «Липтон» начали создаваться в 1870 г., а в 1899 г. их насчитывалось уже 500{48}.
С указанной выше пятой особенностью экономики была непосредственно связана шестая особенность: большой относительный и абсолютный рост «третьего сектора» экономики и количества рабочих мест в офисах, магазинах и других подобных общественных и частных предприятиях. Достаточно убедиться в этом на примере Британии, которая, находясь в пике своего развития, доминировала в мировой экономике и обходилась при этом до смешного малым количеством работников аппарата управления: так, в 1851 г. было 67 000 чиновников государственных служб и 91 000 человек, занятых в офисах коммерческих фирм; при этом все работающее население насчитывало 9,5 млн человек. К 1881 г. в Британии было уже 360 тысяч работников коммерческих фирм (почти все — мужчины), а в государственном секторе — 120 тысяч. К 1911 г. в коммерческих фирмах работало 900 тысяч человек, причем 17 % из них были женщины; а число работников государственного сектора утроилось. Количество работников коммерческого сектора, исчисляемое в процентах от всего работающего населения, выросло с 1851 по 1911 год в 5 раз. Ниже мы еще рассмотрим социальные последствия этого роста количества «белых воротничков» и «рук, не знавших тяжелого труда».
И последняя, седьмая особенность экономики, которую здесь необходимо отметить: растущее слияние экономики с политикой, означавшее увеличение влияния правительства и государственного сектора, которое идеологи либерального толка, как, например, юрист А. В. Дикей, называли «угрожающим наступлением коллективизма» на добрые старые традиции индивидуализма и частного предпринимательства. Фактически это было одним из проявлений отступления экономики рынка свободной конкуренции, служившей идеалом, а до некоторой степени — и реальностью капитализма середины XIX века. Так или иначе, но после 1875 года появился растущий скептицизм по поводу эффективности автономной саморегулирующейся рыночной экономики, в которой действовала знаменитая «невидимая рука» Адама Смита, управлявшая экономикой без помощи государства и общественности. Теперь рука становилась «видимой» со всех точек зрения.
Как мы увидим позже (гл. 4), демократизация политики часто заставляла консервативные и обремененные заботами правительства уделять внимание социальным реформам и повышению общественного благосостояния и принимать политические меры по защите экономических интересов определенных групп избирателей (например, в духе протекционизма), а также меры против концентрации экономики, как в США и в Германии (что оказалось менее эффективным делом).
С другой стороны, политическое соперничество между государствами и экономическая конкуренция между группами капиталистов действовали в одинаковом направлении, способствуя появлению империализма и подготовке первой мировой войны. Эти явления благоприятно влияли на рост военной промышленности, в отношении которой роль правительства была решающей.
Тем не менее, хотя стратегическая роль государственного сектора могла бы быть решающей, его фактическое влияние на экономику оставалось скромным. Конечно, было немало примеров и обратного порядка, таких, как приобретение британским правительством пакета акций «Средневосточной нефтяной компании» и установление контроля над радиосвязью (оба мероприятия имели военное значение), или намерения германского правительства национализировать часть промышленности; а также систематические меры правительства России по индустриализации страны, проводившейся с 1890-х годов. Однако и сами правительства, и общественное мнение считали государственный сектор чем-то вроде незначительного придатка к частной экономике, несмотря даже на заметный рост в европейских странах количества предприятий общественного пользования и общественных служб, находившихся под управлением государственных (как правило, местных) органов власти. Социалисты не разделяли этой веры в превосходство частного сектора, хотя сами мало занимались проблемами общественной экономики. Возможно, они и считали муниципальные предприятия чем-то вроде «муниципального социализма», но большинство этих предприятий подчинялось властям, которые не разделяли социалистических взглядов и даже не имели подобных симпатий. Современная экономика, в основном управляемая, организуемая и регулируемая государством, является продуктом первой мировой войны. Кстати говоря, в период 1875–1914 годов доля государственных расходов, по сравнению с быстро возраставшим национальным продуктом, стремилась к уменьшению в большинстве ведущих стран, притом — несмотря на резкий рост расходов на подготовку к войне{49}.
Таковы были пути роста и преобразования экономики развитых стран. Что поражало современников, следивших за жизнью развитых стран, — так это не только очевидные перемены в их экономике, но и ее еще более очевидные успехи. Поистине, они жили во времена расцвета! Даже трудящиеся массы получали пользу от этих успехов, по крайней мере, до тех пор, пока индустриальная экономика 1875–1914 годов требовала больших трудовых затрат и участия почти неограниченного количества сравнительно неквалифицированных и малообученных работников, как мужчин, так и женщин, стремившихся жить в городе и работать на фабрике. Именно благодаря этому обстоятельству возник поток переселенцев из Европы в США, искавших свое место в промышленном мире. Однако, хотя эта экономика и обеспечивала работой, она давала работнику лишь достаточно скромный, а иногда и минимальный заработок, впрочем, избавлявший от бедности, что для большинства трудящихся людей во все времена было главной це