Затем он набрал номер Святенко и попытался рассказать ему, как обстоят дела с освобождением Заборского.
— Да, Ваня, я знаю, что вам удалось отсрочить передачу дела Виталия в суд, — перебил его священник. — Не волнуйтесь, его фамилия будет включена в список лиц, подлежащих обмену уже в ближайшее время. Хочется надеяться, что через месяц-полтора вы его сможете встретить живым и здоровым у себя в Луганске. Будете нужны — найду.
В трубке раздались короткие гудки. «Ну, и ладно», — подумал Иван, собиравшийся все-таки в общих чертах рассказать Святу об освобождении своих земляков из плена Моджахеда.
Но на этом «неделя сюрпризов», как ее назвал для себя Черепанов, не закончилась. Из Луганска позвонил Федорович — сторож, который присматривал за зданием его бывшей телерадиокомпании. Вчера вечером приезжали вооруженные люди с нашивками армии ЛНР, обыскали все здание, интересовались, куда подевалась аппаратура и где может находиться в настоящее время гражданин Черепанов.
— Говорят, Сергеич, что ты сотрудничаешь с СБУ и работаешь на ихнюю разведку, — докладывал сторож. — Я этих мудозвонов послал куда подальше, а они мне такой фингал поставили, что вторые сутки домой не хожу — ночую у кума.
Иван представил себе добродушную физиономию Федоровича с синяком под глазом и улыбнулся. Хотя чему тут улыбаться? Эти ребята просто так его разыскивать не будут. Значит, новым властям что-то от него нужно. Но что? Хорошо, если деньги — их у него уже нет, и это легко проверить. А если что-то другое?
«Хватит гадать, — сделал для себя вывод Иван. — Нужно и этот вопрос закрыть раз и навсегда».
Перед отъездом Черепанов решил попрощаться с хозяином, но Роберта Карловича дома не оказалось, чему Иван только обрадовался — не нужно будет фальшиво улыбаться и клясться в вечной дружбе и преданности. Уже через пару часов он сидел в микроавтобусе «Киев — Луганск» и вместе с другими пассажирами живо обсуждал наболевшую тему — успеют или не успеют они к утру добраться до украинского блокпоста, чтобы занять очередь из желающих попасть на территорию непризнанной республики. Незаметно для себя Иван задремал. Проснулся он, уже когда Киев остался далеко позади, а ночные сумерки надежно укрыли от посторонних глаз поля и лесочки, вольготно раскинувшиеся в украинской степи.
Ивану повезло с попутчиками — все они ехали в Луганск, а это значит, что дремать можно было до самой конечной остановки — заезды в Харьков и Полтаву не предвиделись. Вместе с Иваном в салоне минивэна было восемь человек: трое молодых ребят в форме ВСУ, которые возвращались из отпуска; худенький парень с девушкой, спешившие на похороны родственника; пожилой мужчина, оформлявший в столице пенсию, и молодая женщина с двумя огромными сумками, доверху набитыми продуктами, бытовой химией и еще всякой мелочью.
Еще на автовокзале водитель микроавтобуса, с трудом заталкивая эти сумки в салон, высказал пассажирке сомнения в том, что ее с таким грузом пропустят в зону АТО:
— Вы что, женщина, не знаете правил? На человека не больше пятидесяти килограмм разрешают провозить, а у вас здесь все сто будут. Заберут или заставят выбросить на обочину. Не жалко?
— Не выбросят, — самоуверенным тоном заявила женщина. — Я это все таким же, как они, и везу. Меня там ребята должны встретить.
Что-то знакомое показалось Ивану в этой женщине. Наверняка он с ней где-то встречался. Так и не вспомнив, он забыл о своей попутчице, увлеченный разговорами с другими пассажирами. Глубокой ночью, когда под тихий шорох колес все задремали, Черепанов слышал, как она с кем-то разговаривала по телефону.
— Да нет же, это точно он. Я его и раньше по телевизору видела. Это наш местный олигарх.
Тогда Иван не обратил внимания на эти слова. А зря…
Они уже подъезжали к первому блокпосту украинской армии, когда водитель автобуса резко затормозил и выматерился так, что пенсионер, все это время тихо дремавший в своем углу, дернулся и свалился с сидения. Дорогу им перекрыл большой черный джип, из которого выскочило четверо автоматчиков в балаклавах[65]. Двое из них ворвались в салон микроавтобуса и, не обращая внимания на других пассажиров, сразу бросились к Черепанову. Их действия были доведены до автоматизма — один из неизвестных навел ствол автомата на пассажиров, другой, ударив прикладом в лицо и разбив нос Ивану, попытался надеть на него наручники. В этот раз инстинкт самосохранения журналиста, который в последнее время часто выручал Черепанова, уступил место умениям и навыкам капитана воздушно-десантных войск. Где-то в глубине подсознания мелькнула фраза из учебно-тренировочного фильма, который он десятки раз смотрел в военном училище: «каждый прием завершай ударом», — его тело на доли секунд расслабилось, а потом…
Сначала из салона автобуса с переломанной в локтевом суставе рукой вывалился сам владелец наручников, затем вылетел его автомат, но уже без рожка с патронами. Метнув рожок в лицо второму нападающему, Черепанов подсечкой сбил его с ног и, оседлав сзади, привычно обхватил левой рукой подбородок противника, а правую положил ему на затылок. Скорее всего, он бы завершил этот прием «ударом» и скрутил бы шею нападавшему, но вмешались трое солдатиков-отпускников. Они как по команде навалились сзади на Черепанова и прижали его к грязному полу автобуса. Последнее, что он запомнил, так это мелькнувший перед глазами тяжелый армейский ботинок, который стремительно приближался к его лицу.
Иван с детства не любил соленого. Для него лучше, чтобы был «недосол», чем «пересол». Вкус соли… Вот что почувствовал Черепанов, когда с каждым ударом сердца к нему стало возвращаться сознание. Его рот был наполнен кровью, но выплюнуть ее он не мог из-за скотча, который был плотно прилеплен к разбитым губам. С трудом открыв глаза, Иван ничего не увидел — на его голову был натянут обычный, пропахший прелой картошкой и пылью мешок, из-за чего весь мир казался ему в сером тумане. Попытавшись пошевелиться, Черепанов не смог этого сделать — его руки и ноги были туго прихвачены к металлическому стулу, на котором он сидел.
— Парни, кажись, этот лось пришел в себя, — звонкий голос прозвучал где-то совсем рядом.
— Ты с ним, Павло, поаккуратней. Помнишь, что он сделал с нашими в автобусе?
Говоривший подошел к пленнику совсем близко — Черепанов почувствовал запах водки и дешевых сигарет.
— Ну что, Иван Сергеевич, оклемался?
Иван не ответил, пытаясь на слух определить, сколько человек находится рядом с ним. Разговаривали между собой двое, но слабые шорохи, доносившиеся с разных сторон, говорили о том, что в помещении находится еще два-три человека. Черепанов не сомневался в том, что его держат в какой-то большой комнате. Во-первых, при разговоре было слышно небольшое эхо, а во-вторых, по его телу то и дело пробегали легкие струйки воздуха, которые бывают только от сквозняков в закрытых помещениях. Иван не знал, зачем ему нужны все эти мелочи, но мозг бывшего капитана ВДВ работал как бы в автономном режиме, фиксируя каждую мелочь и реагируя даже на малейшее дуновение воздуха.
— Вижу, что оклемались, — говоривший снял с его головы мешок и Черепанов смог оглядеться.
Все правильно — заброшенный цех промзоны, которых в промышленных регионах Украины тысячи. Черный джип стоит чуть левее. В нем два бойца в камуфляже и еще один человек в гражданском. Из-за тонированных стекол можно различить только контуры фигур. Еще двое рядом с ним. Их лица спрятаны под балаклавами, в прорезь которых на Ивана смотрят колючие цепкие глаза. Так смотрят волки перед тем, как перекусить горло своей жертве.
Один из них сорвал с губ Ивана скотч и сразу же сделал шаг назад. «Боитесь, гады», — подумал Черепанов, внимательно контролируя все передвижения вокруг себя. Заговорил боец, стоявший перед ним:
— Иван Сергеевич, мы пригласили вас в гости, чтобы обсудить с вами вопросы гуманитарной помощи, которую, по нашим сведениям, вы готовы оказать украинской армии, в общем, и нашему батальону, в частности. Или мы ошибаемся?
Черепанов сплюнул сгусток крови и посмотрел на своего собеседника. Определить, к какому батальону он относится, было невозможно — ни одной нашивки на камуфляже не было. Но на внешней стороне его кисти Иван заметил татуировку — два перекрещенных меча над раскинувшим крылья филином. Знающему человеку этот символ говорил о многом. «Земляки встречают, значит, дома», — подумал Черепанов, а вслух сказал:
— Судя по методам получения гуманитарной помощи, вы к Красному Кресту или к гуманитарной миссии ООН[66] никакого отношения не имеете. Или я ошибаюсь?
— Да уж куда нам до Красного Креста, — с готовностью ответил его собеседник. — Мы если и имеем какое отношение к кресту, так это к деревянному. И то, чтобы мы его тебе на могилке поставили — так это заслужить еще надо. Да и отдельная могилка имеет особую цену в нашем перечне услуг.
Довольный своей шуткой, он рассмеялся. В пустом помещении его смех разнесся гулким эхом, вспугнув сидящих под крышей голубей.
— Слышишь, Учитель, теряем время, — раздался со стороны джипа голос одного из бойцов.
— Значит так, Иван Сергеевич, — сразу перешел к делу его визави. — Нам известно, что в свое время ты тесно сотрудничал с местным боссом регионалов Ефремом. Приглашал к себе в студию, брал у него интервью, рассказывал всем, какой он хороший. А в мае четырнадцатого твоя телерадиокомпания громче всех кричала о референдуме. Но самое странное происходит последние полгода — кроме Луганска, твою физиономию засекли и в Донецке, и под Макеевкой. Как такое может быть? Ты, наверное, там свой человек? Иван Сергеевич, лучше будет, если ты нам все расскажешь сам.
Как ни странно, но, услышав высказанные в его адрес обвинения в сотрудничестве с сепаратистами, Черепанов немного успокоился. «Может быть, это все-таки служба безопасности Украины?» — подумал он.
— Я не знаю, кто вы, но давайте сделаем так, — Иван старался говорить как можно убедительней. — Я сейчас продиктую вам номер телефона, вы позвоните и вам объяснят, что я делал в Донецке и чем занимаюсь в последнее время в Луганске.