— А до охраны как тебе служилось, Аркадьич? — Иван пытался поддержать полковника морально и отвлечь его от больной темы.
— Да как, Вань… Всю жизнь по гарнизонам, последний — Баграм. Знаешь, где это? Ну, вот… Из Афгана вернулся, дали должность военкома — типа, место тихое, служба непыльная, заслужил, мол, под пенсию. Вначале, и правда, ничего было, а потом… Призывников с каждым годом всё меньше, все поголовно хронически больны, а только за забор — уже бутылка пива в руках. Кто за ними смотрит? В наше время пиво с утра мог себе позволить только отъявленный алкаш, а сейчас… Работы толковой и не было почти — бумажки, отчёты. За пару месяцев до пенсии пришёл, правда, хитрый приказ о наборе добровольцев. Искали из числа нашего кадрового резерва. Но там требования высокие. Я уж и не потяну… Десантники, горные стрелки…
— И что понадобилось Родине? Регулярной армии не хватает?
— Понадобился батальон гусар для службы где-то в горах. В тёплых странах. Там и к физике требования повышенные, моральная устойчивость и всякое такое. Язык ещё нужно знать — это обязательно, английский. А чего это ты интересуешься, подработать решил?
— Жару не люблю, — улыбнулся Иван. — У нас что, ещё остались профессиональные солдаты? Афганцы уже своё отвоевали. Сам же говоришь, старый стал, не боец! Военные училища сократили до минимума, техника вся старая, воевать на ней толком никто не умеет, да и некому. Где ж ты возьмёшь легионеров?
— Есть ещё вояки, Ваня. И вертолётчики есть, и танкисты… Живут, правда, впроголодь, поэтому и подаются в миротворцы. Платят им раза в три меньше, чем иностранцам. Да куда тут деваться! Какой-нибудь очередной гражданский министр придёт опять и давай свои порядки наводить, а армия не терпит революций и обнищания. Вон, Россия, глянь, как развернулась. Опять их стали бояться… Войска наши теперь больше на потешные похожи… Но тут, Ваня, другая история. Поганое что-то затевается. И приказ был какой-то мутный — только для военкома, без широкой огласки, строго под подпись. И специалисты требовались, так скажу, не очень подходящие для голубых касок. Ладно, снайперá, но специалисты ПВО под советские ЗРК? Это на хрена? Где ты видел террористов, обладающих боевой авиацией, штурмовыми вертолётами?
— И что, Аркадьич, нашёл ты желающих?
— Нет, не нашёл. Да, честно говоря, и не искал особо — уж больно, говорю тебе, дело мутное. Есть у меня подозрение, что будут эти хлопцы-добровольцы воевать где-то в пределах бывшей нашей общей Родины. Под руководством англоязычных командиров. На то их в Крыму сегодня и готовят…
— В Крыму? Откуда такие сведения?
— Сослуживец бывший, Валера Степанюк, инструктором там. Эта информация верная. И личный состав, кстати сказать, в подавляющем большинстве из западных областей страны набран. Вот и прикинь сам: национально сознательные ребята проходят горную подготовку в Крыму — какой регион Союза по ландшафту всего более подходит?
— Ты думаешь… Джорджия?..
— Уверен.
Неожиданно Черепанов начал вспоминать Марию. После некоторых сомнений он решил поговорить об этом со своим новым другом по камере. Хотя сам подобных обсуждений не любил, старался не допускать и других попрекал: мол, вы, мужики, хуже баб — только и треплетесь. А тут сам открылся.
— Представляешь, Аркадьич, с ней трудно, а без неё не могу. А тут ещё эта тёща потенциальная масла в огонь подливает. Да не против я жениться. Но пусть сначала докажет, что может ладить, уют, покой создаёт. А если она сейчас не слушается, то что потом будет?
— Так ведь и в тебе причина, Вань, — после некоторой паузы задумчиво произнёс военком.
— В смысле?
— Помнишь, вчера котов на прогулке видели? И накануне. Не обратил внимание, как она долго котика мучает, пока что-то произойдёт?
— При чём тут кошки? Нашёл сравнение… — Черепанов уже подосадовал, что затеял этот разговор.
— А при том. Кошку ты никогда не заставишь сделать то, что она не хочет. Разрешит — погладишь, не разрешит — нет. А женщину — и подавно. Они живут эмоциями. Прямая логика — слишком скучно для них. Наверное, твоей Марии, как и тебе, хочется всё новых подтверждений любви. Хочется быть уверенной, что, как и её мама, она полностью контролирует ситуацию, если твоему рассказу верить. Не воспринимай всё буквально. Случай помню: наш боевой полковник, сильный командир — гроза подчинённых. Как-то я домой к нему зашёл, а там жена командует. Он потом понял моё недоумение и объяснил: «Да мне так проще, я на работе за всё отвечаю и всем управлять замахался, дома же я так отдыхаю». Я это не к тому, Вань, чтобы тебя в подкаблучники призывать. Жена мужа не должна никогда унижать. Это верно. Но ведь и ты требуешь, чтобы всё было по-твоему. Либо тебе другая женщина нужна, чтобы вовсе не капризничала, но такая тебе и надоесть может. А если не хочешь свою Марию потерять, то научись ситуацию отпускать, не дави на неё — и она сама постарается тебе угодить.
— Легко тебе говорить, — задумался Черепанов. — А у меня гордость.
— У тебя гордость, у неё гордость, а брак — это искусство компромисса.
В один из дней в камеру № 5 привели нового жильца. Иван был просто огорошен: порог переступил один из его коллег — член депутатской комиссии Сергей Квашинцев.
— Здравствуй, Иван Сергеевич, — тоскливо поздоровался Квашинцев.
После прохождения необходимых процедур принятия в сокамерники, которые были на удивление на этот раз мягкими, ближе к вечеру Квашинцев подсел к Ивану.
— Что у нас творится, Иван! После твоего ареста нагрянули все, кого только можно представить. И КРУ, и следователи, и менты, и черт знает кто ещё… Выворачивают всё наизнанку, копают глубоко и по всем направлениям.
— Ты-то как сюда попал? Не понимаю. Ничего не понимаю. За собой криминала не чувствую, а ты-то и подавно ни при чём, — Иван тяжело вздохнул.
— Оказался при чём. На самом деле у них есть материал по деятельности моей торговой сети. Там кое-какие нарушения имеются, как у всех, но ты же понимаешь, в каком свете это можно представить. Можно минимальный штраф, а можно и в камеру! Что вот, собственно, и произошло… Теперь всё потеряно… Чёрт, неохота жизнь заново начинать…
— Непонятно, у тебя же есть директора, бухгалтеры — пусть их и дёргают.
— Да что же тут непонятного? Кому-то приглянулся мой бизнес, нет меня — нет бизнеса. Скупить теперь можно будет всё за копейки. Это только в учебниках бизнес продаётся на своём пике, а у нас его на пике легче потерять.
— Какие есть варианты?
— Вариантов негусто. Вернее, вообще никаких. Помощи не жду ниоткуда: все, с кем водку пил, на охоты возил, теперь исполняют служебный долг по полной программе. Адвокат просто в стену упёрся… Правда, следователь видит перспективу…
Квашинцев как-то странно взглянул на Черепанова и быстро отвёл глаза, уставившись куда-то в угол камеры. Вот, подумал Иван, сейчас-то всё и прояснится…
— А конкретно, что именно?
— Предлагает на тебя показания по взятке дать. Взамен спустит всё на тормозах.
— Я брал или я давал? — Иван улыбнулся, но настроение его никак не соответствовало выражению лица.
— Сначала брал, потом решал вопросы дальше. Ну, и давал всем, кому положено… Фамилии конкретные они сами назовут.
— Хорошее предложение, Серёжа. И что думаешь делать?
— Я не знаю, Вань. Тупик. Ведь всё заберут…
* * *
После очередной встречи с адвокатом Караваев подсел к Черепанову и сказал:
— Ну что, Вань, можешь поздравить: моя эпопея заканчивается. Завтра суд изменит меру пресечения на подписку, а там — дело на доследование и… справедливость восторжествует.
— А если не изменит? — поинтересовался Иван.
— Да нет, всё на серьёзном уровне решено. Нашли компромисс с новыми начальниками — что толку воевать? Людям ведь нужно работать, семьи кормить. Запустим альтернативный профсоюз, поддержим отсрочкой платежа металлургический завод из правильного холдинга…
Мы с юристами твою, Вань, ситуацию тоже обсуждали. Дела у тебя не хуже, чем у Штирлица, когда он с отпечатками на чемодане радистки попался.
Выход у тебя какой при уровне твоего дела? Либо воля министра МВД, либо прокурора, либо президента, либо главы его администрации. Либо тех, кто на них влияет и кому они не откажут. Либо договориться с кем-то из них. А может, сместить. Или дождаться другой расстановки сил. Или поменять ее.
Относись к этому всему как к шахматам. Ты — фигура. Нет, не король, не ферзь и даже не ладья. Ты — пешка. В чужой пока игре. Маленькая пешка, которую могут разменять, не задумываясь. Но при определённом раскладе и пешки становятся главными фигурами. С их помощью ставят мат. Главное — не сойти раньше срока с доски.
— Или пат, — поддержал тему Черепанов, которого мама в детстве отдала в шахматный кружок для развития логики мышления.
Черепанов неожиданно вспомнил маму и испытал чувство вины. Он всё время пытался вырваться из-под её опеки, стать независимым. И учиться уехал в другой город. А самостоятельность, которой он так гордился в юности (сам поступил в институт, вечерами неплохо подрабатывал грузчиком в булочной), сейчас казалась мальчишеством. Ивану вдруг стало жаль, что он редко звонил маме, а её лишил возможности заботиться о себе. Умерла она неожиданно, когда он заканчивал пятый курс. С отцом после того, как тот ушёл в другую семью, Черепанов почти не общался. Не мог справиться то ли с чувством обиды за маму, то ли с детской ревностью. Хотя мама, наоборот, советовала так не поступать. Нужно будет на воле бате позвонить, года два назад у него проблемы были с глазами — решил ли он их или помощь нужна…
— На всякий случай…
Иван почувствовал, как Караваев вместе с пачкой печенья передал ему деньги. Как их хранить, Черепанов уже знал. Он хотел сказать, что обязательно вернёт, но Дмитрий Валентинович опередил его:
— Пропьём в «Пекине». В московском. Что-то так захотелось после наших бесед по местам студенческой молодости проехаться…
Перед сном военком решил задать Черепанову вопрос, который, видимо, давно его мучил: