Вечером у Фёдора на мобильнике заиграл государственный гимн Украины. Он сразу как-то подобрался, кивнул Черепанову с многозначительным видом — мол, вот, брат, всё и началось! Телефонный разговор случился короткий. Фёдор согласно кивал головой невидимому собеседнику, и всё его участие в разговоре свелось к нескольким коротким «понял» и «хорошо».
— Так вот, Ваня, — сказал он напряжённым, но неуловимо повеселевшим голосом, — это есть наш последний и решительный бой. Бегом собирайся, через полчаса мы должны быть на телевидении.
Чёрный «мерседес» с неприметными номерами пронёс их по ночному Киеву. На площади Толстого машину остановил гаишник, но Фёдор, перегнувшись через водителя, показал ему какое-то удостоверение. И лейтенант тут же ретировался, взяв под козырек. Спустя десять минут они уже шли длинными коридорами телецентра. Игонтов завёл Ивана в какое-то помещение без таблички на двери.
— Жди здесь, через десять минут буду.
Вернулся он, впрочем, не через десять, а через сорок минут. Всё это время Черепанов неотрывно следил за стрелкой часов. Фёдор плотно закрыл за собой дверь, огляделся в поисках пульта дистанционного управления, включил телевизор.
— Ну-ка, посмотрим, что нам скажет бухгалтер наш Берлага…
С напряжённым вниманием они прослушали короткое выступление главы президентского секретариата и полностью с ним согласились. Да, всё именно так и обстоит — в стране бардак, экономика в загоне, премьер проводит деструктивную политику, ведущую к серьёзной конфронтации с соседями и мировой общественностью. Вывод: ни нынешнее правительство, ни нынешняя коалиция управлять страной не могут, и потому президент при поддержке конструктивной оппозиции созывает назавтра экстренное заседание парламента.
Игонтов возбуждённо хлопнул Ивана по плечу.
— Молодец Берлага. Не подкачал. А теперь, друг мой, быстренько-быстренько делаем отсюда ноги — потому как если они нас сейчас с нашим чемоданчиком прихватят, то и нам с тобой не поздоровится, и ситуация назад вполне может отыграться. Это еще те ребята!
…В тёмном салоне «мерседеса», уносившего их обратно за город, у Фёдора снова заиграл телефон. На сей раз звучала другая мелодия — «Спят курганы тёмные…».
— Да, слушаю… Минутку! — он протянул трубку Черепанову. — Это тебя.
Недоумевая, журналист взял телефон.
— Ваня, — услышал он взволнованный знакомый голос, — это Мария… Ты где? С тобой всё в порядке?
Черепанов вопросительно взглянул на Игонтова, тот с деланно растерянным видом развёл руками — мол, я тут ни при чём.
— Мария, ты как… ты откуда… Со мной всё в порядке, скоро буду дома!
— Ваня, я ничего не понимаю… Только что приходил какой-то дядечка, представился Леонидом Аркадьевичем, сказал, что вместе с тобой сидел в тюрьме и его попросили передать, чтобы я позвонила по этому телефону.
— Всё в порядке, Мария. Я завтра… — он вопросительно взглянул на Игонтова, тот кивнул. — Я завтра уже буду дома и всё расскажу. Дядечка этот правильный, хороший дядечка. Я вот тут подумал… Данною мне нынче властью я, пожалуй, поменяю ему процессуальный статус — переведу его из обвиняемых в свидетели.
— Какие свидетели? — растерянно спросила Мария.
— Свидетеля на нашей свадьбе. Ты против?
В трубке на короткое время повисла тишина.
— Почему против? Скорее — за. Сам же говоришь, хороший дядечка…
— Только сначала слетаем в Пекин, — ошарашил Марию Иван. Затем, быстро набрав номер по второму телефону, отрапортовал:
— Ну что, Валентиныч, завтра жду тебя в «Пекине».
— В Пекине?
— В московском «Пекине»!
И вновь поднёс к уху первый аппарат:
— Так что, Маша, завтра летим в Москву. Познакомлю тебя с Валентинычем, моим сокамерником, нашим земляком, а заодно и в «Ленком» тебя свожу.
Проведя первую после возвращения «планёрку», Черепанов поймал себя на мысли, что забыл о каком-то важном для себя деле. Так бывает иногда. Очень сильно хочешь вспомнить какую-либо элементарную вещь, а она, как назло, не вспоминается. Когда Черепанов вечером направлялся домой и в поле его зрения попал завлекательно мигающий иллюминацией зал игровых автоматов на углу улиц Советской и Независимости, его осенило.
На следующее утро он вызвал бойкую, подающую надежды журналистку Катю и дал ей задание:
— Катюш, у тебя есть шанс отличиться. Но предварительно придётся много поработать. Знаешь зал игровых автоматов на углу Советской и Независимости? Так вот, один молодой парень, студент, проиграл там 27 тысяч долларов. Вся жизнь у него пошла наперекосяк. Ты должна сделать об этом сюжет. Найти этого парня в тюрьме, договориться с администрацией о встрече, побывать дома у его мамы, встретиться с однокурсниками и, конечно же, взять интервью у хозяина заведения, которое делает людей несчастными и подсаживает на пагубные привычки. Кстати, задай ему вопрос, как бы он поступил, если бы на месте этого парня оказался его сын.
— Здорово! — обрадовалась Катя, предвкушая успех от скандальной передачи. — Иван Сергеевич, а если хозяин не захочет говорить на камеру?
— А ты начни с того, что хочешь сделать материал о пользе и проблемах легального игорного бизнеса. Он с удовольствием расскажет, какое это замечательное дело. Или скажи, что интересуешься его благотворительностью. Кстати, эффектно было бы снять его, когда он крестится на пороге церкви, — он туда, правда, лишь по праздникам ходит, но ради такого случая может и специально прийти.
* * *
Через несколько дней довольная Катя сообщила, что сюжет готов. После его показа Черепанова разыскал начальник колонии, в которой отбывал наказание Паша, и сообщил, что в ближайшее время будет рассмотрен вопрос о его условно-досрочном освобождении.
Как раз в этот момент в гости к Черепанову пожаловал помощник местного олигарха-депутата. Поздравил с возвращением и попросил пригласить его шефа на эфир у известного ведущего.
— Представляешь, сколько бабок платим этим дармоедам-пиарщикам, а они ну ничего интересного придумать не могут — предлагают затасканные ходы. А шефу хочется новизны, нестандарта, чего-то человеческого. Он им эту задачу ставит, да всё без толку…
— Есть идея, — вдруг оживился Иван Сергеевич. И показал помощнику сюжет про Пашу. — Представляешь, если твой шеф, просмотрев его, возьмёт над этим малым опеку, вернёт его в семью, в общество…
— …поможет разделаться с долгами, восстановит в институте, трудоустроит, обеспечит жильем, — начал ехидничать помощник.
— Идея — твоя, дарю, — Черепанов знал, что помощник не любил, когда инициатива исходила не от него. — Да шеф тебя за такой пиар орденом наградить должен. И похвастаешься, что эфир бесплатный пробил под этот проект.
— Вообще-то это мысль! — загорелся помощник. — Но разумеется, мы надеемся, что об этом будет снят целый цикл телепередач.
«Ну и ладно, пусть себе пиарится, зато Пашку удастся вернуть к нормальной жизни», — подумал Иван. Правда, встретив Черепанова в здании местной администрации, хозяин заведения игровых автоматов поспешил отвернуться. «Ну и чёрт с ним», — не особо расстроился Черепанов.
Спустя неделю Ивану Сергеевичу позвонил первый заместитель генерального секретаря Совета национальной безопасности Евгений Николаевич Левицкий. Поздравил со свадьбой, обещал прислать подарок и рассказал, что страна нуждается в стабильности и покое. И естественно, обо всей этой истории, случившейся с Черепановым в последний месяц, стоит забыть. Не было никакой истории — ни ареста, ни документов, ни дисков, ни видеосъёмки… Ничего не было!
Ну, не было так не было, согласился Иван Сергеевич. Вам там в Киеве, конечно, виднее. И, конечно же, страна нуждается в покое и стабильности. Крайне нуждается. Кто бы спорил.
А в голове крутились последние фразы разговора: «Забудь обо всём, Иван Сергеевич. Забудь. Хотя бы на год».
Ударная волна. Роман
Глава 1. Министерская закладка
Журавский вышел из служебной чёрной «тойоты» и энергичной, но ровной, годами выработанной походкой в считанные секунды преодолел мраморные ступени и министерский холл, успев при этом кому кивнуть, кому — пожать руку.
В свои пятьдесят семь он выглядел просто отменно. Спортивная пропорциональная фигура. Короткая стрижка делала почти незаметными небольшие залысины и умеренную седину на висках. Но для мужчины это просто мелочи. Морщинки одолели только впадинки у глаз, и даже лоб был почти гладким. Большие серо-зелёные никогда не бегающие глаза располагали. Это был тренированный взгляд хорошо владеющего собой человека. Лишь кончики губ во время приветливой улыбки слегка выдавали хитринку. Регулярный умеренный загар, стойкий, но не резкий запах хороших духов, всегда чистая обувь, исключительно качественные галстуки и свитера свидетельствовали о том, что Журавский в элитной среде чувствует себя как рыба в воде. Он был единственным замом, удержавшимся при трёх министрах. В лифте Станислав Васильевич сделал мягкий комплимент новенькой переводчице на предмет интересного сочетания её причёски с фасоном блузки. Ему достаточно было секундного взгляда, чтобы оценить и выделить то, над чем трудилась барышня для привлечения внимания, и сделать ей не дежурный, а специальный комплимент. Мало кто сейчас догадывался, какая работа в своё время стояла за этим. Самые гонористые и уверенно держащиеся в своих креслах сотрудники побаивались с ним конфликтовать, словно чуя какое-то невидимое, непонятно в чём выражающееся преимущество Станислава Васильевича.
Единственным человеком, которому Журавский доверял в течение последних 20 лет свои тайны, был он сам. Ни одно слово за это время не было им произнесено в силу глупости, слабости или неконтролируемой эмоции. Ни за рюмкой, ни по телефону. Он никогда не поносил и не раскрывал секретов своих предыдущих начальников, из чего нынешние — а все они были людьми неглупыми — могли сделать вывод, что так же он будет поступать и по отношению к ним.