На столе слева были разложены громадные распечатки чертежей, планов выработок и всякие другие, непонятные простому, не имеющему отношения к горному делу человеку документы.
Уставший, слегка растолстевший, но сохранивший былую подвижность, Лукьянец разглядывал из-под слегка затемнённых очков Матвеева, явно пытаясь вспомнить, как зовут гостя. Набухшие веки и мешки под глазами свидетельствовали о нелёгких перипетиях и непростом ритме жизни директора, не изменявшего традиционному деловому стилю одежды — добротный, но не самый дорогой костюм, галстук. Только часы выдавали его начальственный статус.
— Василий Кондратьевич, если не ошибаюсь? — Лукьянец встал из-за громадного стола и, подав руку, вернулся на своё место.
— Так точно, Владимир Иванович, приятно, что помните.
— Как же, как же, легенды ходили, что большего везения ни у кого на шахте не было.
— Присаживайтесь, с чем пожаловали?
— С предложением.
Директор молча кивнул и внимательно посмотрел на собеседника.
— В течение недели, максимум четырёх дней, на шахте произойдёт выброс.
Лукьянец перестал постукивать карандашом по столу — эта давняя его привычка выводила из себя всех его многочисленных начальников.
— На чём вы основываетесь?
— Это тяжело объяснить. Я точно знаю, могу даже место показать.
— Пройдёмте, — директор подвёл Василия к чертежам выработок.
— С тех времён, как я спускался в шахту, много воды утекло. Прошли уже наверняка гораздо дальше. Что находится под Куренёвой балкой?
Директор надел очки и принялся изучать схему.
— Это здесь. Новая выработка, горизонт 816 метров, лаву скоро запустим.
— Там опасно. Вот там и произойдёт выброс.
— Василий Кондратьевич, вы меня озадачили. Такие утверждения должны быть обоснованы. Каковы ваши аргументы и предложения?
— Я знаю, что это будет там. На поверхности чувствую. И Маргаритка моя беснуется, когда в балку её ношу.
— Маргаритка? Это ещё кто?
— Это моя кошка. Можете, конечно, меня странным считать, не вы один такой, но это правда.
— Да, наслышан я о ваших способностях, но вы ведь радикулиты лечите, а не в НИИ работаете.
— Нужно остановить работы по запуску лавы, там будет выброс метана.
— Интересно… Как вы представляете себе остановку работ? Шахта напичкана датчиками, аппаратурой на миллионы гривен, а я должен остановить производство потому, что кошке на поверхности стало плохо? Не смешите.
— Она об этом даёт знак только мне. Я не могу это объяснить, но когда я с ней, мы вместе…
— Василий Кондратьевич, лично я отношусь к вам с большим уважением. Но безопасностью в выработках занимаются серьёзные научные организации, а наша задача — вовремя отреагировать, ваши же аргументы — по крайней мере — странны. Сейчас модно быть прорицателем, вон их сколько на телевидении, но там хоть как-то это изучается, эксперименты ставят разные, а вас я там что-то не видел.
— Ни к чему мне эти столицы. Я только вместе с кошкой могу помочь, а она не любит переездов, сами понимаете — живность домашняя.
— Василий Кондратьевич, спасибо, мы примем к сведению ваше беспокойство, спасибо ещё раз.
Разговор был окончен.
Матвеев, опёршись на палочку, тяжело поднялся со стула и направился к выходу. Уже перед дверью, словно в отместку упрямому директору, он повернулся и резко бросил:
— Будете у доктора — почки посмотрите. В правой — камень у вас, на днях выйдет. До свидания.
Дверь закрылась, и Кондратьич поковылял прочь.
* * *
— Нет, я не хочу никого ни видеть, ни слышать. В конце концов, уже начало восьмого, все нормальные люди давно дома, жуют пельмени, пьют чай на кухне под абажуром и смотрят по телевизору, как извергается очередной вулкан где-нибудь в Исландии, и радуются, что это далеко от их пятого квартала, — весь этот монолог Иван хотел высказать секретарю Юле, но прозвучал он в пространство, поскольку Юлю он отпустил ещё полтора часа назад. С охраны передали, что его давно ждёт пожилой мужчина, как он сообщил, по экстренному государственному делу. За время работы директором телестудии Иван навидался таких типов с суперважными сообщениями. Было в их облике что-то общее, и приходили они всегда, как им казалось, с потрясающими новостями. В основном это были очевидцы НЛО или различного рода инопланетных представителей. Попадались и непризнанные авторы мировых открытий, типа вечного двигателя или квадратуры круга. Таких людей Иван делил на психически ненормальных, слегка болеющих навязчивыми идеями и просто зануд, которым необходимы общение и внимание.
Человек, возникший в кабинете, внешне не подпадал ни под одну из этих категорий. Пожилой, невысокий, лет пятидесяти пяти, в простом неновом, но аккуратном сером костюме, он решительно вошёл и резко протянул руку навстречу привставшему Черепанову.
— Шахтёр, Василий Кондратьевич Матвеев, — глуховатым негромким голосом представился настойчивый посетитель.
«Чапаев», — хотел подправить его Иван, поскольку вошедший внешне походил на киношного Василия Ивановича в исполнении артиста Бабочкина — узкое лицо, тонкие губы, зачесанные назад волосы и главное — лихие усы, пусть не закрученные кверху, но такие же густые и броские. Эта аналогия немного подняла настроение Ивану, и он уже без неприязни человека, которого оторвали от дел, приготовился выслушать непрошеного гостя.
— Черепанов Иван Сергеевич, но просьба, учитывая позднее время, уложиться в пять минут. У меня ещё масса дел, а завтра я уезжаю в… — Иван подыскивал формулировку, — в рабочую командировку.
— Быстро не получится, — уверенно и даже как-то по-хозяйски произнёс Матвеев, — я вас уже почитай неделю вылавливаю. Всё никак не застать, потерпите уж и вы чуток. Дольше, чем надо, не задержу. А дело у меня важное. Речь идет о жизнях многих людей — наших с вами земляков, шахтёров.
— Если вы об улучшении условий работы или о повышении зарплат и выплат по регрессу, то мы уже делали об этом серию репортажей, — перебил «Чапаева» Иван, — и продолжаем отслеживать тему. Ею занимаются в отделе документалистики, и завтра приходите туда, к редактору Олегу Григоренко.
— Не об этом. Что ж я, не понимаю, по какому делу куда ходить? Вас, Иван Сергеевич, в нашем городе каждая собака, извините, знает. И как депутата, и как человека. Вы тут выросли и тут остались. Не польстились на столицы. И не скурвились, как многие ваши коллеги. Поэтому я и пришёл к вам, а не к кому другому.
Хоть Черепанов считал себя и не падким на лесть, «лещ», брошенный Матвеевым, всё же приятно его задел.
— А дело мое серьёзное, — не меняя тональности, произнёс гость, — завтра-послезавтра на шахте «3-я Глубокая» должен произойти взрыв. Её срочно надо остановить и людей вывести.
— Ничего себе, сообщеньице, — Иван посмотрел на гостя более внимательно. Неужели тот из категории «немного больных навязчивыми идеями»? А с первого взгляда не похож был. Что ж, не повезло, теперь надо сделать вид, что сообщение заинтересовало, и вежливо выпроводить или лучше перенаправить на кого-нибудь другого этого знатока — Чапаева.
— Конечно, это важные сведения, — медленно, как бы подбирая нужные слова, начал Иван. — Но лучше сообщить в милицию или СБУ. Рассказать о террористе, и пусть они примут к нему соответствующие меры, обезвредят, арестуют, и дело с концом. Ведь откуда-то вы узнали о предстоящем взрыве, не придумали же сами?
— Нет, не придумал, — теперь уже Матвеев внимательно смотрел на Черепанова. — И в милиции уже был. И с директором шахты Лукьянцом Владимиром Ивановичем встречался. В милиции выслушали — посмеялись, а Лукьянец не понял или не захотел понять. Но люди-то, люди погибнут! На вас одна надежда, может, вы их сумеете убедить, что шахту надо остановить.
«Тяжёлый случай, — подумал про себя Иван. — Быстро отделаться не удастся, старичок прилипчивый, настырный, пропал вечер…»
— То есть их не убедили ваши аргументы, — вежливо и обречённо продолжил Черепанов, — но если не убедили таких компетентных людей, то, может быть, ваши страхи преувеличены и ничего не случится? Вам-то о взрыве кто сказал?
— Так кошка и сказала, — Матвеев, казалось, был удивлен тупостью Ивана, — кошка. Вернее, не сказала, конечно, — он уловил недоумённый взгляд Черепанова и поправился: — своим поведением показала. Нет, вы не думайте, я с ума не сошёл. Просто кошка у меня такая — чувствует заранее катаклизмы в земной коре. А в остальном кошка как кошка, даже мышей ловит.
И в последнее время она себя тоже тревожно ведёт, особенно в том месте, где лава шахтная проходит. А это верный знак — быть беде.
— Погодите, — Иван вдруг вспомнил разговор с ликвидаторами аварии на Чернобыльской АЭС годовой давности, когда они по традиции вместе отмечали очередную дату той страшной трагедии. — Я что-то слышал от ребят о человеке, который после перенесенной аварии на шахте тонко чувствует поведение животных, иногда видит внутренние органы и даже диагностирует некоторые болезни. Не вы ли?
— Может, и я, но мои возможности по диагностике и лечению несколько преувеличены. Действительно, я пытался и даже помог нескольким чернобыльцам определить недуги. Они вовремя обратились к врачам, и те всё подтвердили. Но для таких дел необходимо медицинское образование, которого у меня нет, да и людей я чувствую хуже животных, уж не знаю почему. А вот поведение своей кошки Маргариты могу «расшифровать», особенно когда она обостренно чувствует опасность.
Я это и милиции объяснял, они до конца слушать не стали. Мол, и так много дел, а тут тоже ещё, банда «Чёрная кошка» нашлась. Посмеялись и выпроводили, иди, говорят, в Академию наук с такой кошкой, пусть её там изучают. Но вы-то наверняка слышали, что животные могут предсказывать разные катастрофы — рыбки аквариумные, жабы, грызуны, кошки? Вы-то должны знать!
То, что многие животные чутко реагируют на предстоящие сейсмические события, реагируя на изменения электромагнитного поля земли, Иван знал. Когда-то они даже делали об этом передачу и подбирали статистику таких случаев. Он вспомнил, что самым чувствительным предсказателем считалась кошка, но сейчас вечером, в преддверии отпуска даже вспоминать это, не то что заниматься, не хотелось. Да и ради чего? Конечно, старичок ненормальный, а вдруг — нет? И тогда, если не принять меры, погибнут люди. И простить этого Иван себе не сможет никогда, и никакие «отмазки» про шизофреников не пройдут. В чём-то каждый из нас является шизофреником, вспомнил Черепанов выступление какого-то московского профессора психологии. Но кто может быть судьей и вправе ли им быть, особенно в таком случае? Эх, как не вовремя появился этот оракул! Уже завтра Иван бы спокойно собирался на острова, предвкушая две недели прогулок, дайвинга, джина с тоником на пляже, смуглотелых красавиц… Впрочем, тут можно губы не раскатывать, Ольга будет чётко бдить его, Ивана, нравственность. Если, конечно, их отношения можно считать хоть немного нравственными. Впрочем, он опять отвлёкся.