Когда Нина уехала в министерство, Черепанов погулял по набережной и сделал несколько звонков. Перезвонил Матвееву и Лукьянцу, сообщил, что вопрос пока не решён, но шансы есть. Набрал Ольгу, чтобы узнать, как протекает отдых, но соединения не произошло, видимо, услуга роуминга подключена не была. Ивана этот факт особенно не расстроил, он не сомневался в том, что у Ольги всё так, как надо. «Оттянется», как «сленгует» его младший, по полной.
Через часа полтора, как и предупреждала Рита, раздался долгожданный звонок. Исходный номер был засекречен. В трубке раздался мужской приятный бас. Незнакомец говорил отрывисто, чётко, как бы рубя фразы:
— Здравствуйте, Иван Сергеевич, меня зовут Валентин Николаевич. Мне говорили о вас и вашем деле. Думаю, смогу вам помочь. В четырнадцать часов жду вас возле памятника Богдану Хмельницкому на Софиевской площади. Подробности обсудим при встрече.
— Хорошо, — Иван постепенно начал входить в состояние охотничьей собаки, почуявшей дичь, — а как вы меня узнаете?
— Не беспокойтесь, — даже по телефону Иван почувствовал, как усмехнулся Валентин Николаевич, — узнаю. До встречи.
И разговор закончился.
Иван задумался, потеребил салфетку и всё-таки позвонил Виталику Макаренко, старому институтскому другу, давно уже служившему в столичном МВД, и о чём-то кратко с ним переговорил. Потом спустился к дороге, остановил такси и назвал место встречи.
К памятнику он подъехал минут за двадцать до встречи, осмотрелся, прогулялся, оглядел скульптуру, припомнил, что знает о памятнике. Оказалось, не так уж и много, но и не мало, значит, журналистская память и закалка не ослабевали с возрастом, что радовало. Но много вспоминать Ивану не пришлось, он незаметно пристроился к шумно высыпавшей из большого автобуса экскурсионной группе и внимательно вслушался в рассказ женщины-экскурсовода. Худенькая, маленькая, в полосатом брючном костюме и больших роговых очках, она привычно ровным, хорошо поставленным голосом профессионала, периодически поворачиваясь то к слушателям, то к высоко сидящему Богдану, вещала историю создания одного из самых знаменитых памятников города, давнего символа Киева, изображенного на картах, телевизионных заставках и сувенирах. Иван на время ощутил себя туристом из этой группы и заслушался.
Оказывается, еще в середине XIX века у украинских деятелей культуры возникла мысль установить памятник Богдану Хмельницкому. Первый проект памятника был выполнен с грандиозным размахом. На гранитном постаменте, по форме похожем на курган, на гарцующем коне восседал гетман. Под копытами коня предполагалось изобразить распластанное тело ксендза-иезуита, покрытое изорванным польским знаменем, рядом должны были лежать звенья разорванных цепей, а внизу, перед скалой, располагаться 4 фигуры — слепой кобзарь и его слушатели: белорус, малоросс, великоросс и червоноросс. Барельефы должны были изображать эпизоды Битвы под Збаражем и вступление войска Хмельницкого в Киев.
Средства на памятник предполагалось собрать по благотворительной подписке, но и тогда пожертвования поступали плохо. Политические мотивы и недостаток средств привели к тому, что композиция памятника стала намного скромнее, исчезли фигуры кобзаря, его слушателей, а также барельефы.
Иван вместе с группой послушно вслед за энергичной предводительницей описал круг у памятника и продолжил слушать.
Морское ведомство пожертвовало на строительство памятника 1600 пудов, или 25,6 тонны, старой корабельной меди. В 1877 году наконец-то была изготовлена гипсовая модель, а в 1879 году в Санкт-Петербурге, на литейно-механическом заводе Берда, при участии скульпторов Пия Велионского и Артемия Обера, композицию отлили из металла.
Хоть тогда ещё в Киеве не заправляли Черновецкий и его молодая команда, место для памятника Хмельницкому — Софийская площадь — определилось после долгих споров. Но неожиданно из Петербурга пришёл запрет. Дело в том, что памятник, установленный на Софийской площади, располагался бы между алтарной стеной Киевского Софийского собора и зданием Михайловского Златоверхого собора. Ориентирована статуя была так, что гетманская булава как бы грозила в сторону Польши. Соответственно, конь Богдана Хмельницкого будет обращён хвостом к алтарной стене Софийского собора, и именно это будут видеть вместо христианской святыни многочисленные богомольцы, устремляющиеся к собору. Кроме того, закрывался вид на собор со стороны Михайловского монастыря и Крещатика. Это вызвало возмущение киевского духовенства, и оно написало жалобу в Синод. Некоторое время памятник стоял на Бессарабской площади.
Восемь лет простоял готовый памятник Богдану Хмельницкому во дворе Старокиевского полицейского участка, так как денег на строительство гранитного постамента не хватило. Киевляне шутили, что гетмана арестовали за то, что «прибыл без пашпорта». Наконец, в 1886 году из городской казны было выделено 12 000 рублей, а управа Киевской крепости отдала для памятника 30 кубических саженей гранита, которые остались от строительства опор Цепного моста, после чего архитектор Владимир Николаев спроектировал и построил постамент для памятника. Киевский архитектор работал бесплатно, а деньги, которые удалось сэкономить, потратил на установление изгороди с фонарями вокруг памятника.
Все исторические события, особенно с памятниками, похожи друг на друга и периодически повторяются, меняя только воплощения и трактовки с учётом политической конъюнктуры, — эту истину Ивану еще раз подтвердило продолжение рассказа.
Чтобы не оскорблять чувств верующих, скульптурную композицию развернули, после чего булава стала грозить скорее в сторону Швеции, чем в сторону Польши. Вопреки расхожему мнению, в сторону Москвы булава не была направлена никогда. О сопричастности к России говорили лишь надписи на постаменте: «Хотим под царя восточного, православного» и «Богдану Хмельницкому единая неделимая Россия». В 1919 и 1924 годах эти надписи сменили на нейтральную: «Богдан Хмельницкий. 1888», которая сохранилась по наши дни.
11 июля 1888 года, во время празднования в Киеве 900-летия крещения Руси, памятник Богдану Хмельницкому был окончательно установлен и освящен.
Иван ещё раз, уже глазами новоявленного знатока, взглянул на монумент. Действительно, памятник производил сильное впечатление своей динамичностью. Как будто всадник на полном скаку осадил коня, чтобы обратиться к народу. Довольно точно, как говорят историки, было передано портретное сходство с прототипом, а также детали одежды. Постамент скульптурной композиции хоть относительно невысок, но зато она доступна для кругового обзора, что даёт возможность подробно рассмотреть все детали, которые проработаны очень тщательно.
Он хотел ещё раз обойти медного Богдана, но кто-то совершенно неожиданно тронул его за рукав пиджака. Черепанов обернулся. Ещё секунду назад в экскурсионной группе этого мужчины не было, и Иван не заметил, как тот оказался рядом. Высокий, под метр девяносто и под сто кило весом, с могучей атлетической фигурой, угадывающейся даже под светло-синим пиджаком спортивного покроя, Валентин Николаевич, а это был он, легонько отвёл Ивана в сторону.
— Ещё раз здравствуйте, Иван Сергеевич, — произнёс он знакомым басом, — давно ждёте? Как вам, кстати, рассказ экскурсовода, правда, интересные подробности, прямо своеобразное досье на памятник?
От неожиданности Иван сразу не нашёл, что ответить. Но, похоже, его новый спутник ответа и не ждал.
— Давайте-ка спустимся к автомобилю, и я расскажу вам план наших ближайших действий. Времени у нас не очень много, а работа предстоит необычная.
И, мягко придерживая Черепанова под локоть, Валентин Николаевич подвёл его к огромному чёрному джипу.
— Наш план такой, — так же отрывисто продолжил Валентин Николаевич, — когда они сели в салон и молча проехали несколько километров по шумным улицам, — сначала посетим квартиру, где вы переоденетесь в форму мастера по ремонту кондиционеров. А потом в дачный пригород, в очень красивый особняк моего начальника, и там…
Но тут громкий и такой же отрывистый, как голос нового знакомого Ивана, сигнал мобильного телефона прервал его:
— Секундочку, — тот внимательно посмотрел на исходящий номер и нахмурился, — кажется, у нас уже начались проблемы.
* * *
В один из обычных дней на строительстве пирамиды, такой, как и сотни других, к нему подошел человек в одежде воина.
— К тебе есть послание, уважаемый Хемиуну.
Тон, которым это было сказано, не оставлял никаких сомнений в том, кто был отправителем сего послания.
— Давайте, — архитектор ждал этого дня, жрецы не могут не сдержать своего слова.
— Это послание на словах, архитектор. Человек, который знает о вас всё, просит вспомнить о вашем разговоре месячной давности и дать обещанное…
— Передайте вашему хозяину, что я готов.
— Ждите, — неизвестный развернулся и пошел прочь так же быстро, как и появился.
В тот же вечер Аменеминт появился в доме архитектора тем же способом, что и раньше.
— Благословенна мудрость твоя, Хемиуну, — ты не из тех хитрецов, которые смеют перечить воле жрецов. — Невысокий, сгорбленный человек в грязных одеждах приветствовал архитектора.
— Моё уважение к вашей касте воспитано с детства, но это уважение основано не на страхе к вашей таинственности, а на восхищении вашими знаниями, Аменеминт. Я хочу, чтобы вы это понимали.
— Конечно, архитектор, но какая разница? Вы готовы ответить на вопрос совета жрецов о золоте?
Хеменуи неспешно проследовал в дом и вернулся оттуда со свитком папируса.
— Здесь обозначены интересующие вас места. Я своё дело сделал, жрецы могут быть спокойны.
— Покой наш может быть основан только на уверенности в неприкосновенности Лабиринта, а такой у нас нет. Вы всего лишь помогли сделать первый шаг, но следует подумать и о следующих.
— Мне думать не о чем, наш договор выполнен! — архитектор почувствовал, как волна злости от собственного бессилия подкатила комком к горлу и голос предательски задрожал.