— Простите, товарищ старший лейтенант, но можно я выскажу кое-какие соображения?
Черепанов в ответ только пожал плечами. Его новый знакомый встал и, обойдя бруствер, встал за спиной Ивана:
— Я так понимаю, что взвод, которым вы командуете, укомплектован только наполовину? — вопрос священника прозвучал скорее как утверждение, и поэтому Иван решил на него не отвечать. И вообще, с какой это стати он должен отвечать на подобные вопросы гражданских лиц? Отсутствие ответа не смутило батюшку, и он продолжил:
— С позиции, в которой вы сейчас находитесь, открывается хороший обзор русла реки. Однако склон берега, по которому я только что поднимался, в сектор вашего обзора не попадает. Дополнительную позицию из-за отсутствия людей вы организовать не сможете, поэтому эту огневую точку необходимо сдвинуть левее метров на пять. Тогда этот береговой откос будет попадать в периферийное зрение стрелка и не позволит противнику зайти ему в тыл. Для большей надежности — установите чуть ниже по склону пару растяжек[32].
Черепанову на минуту показалось, что он стоит перед командиром полка, который ставит ему боевую задачу. Чтобы скрыть вдруг накатившую на него злость, он одним махом выскочил из окопа и прошел к краю обрыва. «А чего, собственно, злиться? — успокаивал сам себя Иван. — Прав батюшка на все сто процентов. И о растяжках он дельную мысль подсказал. Плохо, что сам до этого не додумался». Священник оставался на прежнем месте, но было видно, что он с интересом наблюдает за реакцией молодого лейтенанта на свои слова.
Вернувшись к старой позиции, Черепанов хотел поблагодарить священника за совет, но неожиданно для самого себя спросил:
— Сергей Александрович, а откуда вам известны все эти премудрости — «сектор обзора», «периферийное зрение», «растяжки»? Насколько я знаю, в духовной семинарии этому не учат?
Священник усмехнулся и, уже направляясь в сторону кишлака, ответил:
— Жизнь, товарищ старший лейтенант, сложная штука, тем более что пути Господни неисповедимы. Так сразу и не объяснишь…
— Сергей Александрович! Меня зовут Иван. Иван Черепанов, — уже вдогонку крикнул ему Черепанов.
— Я запомню. До встречи, Ваня, — услышал он в ответ хрипловатый голос своего нового знакомого.
На следующее утро Черепанов решил навестить подполковника Репнина. С момента приезда в кишлак они практически не встречались. У старшего лейтенанта были свои заботы, а контрразведчик старался находиться там, где был мальчишка, сын имама Абдулы Сатара. А тот больше крутился во дворе старика, который предоставил им свой дом. Только однажды мальчишка покинул двор. Иван со своей позиции видел, как, спустившись с крутого откоса, он на бегу сбросил с себя одежду и смело прыгнул в ледяной ручей, берущий свое начало в верховьях тех гор, которые виднелись на горизонте. На берегу было несколько женщин, но мальчишка нисколько не стеснялся своей наготы. Выйдя на берег, он широко расставил в стороны руки и подставил свое худенькое тело лучам солнца.
Уже приближаясь к дому старика, Черепанов услышал какие-то странные звуки, доносившиеся из-за глинобитной стены. Было такое впечатление, что кто-то методично бьет кулаком в твердую поверхность. Войдя во двор, он увидел, что мальчишка метров с десяти бросает нож в кусок дерева прислоненного к стене. За действиями мальчишки наблюдал подполковник Репнин, который сидел чуть в стороне и пил чай. Пересекая двор, Иван услышал, как над его ухом просвистел нож и воткнулся в мишень. При этом Репнин хмыкнул, налил себе еще одну пиалу чая и с интересом посмотрел на лейтенанта. «Похоже, от безделья у подполковника совсем мозги расплавились», — подумал Иван и, выхватив из ножен свой нож, практически не целясь, бросил его в сторону деревянной мишени. Клинок старшего лейтенанта не просто попал в мишень — он вонзился точно в нож мальчишки. При этом куски красиво инкрустированной костяной рукоятки ножа полетели в разные стороны. Мальчишка с такой злостью посмотрел на Черепанова, что, казалось, еще секунда, и он бросится на него с кулаками. Но подросток сдержался — демонстративно плюнув под ноги Черепанову, он с гордо поднятой головой ушел в дом.
— Один ноль, — с некоторой ленцой в голосе произнес подполковник. — Тебя, старлей, не учили в школе, что обижать детей нехорошо?
— Этот, как вы, товарищ подполковник, заметили, ребенок своим ножичком с удовольствием перережет горло не только мне, но и вам.
— Ладно, Черепанов, не злись. Садись со мной чай пить, — но наполнить пиалы ароматным напитком Репнин не успел. В проеме ворот показался боец из взвода Черепанова. Запыхавшийся сержант, забыв о всякой субординации, выдохнул:
— К нам гости.
Старик вернулся один. Не спеша, сполоснув руки и умывшись, он с достоинством занял место рядом с подполковником и Черепановым. Из дома вышел и присоединился к ним священник. Все с нетерпением ждали, что скажет им старик. Но тот, не проронив ни слова, допивал уже вторую пиалу чая. Потом он позвал жену и принялся объяснять ей, как наложить примочки из лечебных трав на израненные острыми камнями подушечки лап волкодава. Только после этого он соизволил обратить внимание на своих собеседников.
— Достопочтенный имам согласился на ваши условия, — обратился старик к священнику, как будто подполковника и Черепанова за столом и не было вовсе. — Воины имама находятся недалеко, и через несколько часов они будут здесь.
Подполковник не скрывал своей радости. С облегчением выдохнув, он, тщательно подбирая слова, обратился к старику на его языке. Не трудно было догадаться, что Репнин благодарит того за успешные результаты переговоров с имамом. Старик же даже не удостоил подполковника взглядом. Он еще минуты три что-то рассказывал священнику.
— Имам отдает нам четверых пленных — трех солдат и одного офицера, — перевел слова старика священник. — Обмен состоится на нейтральной территории. Это километрах в пяти от кишлака, на открытом берегу реки. Все должны быть без оружия. Имам гарантирует нашу безопасность.
На место встречи они приехали, наверное, рано. Так же весело журчала на перекатах вода в речке, где-то высоко в небе кружила одинокая птица, а на плоских камнях грелись вездесущие ящерицы. Мальчишка тут же принялся бросать в них камни.
— Мехран, перестань, — мягко обратился к нему священник. Удивительно, но мальчишка тут же прекратил свое занятие и послушно переключился на дальний берег речки.
— Он что, понимает по-русски? — удивленно спросил Черепанов.
— Немножко. Но он прекрасно владеет английским, немецким и итальянским языками. Я уже не говорю про местные наречия. Мехран — талантливый мальчик, — в голосе священника Иван уловил нотки гордости.
— Сергей Александрович, давно хочу у вас спросить, — решился Иван, воспользовавшись тем, что рядом с ними никого не было. — Я в Афгане уже второй год, но за это время ни разу не слышал, чтобы моджахеды возвращали наших пленных.
— Но ведь и мы не торопимся этого делать, — живо откликнулся на его вопрос священник. — Вы видели где-нибудь на подконтрольной нам территории лагеря для пленных моджахедов? Уверен, что нет. А знаете почему? Потому что для нас они не военные, а бандиты. Бандиты, на которых действие Женевской конвенции о военнопленных не распространяется. А мы для них грязные гяуры — неверные, с которыми даже дышать одним воздухом считается грехом перед Аллахом. Вот и режем друг друга нещадно.
Священник на минуту замолк, оценивающе посмотрел на Черепанова и продолжил:
— Я вам, Ваня, почему-то доверяю. И сейчас скажу вам то, чего говорить не должен. Я сейчас уйду на ту сторону вместе с Мехраном. Его отец — очень уважаемый человек в мусульманском мире. Я буду говорить с ним о многом, в том числе и о судьбе наших ребят, оказавшихся у них в плену. А их, Ваня, уж поверьте мне на слово, там много, очень много.
Птица, все это время кружившая над ними, издала протяжный крик и резко взмыла в воздух. Из-за поворота реки вначале показались два бородача. Посмотрев на берег и, по-видимому, убедившись, что мальчишка на месте, они подали какой-то сигнал в сторону скал. Через несколько минут из-за поворота вышло еще два безоружных душмана[33], которые толкали перед собой трех наших солдат. Те еле держались на ногах и при этом несли брезент с еще одним пленным. Особенно тяжело приходилось солдату, который тащил свою сторону импровизированных носилок один. Через несколько шагов он упал. Ближайший к нему бородач, громко ругаясь, стал пинать его ногами. Глядя на это, Черепанов не выдержал и в несколько шагов преодолел расстояние разделявшее их. Оттолкнув бородача, он одной рукой помог подняться солдату, а другой легко поднял края брезента с раненым.
На того было страшно смотреть — от одежды осталось одно только название, через клочья тельняшки и офицерские бриджи можно было увидеть худое сине-черное тело. Вместо лица у раненого был один сплошной синяк, а от подбородка к левому виску тянулся багровый шрам. Иван не раз слышал истории о зверском отношении моджахедов к десантникам. Один только вид голубого берета или тельняшки мог послужить смертным приговором для его владельца, попавшего в плен.
По-видимому, от тряски и боли раненый пришел в сознание — из кровавого месива на Черепанова уставился один глаз. Ивану показалось, что он пытается что-то ему сказать. Попросив бойцов остановиться, Черепанов наклонился над раненым. Тому было очень трудно говорить, но Иван все же смог разобрать, что хотел сказать ему раненый офицер:
— Десант своих не бросает.
* * *
В это время мимо, и не глядя в их сторону, прошагал сын имама Мехран. Вслед за ним, одетый в свою походную форму — вязаную кофту-безрукавку поверх рясы, шел священник. Поравнявшись с Иваном, Сергей Александрович чуть заметно кивнул ему и прищурил глаза. Они у него были молодые. Волосы с сединой, борода, сутулые плечи, хрипловатый голос и эта нелепая кофта только делали его похожим на старика. Но Иван только сейчас понял, что священнику — где-то около сорока лет. Поглядев ему вслед, Иван задал сам себе вопрос: «Кто ты, Сергей Александрович Святенко?» И, словно услышав его, священник на ходу оглянулся и махнул на прощание рукой.