Пауза в сомнении, а ведь у нее нет выхода: никого из близких не осталось.
— Ладно. Но ты меня не боишься?
Отмахнулась с досадой. Она была то в нетерпении, то в изнеможении. Словом, «надрыв». Так начался их оригинальный диалог: вопрос — жест — пауза — нервный росчерк пера.
— Двадцать восьмое ноября — день гибели Алеши, понедельник. Наверное, ты была в институте? Так. Во сколько вернулась домой?
Даша растопырила пальцы — семь.
— В семь часов. Что делала твоя сестра?
Лицо ее задергалось в страдальческих усилиях.
— Даша, ты вот-вот заговоришь, доктор сказал. Пока обходись подручными средствами.
Она поднесла сжатые в кулачок пальцы к уху.
— Понятно. Марина разговаривала по телефону. О чем?
«Запомни зеленый камень».
— Ты услышала только эту фразу? (Кивок.) Что она значит, Марина объяснила?
«Сказала: „Мы там два раза встречались“».
— Возле зеленого камня? — Кивнула… передернула плечами… сомнение. — С кем она встречалась?.. — Он вгляделся в больное лицо. — На сегодня кончим, доктор запретил.
Даша резко замотала головой, одновременно умоляющим жестом протягивая к нему руки — куколка в ужасной пантомиме. Он подсел к ней на диван, успокаивающе пригладил всклокоченные шелковистые волосы.
— Я с тобой, мы его поймаем. С кем она разговаривала?.. Не знаешь. Что еще сказала?
«Проводить ее к метро „Арбатская“».
— Почему «проводить»? В чем дело?
«Вдруг потеряла сознание — сотрясение мозга».
— Ах да, она же поскользнулась на ступеньках.
«Исчезла тяжелая фаянсовая ваза с подзеркальника в прихожей».
— Ты думаешь… вазу кто-то разбил, а Марина скрыла?
«Сказала: нечаянно задела и разбила. Я тогда поверила, а теперь не знаю».
— Понятно. Не исключено, что в прихожей произошло столкновение. Итак, в восьмом часу вы пошли на «Арбатскую»? Примерно в это время милиционер видел вашу «волгу», то есть убийство уже произошло.
«Она любила Алешу».
— Верю. Но ее могли втравить в историю, а потом она побоялась признаться. С кем Марина встретилась на «Арбатской»?
«Ушла в метро».
— Ты ее подождала? (Кивок.) Дождалась?.. Нет… Как у вас было условлено?
«Я сразу должна уйти домой».
— А ты все-таки осталась. Почему?
«Непонятно. Страшно».
— Страшно? Вы ведь еще не знали про гибель Алеши. Как она объяснила это вечернее свидание?
«Марина узнала страшную тайну и хочет нас всех спасти».
— Тебя, себя и Алешу? (Кивок.) Тайну святого Грааля?
Изумленный взгляд.
— В агонии Марина сказала, довольно бессвязно, что Алешу убил святой Грааль. Что ты про это знаешь?
«Ничего!»
— И вы потом так и не объяснились более обстоятельно?
«До пятого января — больница. Она с ума сходила из-за Алеши и говорила: „Все расскажу, а пока не хочу подвергать тебя опасности“».
— Так. Ты долго ждала у метро?
«Час».
— Заметила что-нибудь подозрительное?
Она закрыла глаза. Пауза углублялась, он почему-то не смел прервать ее. Наконец Даша написала невнятным своим «больным» почерком:
«Голос».
— Какой голос? О чем ты?
«Знакомый голос сказал: „Дракончик!“»
— Знакомый? Чей?
«Не знаю».
— Но как же!..
На бессмысленное восклицание грянул быстрый ответ: «Жуткий, искаженный, нечеловеческий».
— Но объясни!..
«Страшно».
Он мельком отметил, что иногда она повторяет реплики, наверное, забывая о предыдущих.
— Откуда раздался голос?
«Из-под земли».
— Дашенька, из-за тщеславного азарта я затеял этот неуместный допрос, виноват. Тебе необходим покой, чтобы прийти в себя.
Она ответила яростным жестом отрицания.
С беспомощной жалостью наблюдал он, как она пытается заговорить. И, сдавшись, пишет:
«Допрос!»
И раздался вопрос, почему-то (по интуиции) волновавший его:
— Ты любила Алешу?
Даша выписала старательно, почти аккуратно:
«Его нельзя было не любить».
Синие, как у сестры, глаза глядели сурово.
— Понимаешь, я ищу и не могу найти мотив двух преступлений.
«Зачем ищете? Как вы замешаны?»
— Не криминально, детка.
«Вы полюбили Марину?»
— Я восхищался ею… как образом со старинной картины, такая, знаешь, Манон Леско. Образ прелестный, но, извини, мне чуждый. И у вас мне понравилось, потому что… Я ведь тоже одинок. Кроме того, опасность подстегивает, пробуждает энергию. Еще на Суворовском бульваре предчувствовалась тайна… тень, образно выражаясь, смерти, страсти. Словом, нечто необычное. За нами, конечно, следили.
«Кто?»
— Наверное, тот, кто позвал тебя «из-под земли». «Дракончик», так? Значит, ты услышала знакомый-незнакомый голос и ушла. Где была Марина?
«Дома».
— Что сказала?
«Проехала с ним до Смоленской, и он проводил ее домой».
— И ты никого в «нем» не подозреваешь? Может, Серж?
«А может, вы?»
— Ладно. В каком состоянии была Марина?
«Она боялась тайны».
— Интересно… очень интересно. Как я понимаю, вы ждали Алешу. Ему приходилось без предупреждения ночевать вне дома?
Отрицательный жест.
«Марине стало плохо, я вызвала „скорую“, ее отвезли в больницу».
— Как ты думаешь, она встретилась в метро с любовником?
«Нет!»
— А ты, Даша… ты любила сестру?
Она поглядела на него с недоумением, слезы выступили на глазах, но не пролились — два синих озерца. И стало ему стыдно: девочка дар слова потеряла, может быть, помешалась из-за сестры, а он верит злобным сплетням! И все же… какой странный, сюрреалистический рассказ — дракончик из-под земли…
— Ты рассказала о событиях двадцать восьмого ноября следователю?
«Она взяла с меня слово молчать. Если я кому скажу — могу погибнуть».
Валентин был поражен.
— Вот уж действительно… дракончик! Ведь муж убит — и скрывать… Все-таки она вела себя, мягко выражаясь, странно.
«Так кажется с первого взгляда».
— А если поглубже взглянуть?.. Ладно. Алешу хоронили без нее?
«Ее отпустили на сутки».
— Марина сильно переживала?
«Ужасно! После поминок слегла и всю ночь бредила. Утром Серж отвез ее в больницу».
— О чем бредила?
«Алеша, прости!»
— Неужели ты не видишь? Марина чувствовала свою вину.
«Она убита!»
— Даша, ты можешь не выдержать такого напряжения…
Она, не слушая, писала в тетрадку. Протянула:
«3095».
— Что это? Что за цифры?
«Мне неизвестно. Просто запомнила, потому что она повторяла в бреду».
— В связи с чем?
«Не знаю».
— Но ты у нее потом спросила?
«Она удивилась, не вспомнила».
— Вот что, Даша. Твою сестру преследовал человек, которого, по твоим намекам, она ненавидела и боялась. И в то же время — даже после убийства мужа! — скрыла свои отношения с ним ото всех. Или он был ей бесконечно дорог, или… — Валентин замолчал, а хотел сказать: «или ты ей была дороже жизни и тайна — в тебе».
Даша глядела, замерев, пронзительно.
— Чей голос ты слышала у метро?
Она уронила ярко-волосую голову на колени, тут же выпрямилась, синие глаза вспыхнули.
— Знакомый голос, — продолжал Валентин. — Кто — Боря или Серж.
«Не знаю. Страшно».
— Такое необычное восклицание… на улице, в темноте. Тебе не померещилось?
«Нет!»
— Значит, он тебя знал, ее любовник.
Резкий жест правой руки, будто девочка отталкивает нечто с брезгливостью.
— Моя нечаянная проговорка, однако не случайна! — протянул Валентин удивленно. — Так, видимо, на меня подействовал ее бред: «Алеша, прости!» Каковы, на твой взгляд, у нее были отношения с Сержем?
«Алеша к нему не ревновал».
— А к кому ревновал?
«Ни к кому, но она завораживала мужчин».
— Это я заметил. — Вновь вспомнились цветаевские строки: «Мне дело — измена, мне имя…». — Бывший актер был якобы занят покупкой акций неподалеку от места преступления.
«Я не люблю Сержа, но он человек респектабельный».
— И респектабельный обыватель может нравственный стержень потерять, по себе знаю.
«Вы — убийца?»
— Игрок. Ладно. Сержа пока оставим… пока я «компромат» на него не соберу. Что это?
«Он был здесь».
— Кто?
«Голос».
— Когда?
«На Рождество».
— Сегодня?.. То есть уже вчера?.. Погоди, — пробормотал Валентин, умеряя жгучее нетерпение. — Надо по порядку. Вы сделали уборку в квартире, собрали на стол. Марина получила от меня двести долларов. И купила себе платье?
Даша провела руками по измятому нежно-зеленому шелку, записала:
«Мы обе — по платью. В шесть часов на машине на Арбат, обменяли доллары. Я задержалась поискать гребень».
— Нашла? (Кивок.) Где же он? (Пожала плечами.)
Валентин поднялся, подошел к комоду, на полу в уголке, где она стояла, дрожа от ужаса, валялся круглый, якобы из слоновой кости, с зелеными камешками гребешок. Дешевая, но изящная вещица. А волосы богатые, прекрасные. Ему захотелось причесать ее, и он поддался желанию, но гребень сразу запутался в кудрях. Она с удивлением отстранилась.
— Ты сейчас похожа на помело, — заметил Валентин грубовато, намеренно сбивая опасный настрой.
Она резко встряхнула головою, как бы говоря: пусть.
— Стало быть, ты осталась купить гребешок, а Марина поехала гостей встречать. Ты вернулась около семи?
«Перед вашим приходом».
— Входная дверь была закрыта?
«Я позвонила — никого, открыла своим ключом».
— И захлопнула? Так. А окно?
«Распахнуто. Я крикнула: „Марина, сквозняк!“»
— Ты была уверена, что она дома?
«Машина во дворе».
— А потом?.. Дашенька, что потом?
В уютный елочный мирок как будто ворвался ледяной сквозняк. Фрагмент кульминации убийства. Или самоубийства.
Она быстро написала склонив голову:
«Я больна. Вы купите мне настоящий пистолет?»
— Купим, купим. — Чем бы дитя ни тешилось… От нетерпения разгадки он готов был пообещать что угодно! — Ты не хочешь продолжать? Даша, прошу!