Около 17 часов сотрудники уголовного розыска опрашивали всех известных им проституток с Аккерштрассе, не довелось ли им наблюдать что-нибудь подозрительное. Ванновски ознакомил каждого полицейского с показаниями о хромом человеке в мешковатых брюках. В 18 часов полицейские Зигель и Блюме постучали в дверь квартиры всего в нескольких метрах от жилища Фридриха Берлина. Здесь жила некая Йоханна Либетрут, уже много лет зарегистрированная как проститутка. Лишь утром, примерно в то время, когда в Шпрее обнаружили тело девочки, Йоханну выпустили из тюрьмы на Барнимштрассе, где она отбывала наказание за «оскорбление клиента». Йоханна Либетрут, тридцати двух лет, рослая и пышнотелая, даже недурная лицом, если бы не кривой седловидный нос, встретила Зигеля и Блюме с настороженностью, свойственной только что освобожденным из заключения. За столом в ее маленькой кухне ужинал коренастый мужчина лет сорока, с темно-русыми волосами и усами. К ногам его жался черный пес. Зигель, как полагается, потребовал у него документы. Мужчину звали Теодор Бергер, он был торговцем подержанными вещами, проживающим на Бергштрассе, 70. Йоханна Либетрут представила его как старого знакомого, который посетил ее, чтобы отпраздновать ее освобождение из тюрьмы. Йоханна вдруг расчувствовалась до слез и, забыв о недоверии к полиции, добавила, что уже восемнадцать лет Бергер собирался жениться на ней, и вот завтра состоится их свадьба. Зигель привык, что «его шлюхи» часто мечтают о законном браке, и на признания Йоханны внимания не обратил. Да и к Бергеру, который все это время невозмутимо продолжал ужинать, присмотрелся не так внимательно, как обычно, когда разыскивал сутенеров. В конце концов, сейчас у Зигеля была другая задача, и он поинтересовался у Йоханны, не знако`м ли ей мужчина, подходящий под описание комиссара Ванновски.
Когда Либетрут поняла, что полиция занимается не ей, а Люси Берлин, она сделалась еще сентиментальнее и словоохотливее. Всхлипывая, проститутка поведала, что знала «бедную крошку», была привязана к ней; Люси звала Йоханну тетей и часто бегала для нее за покупками. Затем Йоханна заявила, что убийцей мог бы быть только один человек – Отто Ленц, сутенер «коллеги» Йоханны, Эммы Зайлер, которая проживает в этом же доме, в подвальном этаже. Эмма избавилась от него лишь несколько дней назад, потому что увидела его с малолетками. Он прихрамывает, носит мешковатые брюки и соломенную шляпу, знако`м с Люси Берлин и даже играл с ней. Да, Отто Ленц сажал Люси к себе на колени, заставлял плясать под музыку и пялился на нее.
Поначалу Зигель оторопел. Обвинение было слишком поспешным и прямолинейным. Но потом он спустился в подвал и нанес визит Эмме Зайлер, которая как раз надевала корсет и готовилась к вечернему выходу на работу. Не смущаясь присутствием полицейского, Эмма прокляла Ленца, обозвала его «проклятым растлителем малолеток» и подтвердила все, что Зигель недавно услышал от Йоханны. Эмма с готовностью перечислила все кабаки и притоны, где мог ошиваться Ленц, и это снова показалось Зигелю подозрительным. Он сам не мог объяснить, что его насторожило, однако передал все новые показания комиссару Ванновски.
Спустя сутки, в воскресенье после полудня, Ленца арестовали в одной из местных закусочных. Он сбрил бороду, а соломенную шляпу завернул в газету и собирался выбросить. Этот крепкий широкоплечий мужчина буквально трясся от страха. Ленц признался, что знал Люси, смотрел на нее, когда она танцевала, сажал ее к себе на колени. Но убить, да еще ребенка? Никогда! Ванновски показал Ленца свидетелям с Аккерштрассе. Все в один голос заявили, что именно его они видели с девочкой. Засомневался лишь Крюгер, но, когда Ленц снял шляпу, извозчик воскликнул: «Это он!»
Таким образом, 13 июня Ленца водворили в тюрьму предварительного заключения, при этом толпа людей посылала в его адрес угрозы и проклятия. Однако Ванновски, как он позднее признался, чувствовал: что-то тут не так. Чувство это усилилось, когда к нему пришел некий Бранденгайер, представитель страхового общества «Идуна», и заявил, что, если убийство совершено 9 июня до 14 часов, Ленц никак не может быть к нему причастен. 9 июня он нанял Ленца младшим агентом страхового общества и проработал с ним вместе вплоть до 14 часов. Закончили они в трактире «Норддойче штубен».
Ленц и прежде работал страховым агентом, но Эмма Зайлер прибрала его к рукам. Он был человек слабохарактерный, легко терял голову, и, очевидно, в страхе, чтобы его не заподозрили в убийстве, на сей раз стал делать глупости – вот, бороду сбрил. Страховым агентам Ванновски тоже не особенно доверял, но, как человек дотошный, изучил показания Бранденгайера. Ленц, конечно, был грязный, растленный тип и жизнь вел мерзкую, но никак не мог быть убийцей Люси Берлин. Ванновски пока не освободил Ленца из-под стражи, но уже готовился к розыску другого преступника. Дюжины полицейских прочесывали территорию от Аккерштрассе до Гумбольдтхайна, а также дачи, садовые участки и огороды вплоть до Вайсензее и Тегеля в поисках улик и следов преступления. Если девочку убили не в доме, где-то должны найтись следы преступления, хотя бы одежда жертвы. Напряженные поиски закончились безрезультатно. Это впервые натолкнуло Вена на мысль: может, Люси Берлин вообще не покидала дома, ее затащили в чужую квартиру, в подвал или на чердак того же здания, убили, и лишь позднее преступник отнес ее к Шпрее и бросил в реку.
Ванновски сомневался, но Вен убедил напарника еще раз обыскать чердаки и подвалы дома № 130 по Аккерштрассе. Ванновски не возлагал на это больших надежд, но решил внимательнее проанализировать свидетельские показания, приведшие к аресту Отто Ленца. Его насторожила Йоханна Либетрут и ее показания: она была соседкой Берлинов. Комиссар попросил коллегу Зигеля еще раз подробно изложить обстоятельства допроса Йоханны, и так впервые узнал о Теодоре Бергере. Поскольку из-за пребывания в тюрьме сама Йоханна Либетрут не могла участвовать в убийстве Люси Берлин, Ванновски приказал собрать сведения о Бергере. На всякий случай, так, шаг в неизвестность. Против Бергера не было очевидных улик. Если на Аккерштрассе Бергер оказался в роли жениха, то трудно было представить, чтобы он мог убить Люси Берлин. Но уже через несколько часов, вечером 14 июня, Ванновски ожидал сюрприз, который заставил вести дальнейшее расследование в том направлении, какое предлагал Вен.
Полицейские Балль и Огочек доложили: Теодор Бергep – не гость, а скорее сожитель Йоханны Либетрут. С тех пор как он полгода назад выехал из квартиры на Бернауэрштрассе, он проживает в доме № 130 по Аккерштрассе вместе с Йоханной Либетрут. Указанный в его документах адрес по Бергштрассе был лишь прикрытием. Для вида он снял у какого-то портного комнату, в которой на самом деле проживал другой человек. Якобы торговля подержанными вещами, тоже, вероятно, маскировка. Изредка Бергер появлялся в пивных и закусочных с разным барахлом, но зарабатывал себе на жизнь совсем не этим. Подобные уловки были в ходу среди сутенеров, и Ванновски нисколько не сомневался в том, что Бергер живет за счет Йоханны Либетрут и дурачит полицию. Однако сутенер – не убийца, к тому же в понедельник, 13 июня, Бергер и Йоханна действительно подали заявление о бракосочетании. Однако среди материалов, собранных Баллем, имелся протокол допроса 75-летнего отца Йоханны Либетрут, токаря, который жил недалеко от дочери. Из протокола следовало, что Йоханна родилась в 1872 г., и ей не исполнилось еще и 14 лет, когда ее совратил Бергер, сын щеточника из Кведлинбурга. Когда Йоханне исполнилось 16 лет, Бергер забрал ее к себе в комнату на улице Тика, «послал на панель» и заявил старому Либетруту: «Не стану я больше работать. Ваша дочь меня прокормит». Они жили вместе уже 18 лет. Она зарабатывала деньги, он пьянствовал, играл и сводничал не только в Берлине, но и в Гамбурге, Дюссельдорфе и других городах, где Йоханна «представляла частные спектакли» – раздевалась перед определенной публикой на импровизированной сцене и «отдавалась в распоряжение» неких господ.
Старик охарактеризовал свою дочь как ленивую, развратную, покорную дуру, которая все эти 18 лет надеялась, что Бергер на ней женится. Бергера же старик назвал мерзавцем. В шестнадцать лет тот впервые попал в тюрьму за «бесчинство в общественном месте» и с тех пор постоянно отбывал наказания за насилие. Когда Балль сообщил старику о скорой свадьбе Бергера и Йоханны, тот объявил, что, похоже, произошло чудо, поскольку Бергер все эти 18 лет всячески избегал женитьбы.
Старик, очевидно, ненавидел этого Бергера, то есть судил предвзято, однако показания старого Либетрута давали Ванновски достаточно оснований для дальнейшего расследования. Особенно Ванновски насторожило заявление старика, что должно было произойти нечто необыкновенное, чтобы Бергер, спустя 18 лет, решил наконец жениться на Йоханне. Подозрения Ванновски крепли, хотя он еще не мог их точно сформулировать. Ванновски навел справки о прежних судимостях и преступлениях Бергера. Те, что были совершены в Берлине, несложно было найти в полицейской картотеке. Труднее было обнаружить что-либо в других городах, поскольку никакого центрального каталога для всей Пруссии еще не существовало, не говоря уже обо всей Германии. Тем не менее Ванновски послал запросы в Гамбург, Дюссельдорф и другие города.
Утром 15 июня Ванновски и Вен с командой полицейских появились на Аккерштрассе в доме № 130 и обошли все квартиры на одном этаже с квартирами Фридриха Берлина и Йоханны Либетрут, а также квартиры этажами ниже и выше. Везде задавали одни и те же вопросы: как Бергер относится к детям? Склонен ли он к насилию? Находился ли он 9 июня в доме на Аккерштрассе и видел ли его кто-нибудь за пределами квартиры Йоханны Либетрут? Видели ли его вместе с Люси Берлин и как он обращался с девочкой? Видел ли кто-нибудь Бергера на Аккерштрассе 10 и 11 июня? Не доносились ли из квартиры Либетрут странные звуки с 9 июня до поздней ночи 11 июня? Опрос проходил сложно. В этом грязном квартале в каждой семье была своя нужда, свои проблемы, никто особенно не заботился о том, что происходит у соседей.