Даже после того как Ванновски предъявил ему показание его невесты, Бергер сомневался, следует ли ему признаваться. Потом попытался убедить следователя, что просто забыл об этой корзинке. Да, он подарил ее своей случайной знакомой. Но как комиссар ни заклинал Бергера вспомнить имя и внешность этой знакомой, что подтвердило бы его алиби, – нет, полная амнезия. Лишь после многих наводящих вопросов Бергер заговорил о черном жакете и белой соломенной шляпке и на всякий случай напомнил, что его интересуют не имена и не одежда, а совсем другие вещи. Так, например, у неизвестной была совсем маленькая грудь.
Около полуночи Ванновски отпустил подозреваемого в его камеру. Теперь комиссар был уверен, что не было никакой случайной знакомой на одну ночь, но ради соблюдения формальностей отдал приказ поискать свидетелей, которые могли бы вечером 9 июня видеть девушку в черном жакете и белой соломенной шляпке в сопровождении мужчины, по описанию напоминающего Бергера, у дома № 130 по Аккерштрассе. И не покидала ли подобная девушка на следующее утро дом с дорожной корзиной в руках? После этого Ванновски отправился к Вену и Йоханне Либетрут. Бог знает, сколько таких вот Йоханн встречал Ванновски за время своей службы в полиции, – иные из них были совершенно звероподобными, опустившимися, развратными, жестокими, но неизменно сентиментальными, влюбленными, недолюбленными, и все они мечтали о своем мелкобуржуазном маленьком счастьице. Ванновски не сомневался, что Йоханна до последнего будет выгораживать Бергера, она предана ему по-собачьи, ее цель – выйти за него замуж, она впилась в Бергера мертвой хваткой, и каким бы он ни был преступником, это не являлось препятствием к их браку. Однако Ванновски знал также, что для женщины вроде Йоханны и ей подобных преступление приемлемо лишь до определенного предела, а потом даже самая влюбленная Йоханна Либетрут выдаст своего поклонника с потрохами, если выяснится, что он – детоубийца. Поэтому Ванновски подключился к допросу Йоханны с одной целю: пусть она усомнится в невиновности своего жениха и заподозрит его в убийстве девочки. Почему, поинтересовался комиссар, Бергер внезапно решил жениться на Йоханне именно теперь, хотя до этого 18 лет отказывался? Любовь ли это? Или чтобы купить молчание Йоханны насчет детской корзинки, в которой Бергер отнес тело Люси Берлин на реку? Неужели, спросил Ванновски дальше, Йоханна приняла бы в качестве оплаты за свои услуги старую детскую корзинку? Нет, конечно! Так почему же та таинственная ночная посетительница Бергера должна была принять подобную оплату? И комиссары отправили задержанную в ее камеру.
3
«Словно освобожденное от злого духа, может вздохнуть население Берлина после известия о том, что пойман настоящий убийца маленькой Люси Берлин, – сообщала газета ‟Берлинер моргенпост”. – Преступник, жертвой которого стал ребенок, только начинающий жить, будет наказан. Убийство было совершено в том же доме № 130 по Аккерштрассе, в соседней квартире рядом с той, где жила Люси Берлин. Пока встревоженная мать искала свое дитя, девочку, погибающую под ножом этого зверя, отделяла от ее семьи лишь одна стена. Убийца – сутенер Бергер». До сих пор не ясно, откуда газета это узнала и почему вообще возникла такая уверенность. Ванновски и Вен были уверены в виновности Бергера, но между их уверенностью и полноценным обвинением лежала пропасть – не было убедительных доказательств. В результате обыска в квартире Либетрут криминалисты обнаружили несколько номеров «Берлинер моргенпост», что свидетельствовало о том, что клочок газеты, найденный с останками Люси Берлин, находился ранее в этой квартире. Кроме того, был обнаружен нож, завернутый в белье. Он показался криминалистам подозрительным и был направлен профессору Штрассману для выяснения, является ли данный нож «орудием расчленения тела». Но по-прежнему никаких прямых доказательств. 16 июня Вен и Ванновски снова допрашивали Бергера, тот все отрицал: он не заманивал Люси к себе в квартиру, не насиловал, не убивал, не расчленял, не переносил на берег Шпрее в корзине и не бросал в воду. Если и добились комиссары хоть какого-то успеха 16 июня, то на допросе Йоханны Либетрут. Ванновски сумел посеять в ней сомнение: а если Бергер решил жениться на ней, чтобы только она молчала? Йоханну эта мысль насторожила и ранила. Она не торопилась выдавать Бергера, однако в минуты, когда сомнение и обида особенно одолевали ее, Ванновски удалось выяснить кое-что: Бергер агрессивен и склонен к насилию, он неоднократно колотил свою сожительницу, пока однажды она не выпрыгнула в окно. Он угрожал ей ножом. Имел ли Бергер сексуальную склонность к малолеткам – этого Йоханна не знала. Но если на него накатит, то ему все равно с кем, лишь бы это была баба. Йоханна вспомнила, что в тот день, когда ее забрали в тюрьму, Люси находилась у нее в кухне, играла на полу с собакой и болтала ногами. У нее были уже вполне сформировавшиеся бедра. Бергер глядел на нее. Неужели он в тот момент…
Далеко не продвинулись. Одни лишь подозрения, но никаких доказательств. 16 июня комиссару Ванновски стало ясно, что от Йоханны толку мало – она не причастна к преступлению. Ванновски сосредоточился на корзине. Если Бергер отнес тело Люси в этой корзине на реку, если выбросил ее в воду вслед за телом, то корзина где-то до сих пор плавает в Шпрее, как и отрезанные ноги погибшей. Надо найти эту корзину. И если это удастся, если в корзине сохранились хотя бы какие-либо следы тела Люси, то комиссары смогут предъявить Бергеру эту серьезную улику. Следы крови жертвы – вот о чем подумал Ванновски. Где-то в Шпрее плавает корзина со следами крови убитой! Вечером 16 июня комиссары связались с судебным следователем доктором Массманом, предложили дать объявление в газете и развесить по городу листовки о розысках корзины.
Утром 17 июня берлинцы из газет и объявлений узнали, что в связи с убийством Люси Берлин разыскивается корзина, которая может стать главным доказательством вины подозреваемого. Речь шла о бельевой дорожной корзине 60 см в длину и 50 см в высоту, с ручкой для переноски, из ивовых прутьев, плетение слегка уже расшаталось, петли, на которых держится крышка, повреждены, так что крышка легко отскакивает. Ванновски распорядился, чтобы все суда и лодки, проходившие по Шпрее, также искали корзину. «Берлинер моргенпост» писала: «Нашедшего корзину просят незамедлительно заявить в полицию. Не следует опасаться, если до сих пор нашедший корзину скрывал ее. Никто не обвинит его в сокрытии найденного, поскольку корзина как товар не имеет никакой ценности».
После полудня того же дня на Александерплац поступило сообщение, что обнаружены оставшиеся части тела Люси Берлин. Извозчик Шенкевиц нашел близ моста Зандкруг, около Парка инвалидов, между баржами какой-то подозрительный сверток. Это была правая нога убитой девочки, вместе с чулком и башмаком, завернутая в коричневую оберточную бумагу одного из берлинских магазинов. Вскоре прохожие у Шиффбауэрдамм обнаружили другой, полностью размокший сверток. Там была другая нога. Ванновски и Вен надеялись, что вот-вот из воды выловят и саму корзину или хотя бы ее фрагмент, но нет. Останки отвезли к профессору Штрассману, но они не помогли установить личность убийцы. Город снова нервничал, общественность подгоняла следствие, торопила комиссаров, те подстегивали полицейских уголовного розыска, но 17 июня закончилось, а корзину так и не нашли. Вот уже и 18 июня было на исходе, когда вдруг подмастерье пекаря по фамилии Алус и дворник Шмидт заявили, что 11 июня между 4 и 8 часами утра наблюдали в воде корзинку у Шлютерской пристани (рядом с вокзалом Фридрихштрассе) и у Кронпринцева моста, несколько сотен метров вниз по реке. Корзину медленно несло течением. Других сообщений не поступило. А Вен и Ванновски ждали подтверждения своей версии. Неужели Алус и Шмидт единственные видели корзину на реке? Да и видели ли? Может, придумали? Но комиссары все размышляли об этой корзине со следами крови. Судебному следователю Массману, на которого также давила общественность, уже надоело ждать непонятно чего: почему не поискать следы крови жертвы в квартире Либетрут, ведь если Бергер – убийца, то на месте преступления должны были остаться следы! Что, криминалисты уже обыскали жилье Йоханны? Это судебного следователя не удовлетворило. Массман заявил, что у уголовного розыска просто не хватает опыта в обнаружении следов крови, и поручил снова обследовать квартиру на предмет остатков крови единственному в Берлине химику, обладавшему определенным авторитетом в области исследования крови, – доктору Паулю Езериху.
Езерих, сын упаковщика мебели, начинал как химик в сфере продуктов питания, но со студенческих времен интересовался возможностями химии для расследования преступлений и изучал яды. Лет за двадцать до начала нового века доктор Езерих перешел к анализу различных следов и фиксировал их при помощи самодельных оптических приборов, в частности, микроскопа. Микрофотография – вот что позволило Езериху открыть полиции и юристам доступ в «мир мельчайших следов на месте преступления». Прежде это было невозможно. Доктор Пауль Езерих с гордостью мог заявить, что он – судебный химик, обладатель высшей награды в области судебно-криминалистической фотографии, награжден золотой медалью на всемирных выставках в Чикаго в 1893 г. и в Антверпене в 1894 г. Увлеченный ученый, которого мало что интересовало в жизни, кроме вкусной еды, игры на цитре и парусных яхт, грузный, усатый, самодостаточный и уверенный в себе, доктор Езерих достиг в изучении следов крови опыта и мастерства, невиданных для своего времени.
4
В то время когда Езерих появился на Аккерштрассе, исследования кровавых пятен и следов уже существовали и развивались.
Еще основатели судебной медицины и криминалистики середины XIX века искали и изобретали способы установить, является ли пятно на месте преступления или на одежде подозреваемого кровью или нет. Опыт подсказывал, что не всякое красноватое пятно следует считать кровью. Следы крови могут приобретать бурые, желтоватые, даже зеленоватые или серые оттенки, в зависимости от возраста пятен, воздействия внешних факторов – температуры воздуха, влажности, света. Поначалу пользовались сравнительными таблицами, в которые были внесены самые различные виды кровавых и не только кровавых пятен. Конечно, свою роль сыграло изобретение микроскопа. С его помощью выяснили, что кровь состоит из красных кровяных телец эритроцитов, белых лейкоцитов и плазмы, или сыворотки, и у каждого вида телец – своя форма, что легко определяется под микроскопом. Однако красные тельца эритроциты теряют форму, «сворачиваются» и склеиваются в аморфную массу, когда кровь высыхает. Растворить такой спекшийся след и установить, что это именно кровь, можно, как выяснилось, с помощью калийного щёлока или спирта. Если след был не слишком старым и не слишком маленьким, то эритроциты «откреплялись» от спекшейся массы. Но и в этом случае исследование не всегда давало четкий ответ.