Полицейский вахмистр уже изрядно устал, городок и так год от года становился все более беспокойным, так что он даже не остановился, совершая обход. Машинист включил свет, поглядел на часы, увидел, что сейчас половина четвертого утра, и снова уснул, не подозревая, что всего в нескольких метрах от его дома на Шультенштрассе был убит человек. Школьный директор Деезе и его жена, проживавшие на противоположной стороне Шультенштрассе в доме № 11, в квартире на первом этаже, тоже проснулись и подошли к окну, но место преступления видеть не могли – его закрывала от них живая изгородь. Деезе заметил над изгородью только плечи и голову какого-то мужчины, сразу исчезнувшие в темноте. Деезе спросил у жены, который час, узнал, что 3 часа 35 минут, и, ежась, снова улегся в кровать.
Директор Адольф Даубе, сосед Деезе, также проживал с женой в доме № 11 по Шультенштрассе. Окна их спальни выходили на улицу. Даубе встал, увидел, что сейчас 3.30 утра, и направился в комнату сына. 19-летний Гельмут Даубе только что окончил школу и вместе с другими выпускниками поехал в соседний городок Бюр, где «старики» из одного студенческого союза, в то время задававшего тон в округе, устроили пивную вечеринку и «вербовали» себе смену. Отец обнаружил кровать сына пустой, и жена Даубе встревожилась из-за отсутствия Гельмута. Даубе успокоил ее и снова лег спать.
Через час поднялся шум в доме врача, чья экономка Элли Меринг также слышала крики. Доктор Луттер тоже жил на улице Шультенштрассе. Он проснулся, поспешил к окну и увидел на ночной улице двух шахтеров на велосипедах. Эти двое сообщили, что в пятидесяти метрах лежит умирающий. Они обнаружили его по дороге на работу. Луттер быстро оделся и помчался к указанному месту. В тусклом свете велосипедных фонарей доктор разглядел на земле темную фигуру – голова на бордюре, ноги вытянуты в сторону двери директора Даубе. Луттер склонился над телом. Несчастный был уже мертв. Горло рассечено до самых позвонков. Лица не узнать – закопченное и запачканное. На тротуаре – два кровавых пятна, одно из них отделено от покойного небольшим возвышением на поверхности тротуара.
Луттер попросил шахтеров подождать на месте и бросился к телефону. В 4.55 он оповестил дежурную часть уголовного розыска. Ассистент уголовного розыска Трамперт попросил врача проследить за местом преступления, пока он вызовет по тревоге службу охраны порядка. Затем Трамперт известил руководителя своего подразделения комиссара уголовного розыска Клингельхёллера, шефа уголовного розыска Гладбека, советника криминального розыска Песта, а также начальника полиции охраны порядка майора Пройсса. Трамперт сообщил о происшествии в уголовный розыск близлежащего города Реклингхаузена, где согласно штатному расписанию находилась специальная комиссия по расследованию убийств, чьи полномочия распространялись на всю округу. Пест, Пройсс и Клингельхёллер прибыли на Шультенштрассе в 5.10. Пройсс не был сотрудником уголовного розыска, скорее фигурой формальной. А что касается Песта и Клингельхёллера, то их действия можно понять и объяснить только общим состоянием дел в прусском уголовном розыске.
Насколько превосходна была работа уголовного розыска после Первой мировой войны в Берлине и других крупных городах, настолько же недоразвитым оставался уголовный розыск в провинции. Еще до недавнего времени здесь местная общинная полиция трудилась совместно с общинными жандармами. Образование у сотрудников уголовного розыска было плохое. Все усилия снабдить полицию высокообразованными профессионалами – юристами, техниками, учеными – предпринимались только в Берлине и изредка еще в нескольких крупных городах. Почти не было специалистов по разным видам уголовных преступлений, и постоянные комиссии по расследованию убийств, так называемые убойные отделы, как в Берлине, были либо вообще неведомы, либо только в теории. Когда Германию во время Первой мировой войны и сразу после нее захлестнула волна невиданной ранее преступности, к работе привлекли всех полицейских, даже вовсе без предварительного образования и инструктажа. После 1923 г. вся уголовная полиция Пруссии по необходимости была национализирована. Накануне этого многочисленные местные начальники полицейских подразделений продвинули по службе своих друзей и товарищей по партии, независимо от их способностей, заслуг и опыта, лишь бы занять посты повыше.
49-летний Пест, советник уголовного розыска Гладбека, в 1918 г. без экзамена был назначен на пост комиссара, а в 1925-м – советником криминальной полиции (уголовного розыска). 42-летний комиссар уголовного розыска Клингельхёллер в 1922 г. сдал экзамен, но по части расследования убийств знания его были чрезвычайно скромны. Но и эти обстоятельства не объясняют всего, что произошло ночью 23 марта. В расследовании данного дела сыграли свою роль не только всеобщая полицейская безграмотность, но и неразвитость естественно-научного знания в сфере криминалистики.
Когда Пест и Клингельхёллер с помощниками прибыли на улицу Шультенштрассе, единственным освещением на месте преступления были два карбидных фонарика на шахтерских велосипедах. Никому не пришло в голову привезти прожектор. Света двух фонариков не хватало, решили ждать наступления утра и приезда комиссии по расследованию убийств из Реклингхаузена. Явился только начальник уголовного розыска Реклингхаузена Шёнермарк с собакой-ищейкой. В уголовном розыске Реклингхаузена трудились пять советников и двадцать комиссаров, однако, вопреки штатному расписанию, не нашлось ни одной команды криминалистов и судебного медика, которые могли бы выехать на место преступления. Ищейка обнюхала всю округу, никакого следа не взяла, в связи с чем комиссар Клингельхёллер получил указание взять расследование на себя. Он взглянул на рану на горле погибшего и констатировал самоубийство. Якобы в последнее время много молодых людей сводят счеты с жизнью таким же способом, об этом часто пишут в газетах. Впоследствии в своем отчете Клингельхёллер обосновал свое мнение мутной фразой: «Сначала возник вопрос – убийство или суицид? Я склонился ко второму варианту, поскольку рана на горле вполне обосновывала эту возможность».
Было решено привлечь к расследованию окружного врача доктора Маркса. Но посланный к нему ассистент уголовного розыска Кремер вернулся с ответом, что доктору Марксу некогда, он должен находиться на заседании суда. Ни Клингельхёллер, ни Пест не осмелились напомнить доктору Марксу, что немедленное появление на месте преступления – это, вообще-то, его обязанность. А поскольку нельзя было трогать тело до приезда ведомственного врача, то стали ждать дальше. Только около 6 часов утра, когда директор Даубе, разбуженный собачьим лаем и разговорами под окном, выглянул на улицу, положение несколько изменилось. Даубе осведомился, что, собственно, происходит. Увидев доктора Луттера, он вышел на улицу, увидел убитого и с криком «Это мой сын!» рухнул рядом с телом на колени. Он узнал сына по штопке на пальто.
Прежде чем директор Даубе, шатаясь, вернулся в дом, чтобы сообщить жене о гибели их единственного сына, доктор Луттер, оказавший ему помощь, узнал разрозненные, сбивчивые сведения о поездке Гельмута Даубе в Бюр на вечеринку «стариков» в тамошней гостинице «У почты». Коллега и приятель доктора Луттера был как раз таким «стариком» одного из студенческих сообществ, и теперь Луттер предложил майору Пройссу, которого знал лично, поговорить с этим своим приятелем и расспросить его о той пивной вечеринке в Бюре. Доктор Луттер помчался к своему другу и вскоре вернулся с известием, что на пивную вечеринку вместе с Гельмутом Даубе ездили еще два абитуриента – Карл Лабз (улица Ламберта, дом № 5) и Карл Хуссман (улица Хаге, дом № 67). Хуссман был иностранец, жил с приемными родителями, в семье школьного директора Кляйбёмера, пациента доктора Луттера.
Вскоре советник Пест принял решение: он послал Клингельхёллера к абитуриенту Лабзу, а ассистента Кремера – к Хуссману с поручением взять показания. В то же время среди всеобщего смятения майор Пройсс и доктор Луттер предприняли попытку дозвониться в дом Кляйбёмера и взять показания у Карла Хуссмана.
Клингельхёллер прибыл в дом абитуриента Лабза между 6.00 и 6.30. Лабз спал, но мгновенно проснулся, как только понял, что произошло. Да, они находились в Бюре – Даубе, Хуссман, Лабз и еще абитуриент Бреттшнайдер. В 2.10 они покинули гостиницу «У почты». Он точно помнит время, потому что перед отелем стояли уличные часы. Трамваи уже не ходили, пришлось идти пешком в Гладбек, километра три-четыре. Хуссман и Даубе шли первыми, Лабз и Бреттшнайдер – следом. Там, где в Гладбеке улица Генриха переходит в улицу Бауэра, Бреттшнайдер попрощался. Лабз добрался с двумя другими до Ратуши и здесь расстался с ними. Хуссман и Даубе ушли на Рентфортскую улицу. Больше Лабз их не видел. Он лег спать в 3.20. Это мог подтвердить его брат, который спал с ним в одной комнате.
«Получается, – уточнил Клингельхёллер, – Хуссман последним видел Даубе живым?» – «Да, – ответил Лабз, – и оба были навеселе и распевали песни». – «Не упоминал ли Даубе о самоубийстве?» – «Нет», – отвечал Лабз.
Клингельхёллеру не пришло в голову спросить, каковы были отношения Хуссмана и покойного. Предубеждение о самоубийстве и обывательское мировоззрение – Клингельхёллер и не подумал, что это может быть убийство, в котором абитуриенты играют определенную роль.
Между тем доктор Луттер дозвонился до Карла Хуссмана. Тот мгновенно взял трубку, и Луттера это удивило. Он хорошо знал дом своих пациентов Кляйбёмеров: телефон находился на первом этаже, в кабинете директора, а кабинет на ночь запирали и ключ вешали на крючок на лестнице. А сам Карл Хуссман жил на третьем этаже. Хуссман отреагировал на сообщение Луттера о гибели Даубе без особых эмоций, лишь уточнил: «Что, Гельмут мертв?» – и добавил, что сейчас оденется и придет. Примерно в ту же минуту ассистент уголовного розыска Кремер позвонил в дверь дома Кляйбёмеров. Он увидел свет в коридоре и удивился не меньше доктора Луттера, что ему так быстро открыли дверь. Карл Хуссман, высокий и крепкий, с взъерошенной черной шевелюрой, в ночной сорочке и босиком, встретил полицейского около входа с подозрительным дружелюбием. Еще больше смутил Кремера вид ног Хуссмана. Они были грязные, «будто он не мыл их неделями». Кремер, как и прочие, по традиции считал будущих студентов «лучше, чем они могут быть на самом деле». Кроме того, Кремер готов был согласиться с Клингельхёллером, что произошло самоубийство. Так что ассистент осведомился у Хуссмана, что тот может сообщить о Даубе. Хуссман отвечал с готовностью: простившись с Лабзом, Хуссман и Даубе дошли до того места, где улица Шультенштрассе переходит в Рентфортскую улицу. Здесь Даубе хотел попрощаться, но Хуссман уговорил его проводить его, Хуссмана, до дома, хотя для Даубе это был большой крюк. Только перед дверью дома Кляйбёмеров они расстались,