и Даубе один отправился к себе домой. Это все, что он знает.
Во сколько они расстались и в котором часу Хуссман пришел к себе в комнату? Тут Хуссман стал вдруг совсем не таким общительным. Он заявил, что, вернувшись домой после пивной вечеринки, вынужден был несколько раз бегать в туалет на лестнице между первым и вторым этажами. Последний раз, выходя из туалета, Хуссман услышал, что звонит телефон, а вскоре позвонили и в дверь, поэтому он так быстро открыл. Кремер попрощался и на велосипеде вернулся на Шультенштрассе. Вскоре его нагнал Хуссман, спешно одетый, в черных полуботинках, серых брюках и спортивном жакете поверх ночной сорочки. Он примчался на велосипеде на место преступления прямо перед тем, как вернулся Клингельхёллер. Хуссман поставил велосипед к забору и поздоровался с доктором Луттером, а тот представил его майору Пройссу. Хуссман бросил взгляд на мертвого, не подходя к нему ближе чем метров на пять-шесть, и повторил Пройссу свою историю.
Наступил день. Зеваки из шахтерского поселка толпились возле полицейского ограждения. Покойный по-прежнему лежал нетронутый на том же месте, на спине, между двумя пятнами крови, и еще одно пятно растеклось у него вокруг ног, очевидно, не кровавое. Ассистент уголовного розыска наконец сфотографировал место преступления. Но эти снимки впоследствии оказались непригодными к использованию, поскольку были сделаны не во всех необходимых ракурсах и без масштаба. В 7 часов утра вернулся Клингельхёллер. Хуссмана ему представили. Комиссар Клингельхёллер попросил его подойти ближе к телу покойного. Хуссман нервно отказался. Клингельхёллер уточнил еще раз, упоминал ли Даубе о самоубийстве, и тут Хуссман в отличие от Лабза заявил, что да, упоминал, два года назад. В то время расстроились отношения Даубе с дочерью директора Кляйбёмера, и он с разбитым сердцем подумывал о самоубийстве. Можно ли Хуссману зайти в дом к Даубе, чтобы выразить соболезнования родителям друга? Клингельхёллер разрешил. Однако обратил внимание, что Хуссман далеко обошел пятна на земле, при этом комиссар невольно поглядел на его ботинки. Ему показалось, что он увидел на ботинках бурые пятна, напоминающие кровь. Удивленный комиссар последовал за абитуриентом в дом и остановил его в прихожей.
Хуссман очень удивился, когда Клингельхёллер спросил его о пятнах на ботинках и при этом пристально рассматривал его обувь. Ботинки были сырые и сверху действительно забрызганы кровью – свежей. Хуссман объяснил, что речь может идти только о крови кошки, которую он пару дней назад, а именно 21 марта, застал за «браконьерством» в саду своего приемного отца и ударил ногой. В этих ли ботинках Хуссман ездил в Бюр? Да, в них. Отчего они насквозь сырые? Ночью шел дождь.
Клингельхёллер почуял неладное, однако не заподозрил Хуссмана в убийстве. Скорее, предположил комиссар, Хуссман стал свидетелем самоубийства своего друга, наступил в лужу крови и теперь боится признаться. Уж не увел ли Хуссман у Даубе девушку? Не чувствует ли себя теперь виноватым? Комиссар потребовал, чтобы Хуссман снял ботинки, отдал их ассистенту уголовного розыска Релингхаузу и озадаченный вернулся на место преступления.
Советник Пест послал одного из полицейских на квартиру судебного следователя доктора Мейера в надежде, что тот найдет наконец врача для расследования. В 8.15 судебный следователь явился на место происшествия и взял расследование в свои руки. Клингельхёллер доложил о «типичном случае самоубийства». Но судебному следователю стоило лишь раз взглянуть на место преступления, и он сразу задал вопрос: где орудие убийства, которым Гельмут Даубе перерезал себе горло? Не мог же Даубе проглотить его? У полицейских вытянулись лица, как впоследствии вспоминал Мейер. Сразу после этого Мейер указал на окровавленный конец рубашки, торчавший из-за пояса брюк покойного. Не теряя времени, судебный следователь поручил доктору Луттеру осмотреть тело. У Луттера не было никакого опыта судебно-медицинской патологии, обследовать тело он мог, но вряд ли сумел бы сделать грамотное заключение о том, как погиб Гельмут Даубе. Однако, когда доктор Луттер расстегнул брюки покойного, он сразу заметил, что парня кастрировали несколькими ударами ножа. Версия о самоубийстве сразу отпала. Пест и Клингельхёллер со стыдом вынуждены были признать, что упустили три часа драгоценного времени.
Советник уголовного розыска Пест самоустранился из этой истории, переложил расследование на комиссара Клингельхёллера, назначив его шефом «временной комиссии по расследованию убийства», наспех собранной из ближайших ассистентов уголовного розыска. Клингельхёллер же, опозоренный, вынужден был доказывать свою квалификацию. Он полностью пересмотрел версию гибели молодого человека. Хуссман, который ранее мог оказаться в худшем случае свидетелем суицида, превратился в первого подозреваемого. Комиссар с жаром бросился искать новые следы. Он велел ассистенту Релингхаузу «установить наблюдение» за ним, а сам отправился осматривать комнату Хуссмана. Директор Кляйбёмер встретил комиссара враждебно, и первый осмотр был весьма поверхностным. Тем не менее Клингельхёллер обнаружил синее пальто, синий костюм, носки и зеленую шляпу, которые Хуссман носил в ночь убийства. Он искал на одежде следы крови, но пока ничего не нашел и, захватив одежду с собой, вернулся на Шультенштрассе.
А там доктор Луттер, уже сам чрезвычайно увлеченный криминалистическим исследованием, в кухне семьи Даубе осматривал ботинки Хуссмана. Пятна крови были размером с медную монетку и, судя по всему, капали на ботинки сверху. Под верхним слоем замши доктор обнаружил еще жидкую кровь. По оценке Луттера, кровь попала на ботинки в ранние утренние часы. Никому, однако, не пришло в голову запротоколировать его наблюдения. Доктор заявил Хуссману, что кровь на ботинках выглядит подозрительно, на что тот возмутился и сказал, что у него часто идет носом кровь. «И в последнюю ночь шла?» – «Нет, в эту ночь не было», – ответил Хуссман и тут же спросил, есть ли кровь у лягушек. Этой ночью он якобы раздавил на улице лягушку, отсюда и кровь на ботинках. Релингхауз записал эти мутные показания. Явился Клингельхёллер, велел Хуссману надеть его синий костюм и синее пальто и выйти на солнечный свет в сад. За лацканом пальто сразу обнаружилось кровавое пятно. Хуссман разволновался еще больше и на сей раз заявил, что поранил палец, правда, легко, незначительно. Клингельхёллер решил снова основательно обыскать его комнату.
Ассистент уголовного розыска Трамперт получил приказ перевезти обувь и одежду Хуссмана в полицейское управление Гладбека. Опытные криминалисты-следопыты пришли бы в негодование, если бы увидели, как обращаются тут с вещдоками, да еще с кровавыми следами. Нет ничего хуже, чем заворачивать окровавленные вещественные доказательства со следами крови в газетную бумагу, а Трамперт именно так и поступил. Одежду просто свернули, вообще ни во что не упаковав. В управлении любопытные полицейские трогали одежду и обувь руками. Газета намокла. Никто не стал определять, впитала ли она следы крови. Хотя бы установили, что ботинки были сырые, и то хорошо. Трамперт констатировал, что подошва и верхний слой кожи насквозь мокрые, зато носки сухие. Из этого он сделал вывод, что ботинки промокли не ночью по дороге домой, но что хозяин вымыл их позднее. На ботинках действительно не было ни следа грязи. Ассистенты уголовного розыска Бауман и Коллези убедились в этом. Но и данные наблюдения никто не внес в протокол. Пальто и брюки, в отличие от ботинок, были сухие. Бауман и Коллези обнаружили на пальто спереди несколько мест, которые явно застирывали. Вокруг застиранных мест удалось заметить крошечные брызги, и это явно была кровь. И в правом внутреннем кармане пальто нашли красную полосу, словно там прятали испачканную в крови руку. Протокола никто не вел. Никто не зафиксировал наличие кровавых следов. Никто не мог бы сказать, сколько таких следов было уничтожено по пути в полицейское управление, в самом управлении и позднее.
Клингельхёллер был убежден, что нашел убийцу. В доме Кляйбёмеров комиссара снова встретили враждебно, однако позволили еще раз обыскать спальню Хуссмана на третьем этаже и его кабинет на первом этаже, но Клингельхёллер не осмотрел другие помещения, куда у Хуссмана был доступ в течение ночи, особенно лестничные площадки и туалет. Был ли у Хуссмана прошлой ночью с собой носовой платок? «Да, был», – ответил Хуссман. «И где он теперь?» Хуссман смутился, замешкался и сказал, что платок у него под подушкой. Никакого платка под подушкой не оказалось, и найти его не удалось. Ни Клингельхёллеру, ни ассистенту Ашенбаху, его сопровождавшему, не пришло в голову сфотографировать постель Хуссмана, хотя она выглядела так, будто ею ночью толком и не пользовались, а позднее специально привели в беспорядок. Никто не стал искать следов крови на полу и в сливных трубах и сифонах. Ашенбах обратил внимание на рубашку со следами крови на манжете. Хуссман во время обыска побелел как мел. Когда Клингельхёллер открыл папку для бумаг, с которой Хуссман ездил в Бюр, абитуриенту пришлось схватиться за шкаф, чтобы не упасть. Содержимое папки было связано с пивной вечеринкой: приглашение, сборник студенческих песен, студенческие ленточки и значки. Но среди этих предметов оказался и замшевый чехол для складного ножа. Самого ножа не было. Клингельхёллер потребовал объяснить, где нож. Потерян, объяснил Хуссман. 20 марта в дом Кляйбёмеров пытались проникнуть воры, Хуссман выбежал в сад с ножом в руке, там, наверное, нож и потерялся. Где именно это произошло? Хуссман не знал. А зачем он хранит пустой футляр? Просто так, забыл выложить.
Даже эти важнейшие показания не внесли в протокол. Хуссмана попросили проследовать в полицейское управление, где ассистент Трамперт обратил внимание комиссара Клингельхёллера на то, что ботинки подозреваемого насквозь мокрые. Комиссар послал одного из ассистентов к абитуриентам Лабзу и Бреттшнайдеру, у обоих обувь была совершенно сухая. Отчего же у Хуссмана сырые ботинки? Почему он лжет? Трамперт, как и Клингельхёллер, решил, что Хуссман помыл свою обувь после того, как совершил убийство. Кровавые следы на ботинках проигнорировали, иначе господа из уголовного розыска должны были бы поинтересоваться, откуда взялись свежие следы крови на только что вымытых ботинках? Обыскали сад Кляйбёмеров в поисках ножа, перекопали все, но ножа не нашли.