Руководство Западногерманского федерального управления уголовной полиции в Висбадене в 1955 г. столкнулось с внутриполитическими проблемами и желанием других федеральных земель иметь собственные криминалистические лаборатории, поэтому висбаденское управление придерживалось политики чрезвычайной осторожности и избегало в сфере естественных наук и криминалистики любых неприятностей и разногласий с институтами судебной медицины, которые изучали следы крови. Тем не менее в последние годы прокуратура и полиция все чаще привлекали Мартина к серологическим исследованиям, поскольку скоро стало ясно, что он – ученый особенный и не довольствуется устаревшими и довольно грубыми методами исследования крови, как это было в большинстве лабораторий после войны, но борется за новые методы, за точность и тонкость экспериментов, не теряя при этом твердой научной почвы под ногами.
Получив первое послание Венера из Дюссельдорфа, Мартин запросил более детальные данные о следах крови. Когда же узнал, что многое зависит от состояния брюк после последней стирки, с готовностью согласился определить возраст пятен крови. Через несколько дней в Дюссельдорф пришло сообщение, что пятна крови попали на вельветовые брюки Эриха фон дер Ляйена не ранее четырех недель и не позднее двух недель назад. Это означало, что кровь вполне могла попасть на брюки как раз в момент убийства пары Фалькенберг – Вассинг. А могло быть и так, как уверял Эрих, – лишь после 12 февраля. Однако спецкомиссия упорно настаивала на первом и с удвоенной силой принялась прорывать оборону фон дер Ляйена.
6 и 7 марта возникали ситуации, когда казалось, что Эрих уже сдается, вроде бы положение безнадежное и безвыходное; он путается в показаниях: «Либо это сделал я, но тогда бессознательно, либо это был не я» или «Я уже и сам почти поверил, что это совершил я». Но потом Эрих вдруг снова собирался с духом и все отрицал. Противоречие между результатами судебно-медицинской экспертизы и упорным отрицанием фон дер Ляйена довели спецкомиссию до экстраординарных мер. Обвиняемого отправили на психиатрическое обследование. 6 марта комиссары запросили в прокуратуре разрешение на использование американского детектора лжи, но в Европе его воспринимали скептически, и прокуратура отказала. Тогда 7 марта Юнге приехал в Висбаден и попросил Мартина перепроверить результаты исследований дюссельдорфского Института судебной медицины. Если фон дер Ляйен говорит правду и не могла человеческая кровь попасть к нему в автомобиль, значит, ошибается экспертиза доктора Курта Бёмера.
Когда Юнге прибыл в Висбаден, доктор Мартин как раз был удивлен, изучая следы крови на вельветовых брюках. Во-первых, он обнаружил пятна, на которые в Дюссельдорфе не обратили внимания. В Институте судебной медицины исследовали только два больших пятна, они и дали реакцию на человеческую кровь. Прочие пятна и брызги были слишком малы и недостаточны для анализа, на них и смотреть не стали. Во-вторых, Мартин при определении возраста исследовал пятна под микроскопом и обнаружил в пятнах крови примесь белесых блестящих выделений, в которых нашел эпителиальные клетки с содержанием гликогена (животного крахмала), а это указывало на менструальное происхождение крови. Вполне объяснимая находка, если иметь в виду, что жертвы убийства – влюбленные пары на свиданье, не исключено и сексуальное насилие. Доктор Мартин и сам засомневался в достоверности экспертизы Института судебной медицины и решил перепроверить результаты исследований крови. Юнге как раз застал Мартина за этим. Ученый обещал известить Венера по телефону о результатах своего исследования.
Юнге вернулся в Дюссельдорф 8 марта, а поздним вечером 9 марта зазвонил телефон у Венера. Это был Мартин. Ровным, спокойным тоном, с родным швабским выговором, Мартин сообщил начальнику дюссельдорфского уголовного розыска известие, которое стало «разорвавшейся бомбой». Ученый извинился за поздний звонок и заявил, что пятна на брюках фон дер Ляйена никак не могут быть человеческой кровью; это кровь собаки, а именно течной собаки. Группу крови определять бессмысленно, у животных тоже существуют разные группы крови.
После событий последних дней это известие стало тяжким ударом для Венера. Мартин же подтвердил свои показания и заявил, что готов в любой момент повторить свои тесты. Следов крови для этого достаточно. На вопрос растерянного начальника уголовного розыска, как же могла возникнуть такая ошибка, Мартин ответил, что полиция Дюссельдорфа должна спросить об этом не его, а местных судмедэкспертов.
Лишь на следующее утро Венер дозвонился до одного из ассистентов доктора Бёмера. Ассистент в ошибку не поверил, но согласился провести контрольные исследования в то же утро. После полудня 12 марта – как же долго тянулся этот день для спецкомиссии – Институт судебной медицины с витиеватыми извинениями предоставил новые сведения и признал ошибочность своих первоначальных результатов. Пятна на чехлах в автомобиле подозреваемого – это не человеческая кровь. Как получилось, что Институт ошибся в первый раз? Сыворотка с завода Беринга в Марбурге, она же антисыворотка к человеческим кровяным тельцам, используемая в реакции преципитации по методу Уленгута, вступает в реакцию и с кровью собаки.
Венер, Юнге и Ботте не обладали необходимым научным опытом, чтобы перепроверить обоснованность данного объяснения. Им важно было одно: была допущена самая невероятная ошибка за всю их карьеру, и теперь ее приходилось признать. В полдень 12 мая Эриха фон дер Ляйена отпустили на свободу. Но сделанного уже было не вернуть. Как же могло случиться, что через 50 лет после открытия реакции по методу Уленгута серологи допустили такую чудовищную ошибку?
Прежде чем написать доклад в полицейский отдел Министерства внутренних дел, Венер еще раз связался с Мартином, чтобы выяснить один вопрос. Политика Федерального управления криминальной полиции требовала от него скрытности, однако доктор подтвердил, что встречается действительно такая особенная сыворотка, которая одинаково реагирует и на кровь человека, и на кровь собаки. Как практически появляется подобная сыворотка, доктор не знал, сам он использовал сыворотку Беринга, но среди опытных ученых принято перед применением проверять любую сыворотку на ее собственные специфические свойства. Сывороток много, производители разные, свойства тоже. И все это произошло в Дюссельдорфе?
После войны на территории Германии действительно были проблемы с производством сывороток для криминалистических исследований. Институт Роберта Коха производил такие сыворотки до самого конца войны, однако вынужден был остановить производство, когда Берлин был оккупирован и поделен на сектора. Государственный контроль сывороток еще со времен Уленгута осуществлял Институт Пауля Эрлиха во Франкфурте, но и он не перенес послевоенной разрухи. Производство сывороток возобновилось только благодаря частной инициативе заводов Беринга в Марбурге и некоторых криминалистов, но государственный контроль восстановить не удавалось. Тем важнее стало третье контрольное предписание, существовавшее опять же со времен доктора Уленгута: независимо от наличия или отсутствия государственного контроля, каждый исследователь-серолог должен перед применением проверить сыворотку на ее специфические свойства. Это было обязанностью всякого серолога, его личной ответственностью. Тот, кто придерживался данного правила, был застрахован от сюрпризов с сывороткой, подобных тому, что произошел в Дюссельдорфе, где, очевидно, этим правилом пренебрегли.
Убийство Фалькенберга – Вассинг так толком и не раскрыли, сколько ни старались Венер и новая спецкомиссия под руководством главного комиссара Эйнка. За много лет работы им удалось собрать достаточно улик, позволивших обвинить в этом преступлении 28-летнего дюссельдорфского рабочего Вернера Бооста. 10 июня 1956 г. один охотник увидел в лесу, как Боост прячет в листве свой мотоцикл и подкрадывается к влюбленной паре в «Фольксвагене». Было обнаружено и предполагаемое орудие убийства, а также получены показания другого рабочего, которого Боост втянул в свои темные дела и шантажировал. На основе этих улик и показаний удалось установить, что Боост – главный преступник в убийстве Серве´ – Хюллекремера 7 января 1953 г. Его сознавшийся сообщник пытался предупредить Хюллекремера и не убил его, как велел Боост, а лишь оглушил. Многое указывало и на то, что Боост убил и другие две пары – Бере – Кюрман и Фалькенберг – Вассинг, но осудили его только по делу Серве´ – Хюллекремера. 14 декабря 1959 г. он был приговорен к пожизненному тюремному заключению. Доказательства по двум другим случаям суд счел недостаточными.
15
В конце концов, так же нельзя! Ситуация в сфере серологии неприемлема! И как только Германия более или менее оправилась после войны, появился стимул открыть и разработать новые, более тонкие и достоверные методы исследования крови. И тут мы снова сталкиваемся с ученым Отто Мартином в Висбадене. Мартин был практик, не пытался изобрести новых методов, он совершенствовал уже имеющиеся изыскания австрийских, немецких и итальянских криминалистов и судебных медиков и приспосабливал их для работы полиции.
Прежде всего Мартин старался обучить новое поколение криминалистов, как только они заступали на службу в Федеральное управление криминальной полиции: как распознавать следы крови, как обеспечивать их сохранность и как их анализировать. Он учил, что в случае малейшей неопределенности на место преступления необходимо вызвать специалиста-ученого, вот хотя бы его самого, Мартина, где бы он ни находился. Он боролся с излюбленным методом выстригать из одежды очевидные кровавые пятна и игнорировать при этом мелкие и трудно определяемые. В случае с пятнами на одежде и других нестабильных «материалах» Мартин настаивал на детальном исследовании под микроскопом, причем обнаруженные брызги следовало пометить и зафиксировать на одежде швейными булавками с головками разного цвета. Мартин удалил из серологии и криминалистики разрушительную перекись водорода и кварцевую лампу, заменив их на прожектор, лупу и спрей люминол, и требовал исключительно осторожного обхождения с бензидином. Если не было никакой возможности специалисту обследовать место происшествия, Мартин просил, чтобы переслали в лабораторию в Висбаден все предметы обстановки и другие вещественные доказательства – подозрительные и не очень. Если место преступления находилось за городом, на природе, Мартин сначала тщательно обследовал место сам, порой это занимало несколько дней, искал следы, и только тогда проводил экспертизу.