Другая сторона его работы заключалась в том, чтобы криминалисты и ученые начинали сотрудничать уже на месте преступления. Необходимо было воспитать и обучить поколение криминалистов-серологов, чтобы они работали в разных городах Западной Германии и всегда могли явиться на место происшествия, не преодолевая больших расстояний. Мартин понимал, что в условиях новой послевоенной жизни и преступность будет другая, и преступления станут иными, так что в будущем понадобится и новая научная криминалистика. Индивидуальность будет заменена на массовость.
Влияние одного отдельного человека внутри полицейской системы было ограниченно. Мартин с его усилиями был одним из многих других биологов и серологов в разных странах. В Западной Германии его старания возымели свое действие, когда в региональных управлениях криминальной полиции крупных федеральных земель заработали собственные лаборатории с отделами серологии. И здесь опять же сыграло роль и соперничество между землями, но главным образом и то, что потребность в естественно-научных исследованиях, в том числе серологических, росла, а Висбаден был один на всех и далеко.
Не важно, кому подчинялся отдел серологии – биологам или судебным медикам, как это было с доктором Штеффеном Бергом и позднее с доктором Тома в земельном управлении криминальной полиции в Мюнхене уже в 1952 г., с доктором Фогелем в Гессенском управлении или с доктором Шнугом в управлении Нижней Саксонии. Все они занимались практическими исследованиями следов крови. А судебные медики между тем совершенствовали методы и сотрудничали при этом и с западногерманскими, и с восточногерманскими институтами судебной медицины, как, например, Институт судебной медицины и криминалистики в Эрлангене, руководитель которого профессор Эмиль Вайнинг считал себя последователем судебного медика Кокеля. Кокель же еще несколько десятилетий назад боролся за то, чтобы судебная медицина стала помощницей криминалистики не только с точки зрения патологоанатомии, но и с точки зрения биологии и техники.
Германия была не единственной страной, где подобным образом развивалась криминалистика. Во многих странах происходило то же самое. И везде старались усовершенствовать старые методы идентификации крови и определения ее группы. Методу Уленгута было уже полвека, его реакция нуждалась в уточнении и улучшении.
В 1950 г. Морис Мюллер, профессор судебной медицины в Лилле, опубликовал интересную работу – «Анналы судебной медицины». В 1946 г. Мюллер решил при проведении реакции по методу Уленгута добавить в раствор из кровавого следа и антисыворотки к человеческим или звериным кровяным тельцам желеобразный материал. Этот гель не препятствовал осаждению белка, зато абсорбировал любое замутнение, любое лишнее побочное вещество, какое не удавалось устранить из раствора крови и которое весьма затрудняло «считывание» осажденного белка. Сначала Мюллер использовал гуммиарабик. Впоследствии он многократно сообщал о своем методе, но никто его не поддержал. В то же самое время шведский ученый O. Оухтерлони также опубликовал в скандинавских научных журналах статьи об основах метода использования желатина. Через 10 лет, писал Оухтерлони, этот метод практически вытеснит метод Уленгута.
Одновременно предпринимались и другие попытки найти новые пути исследования человеческой крови, особенно там, где метод Уленгута был уже недостаточен и неточен. И снова первыми оказались французские серологи, прежде всего из Института Пастера. Между 1954 и 1956 гг. Ж. Дюкло и Ж. Руффи опубликовали несколько работ о своих изысканиях. Они пользовались опытом общей медицинской серологии, которая после окончания войны так занимала ученых. Речь шла об одном из открытий Карла Ландштейнера и его коллеги доктора Винера 1940 г. – о резус-факторе, с которым весь мир, кроме США, вследствие Второй мировой войны познакомился лишь в 1945 г. История открытия такова: после открытия M-фактора Ландштейнер много экспериментировал с животными, чтобы получить анти-M-сыворотку, пригодную для выявления M-фактора в человеческой крови. Накануне войны он вместе с коллегой Винером экспериментировал с резус-фактором у обезьян, и выяснилось, что в крови обезьян есть фактор, соответствующий человеческому фактору. Если впрыснуть кролику кровь обезьяны с резус-фактором, в кроличьей крови появится сыворотка с содержанием анти-M-вещества. С помощью такой сыворотки можно выявить М-фактор в крови человека. Но при воздействии такой сыворотки на человеческую кровь выяснилось, что сыворотка «сворачивает» и те кровяные тельца, которые не содержат M-фактор. Значит, в человеческой крови содержится еще один неизвестный фактор, сразу реагирующий на антирезус-сыворотку. Ландштейнер и Винер назвали этот неизвестный фактор резус-фактором, или Rh-фактор.
Так и осталось бы это открытие, вероятно, чисто академическим, если бы в то же время Филип Левин ни совершил свое. Он исследовал сыворотку крови женщины, которая родила мертвого младенца с распавшейся кровью. Левин обнаружил антитела, которые прежде не встречал. Винер доказал, что сыворотка крови этой женщины вызывает агглютинацию в тех же образцах человеческой крови, которые агглютинируют и при смешении с антирезус-сывороткой. Возник вопрос: есть ли взаимосвязь между смертью ребенка и загадочным резус-фактором, который есть у одних людей, но отсутствует у других, и, судя по всему, как и прочие факторы крови, передается по наследству? Ответ вскоре был найден: если мужчина с резус-фактором крови (его кровь резус-положительна, Rh+) зачнет ребенка с женщиной, у которой в крови нет резус-фактора (ее кровь резус-отрицательна, Rh-), то ребенок унаследует от отца резус-фактор. Одновременно сыворотка крови матери формирует антитела против этого чуждого фактора. При кровообмене между матерью и плодом в ее утробе эти антитела проникают через плаценту в детское кровообращение и приводят к разрушению крови эмбриона. Так бывает, конечно, не при каждой беременности, но часто. А при первой беременности обычно вообще не проявляется, вот что самое любопытное. При второй или третьей беременности антирезус-тела в крови матери входят в силу и приводят к катастрофе. Для детей, рожденных от такой беременности, одно спасение – переливание крови до полной ее замены. Значит, чрезвычайно важно вовремя установить, какой у матери резус-фактор – положительный или отрицательный.
Само по себе наличие или отсутствие резус-фактора определить не трудно. Для этого нужна антирезус-сыворотка. Но обнаружить сформировавшиеся антирезус-факторы в сыворотке крови женщины оказалось сложно. Если подозрительную сыворотку, подлежащую исследованию, соединить с резус-положительными тестовыми кровяными тельцами, чтобы увидеть «комкование» или «некомкование» – есть ли резус-фактор, нет ли его, никакой реакции не происходит. Даже если использовать в эксперименте сыворотку, заранее знакомую и уже точно содержащую антирезус-фактор, тельца не агглютинируют. Агглютинация происходит лишь в определенных случаях. Значит, при эксперименте что-то препятствует агглютинации, которая наступает в обычных условиях тела человека и приводит к разрушению. Американцы и британцы придумывали самые разные названия для этих строптивых антител, в том числе «блокирующие резус-антитела».
Только в 1944 г. Винеру удалось подобраться к этим резус-антителам при помощи одной уловки. Сыворотка, которую он хотел исследовать на резус-антитела, была смешана с резус-положительными кровяными тельцами в физиологическом соляном растворе. Спустя немного времени Винер добавил в раствор другую сыворотку, которая, по его наблюдениям, агглютинировала резус-положительные тельца. Если теперь агглютинация не произойдет, значит, резус-позитивные тельца претерпели изменения. И заключаются эти изменения в том, что резус-антитела из исследуемой сыворотки соединились с тестовыми тельцами без видимых признаков агглютинации. Они «блокировали» агглютинирующее воздействие добавленной в раствор сыворотки и тем самым «выдали» себя. Вскоре, однако, выяснилось, что лишь часть антирезус-факторов обладает таким «блокирующим» действием и «заговорила» благодаря уловке Винера. Основная масса осталась «немой».
Сразу после окончания войны трое англичан совершили следующий решительный шаг – иммунолог Р.Р.А. Кумбс из Кембриджского университета, A. E. Mуран и Р. Р. Рэйс. Их эксперимент вошел в историю как реакция Кумбса (антиглобулиновый тест), им тоже пришлось пойти на хитрость, но теперь у них получилось охватить все антирезус-факторы. Их метод основывался на том, что антирезус-факторы содержат белок глобулин – строительный материал человеческой крови. Если в подозрительной сыворотке крови содержатся антирезус-факторы, их нужно смешать с резус-положительными кровяными тельцами, и они соединяются без реакции агглютинации. Но эти резус-антитела можно увидеть, если установить, что эритроциты имеют на своей поверхности глобулин. Трое ученых проделали следующее: впрыснули кроликам человеческий глобулин. Кровь животных выдала обычную защитную реакцию, на сей раз направленную против человеческого глобулина. От этого выработалась антиглобулиновая сыворотка, именуемая в серологии после 1945 г. сывороткой Кумбса. Теперь в раствор из резус-положительных телец и подозрительной, еще не известной сыворотки добавили сыворотку Кумбса. Если в подозрительной сыворотке содержатся антирезус-факторы, которые тайно соединились с кровяными тельцами, тогда сыворотка Кумбса вызовет агглютинацию глобулина в резус-антителах. Резус-антитела выдадут свое присутствие через реакцию глобулина.
Тесту предшествовала процедура, которую трудно представить тем, кто далек от мира под микроскопом. Тестовые кровяные тельца должны были долго пробыть в одном смешанном растворе с исследуемой сывороткой и привязать к себе резус-антитела, а потом эти тестовые тельца следовало «промыть» в физрастворе поваренной соли, чтобы устранить остатки сыворотки и ее составляющих, не привязавшихся к тельцам. Только после этого ученые могли быть уверены, что сыворотка Кумбса проявит именно тот глобулин, что принадлежит резус-антителам и теперь присоединился к тестовым тельцам, а не какой-либо другой белок.