Изучение антирезус-факторов и их выявление в крови продолжались. Но для криминалистики в них было мало пользы.
Серологи снова и снова преодолевали одну границу, но сразу натыкались на новую. Очень мешал классический метод абсорбции. Требовались иные методы для определения групп и факторов крови. Долго пришлось ждать, прежде чем пробил час для этих новых методов. В ожидании, пока новое выйдет «из-за кулис», Европа приобрела опыт, который и шокировал и предостерегал от опасностей новаторства. Дело Пьера Жакку долгое время волновало весь континент.
16
Дело Пьера Жакку началось в швейцарском городке План-лез-Уат поздним вечером 1 мая 1958 г., в 8 километрах от Женевы, в долине, с запада граничившей с Французскими Альпами. Там, где центральная улица безмятежного городка поворачивает на улицу Шман-де-Вуаре. В самом конце этой улицы стоял дом № 27, где проживали Шарль Цумбах, торговец сельскохозяйственной техникой, его жена Мари и их 27-летний сын Андре.
В 22.58 в женевскую жандармерию позвонила мадам Бушарди, соседка Цумбахов. Задыхаясь от волнения, она сообщила, что Шарля Цумбаха только что убили. Жандармы, прибывшие по указанному адресу, обнаружили перепуганную женщину с кровоточащей раной в плече. Это была Мари Цумбах. Она стояла в комнате своего сына Андре возле тела мужа.
Перед тем как Мари увезли в больницу в Женеву, она дала весьма путаные показания о происшествии. Около 22.50 она на машине знакомой возвращалась домой. Мари открыла дверь и услышала выстрелы и крики о помощи, доносившиеся из мастерской сына. Вроде бы Мари слышала три выстрела. В мастерской она увидела неизвестного мужчину с пистолетом в руке. Она бросилась в ужасе в сад, незнакомец побежал за ней, выстрелил в нее и ранил в плечо. Вероятно, потом у него закончились патроны или по какой-то другой причине, но он перестал ее преследовать, вернулся в дом и вскоре вышел на улицу. Он не стал искать женщину, которая пряталась в тени дома, вскочил на велосипед, прислоненный к забору, яростно нажал на педали и исчез в ночи.
Мари Цумбах была в шоке и не могла более детально описать ни нападавшего, ни его велосипед: лет тридцати, высокий; велосипед темный. Сколько точно было выстрелов и сколько раз преступник стрелял именно в нее, Мари тоже определить не сумела.
Несмотря на то что на территории Женевы располагались международные корпорации и компании, полиция кантона Женева была немногочисленная. Тяжкие преступления совершались редко. Город Женева был консервативен и патриархален, в известной степени он представлял собой противоположность международным тенденциям и влияниям, которые особенно усилились с момента основания Лиги Наций. Международное влияние редко проникало внутрь буржуазного ядра жизни швейцарцев, которые стойко сопротивлялись чужеродному воздействию, а порой и новшествам извне. Эта ограниченность женевского существования, по выражению наблюдателей, сформировала и местные органы полиции, по мнению тех же наблюдателей, и во многом затормозила современное развитие женевской полиции.
Сигнал об убийстве Шарля Цумбаха получил не только дежурный патруль женевской безопасности, но и шеф женевской полиции Шарль Кнехт, и судебный следователь П. Морио, и генеральный прокурор Женевы 70-летний Шарль Корню. Вскоре все они собрались в План-лез-Уат и взялись за расследование. Кнехт немедленно распорядился организовать полицейский контроль территории между Женевой и французской границей и поиски подозрительного велосипеда. Вызвали профессора Франсуа Навилля, 75-летнего директора почтенного и настолько же устаревшего Института судебной медицины Женевы. Сотрудники Женевской службы уголовных расследований (по образцу французской Службы судебных расследований) начали обследование места преступления.
Убитый (в брюках, расстегнутом пиджаке и рубашке, пропитанной кровью) лежал между дверью, плетеным креслом, опрокинутым стулом и роялем его сына Андре. Тело прикрыли ковром. Тапок с левой ноги валялся рядом с телом около бедра. Четыре гильзы из пистолета калибра 6,35 были разбросаны по полу. В центре комнаты обнаружили не отстреленный патрон. Пятая гильза была найдена рядом с лестницей, ведущей из палисадника к входной двери. Вероятно, это была гильза от того выстрела или выстрелов, которыми была ранена Мари Цумбах. Никаких следов взлома, двери и окна целы. Убийство с целью ограбления исключили. В комнате, где убили хозяина дома, правда, был открыт и перерыт шкаф, но в кухне нашли нетронутый кошелек, а в нем – 171 франк. Можно было предположить, что преступник искал в доме совершенно определенную вещь. Один из жандармов заметил на противоположной стороне улицы напротив дома темно-синюю пуговицу, вероятно, оторванную от пальто и потерянную. Пуговица была чистая, значит, упала на землю недавно. Судя по нитям на пуговице, она оторвалась от темно-синего пальто.
Навилль прибыл на улицу Шман-де-Вуаре, констатировал смерть и произвел поверхностный осмотр тела. Осмотр подтвердил, что Цумбах скончался от множественных огнестрельных и колотых ран в верхнюю часть тела. Труп увезли в Институт судебной медицины для вскрытия. Когда с него снимали одежду, из складок выкатилась пуля. Одежду передали в службу уголовных расследований. Навилль и его ассистент доктор Херман занялись более внимательным изучением ран и уточнением причин смерти.
Между тем шеф женевской полиции Кнехт и судебный следователь Морио, у которых пока не было ни зацепок, ни подозреваемых, распорядились найти сына убитого, Андре Цумбаха, работавшего музыкальным режиссером на радиостанции в Женеве. Его привезли в План-лез-Уат. Здесь Кнехт и Морио засыпали его вопросами, прежде всего – были ли враги у отца и кто мог бы его убить?
Андре, привлекательный брюнет, ответил, что отец был тихим, скромным бюргером. Была, пожалуй, только одна ссора с неким господином Кло, который арендовал у Шарля Цумбаха гараж. Однажды Цумбах нашел в гараже инструменты для взлома замко`в. Как раз в это время Женеву потрясла серия краж со взломом; из-за этого и произошел скандал между Цумбахом и Кло. Но Андре считал эту ссору незначительной, уж точно не поводом для убийства.
Морио велел допросить Кло и проверить его алиби. Если Андре не знает никаких прочих возможных врагов отца, нет ли врагов у самого Андре? Мог ли кто-либо искать что-то определенное в его мастерской? Следующие показания Андре занесли в протокол: «Я узнал, что секретарша директора Женевского радио, мадемуазель Линда Бо, состоит в отношениях с женевским адвокатом, мсье Пьером Жакку. Мы с мадемуазель Бо друзья, часто встречались и ходили в ресторан, впрочем, она встречалась и с другими сотрудниками радиостанции. Я услышал, что она хотела совсем расстаться с Жакку. Понял, что она пытается представить Пьеру Жакку наши с ней отношения более близкими, чем на самом деле. Поэтому, думаю, Жакку может ее ко мне ревновать. Вчера вечером мне кто-то звонил и молчал в трубку. В августе и в сентябре 1957 г. мне прислали два письма, подписанные неким Симоном Б., и в письмах предупреждали меня о моральной распущенности мадемуазель Бо. В одно были вложены три фотографии совершенно голой мадемуазель Бо. Думаю, это мог сделать только Жакку. В конце концов, этот адвокат вызвал меня на встречу в 1957 г. Мы говорили в его машине. Жакку хотел знать, намерен ли я жениться на мадемуазель Бо. Я отвечал отрицательно, однако не стал убеждать его, что между нами нет интимных отношений. Жакку мне не угрожал, но был очень раздражен. Неужели я спровоцировал его на убийство отца, хотя убить-то он, если и собирался, то меня?»
Неизвестно, что подвигло Андре Цумбаха в ту ночь так скоропалительно назвать имя адвоката Пьера Жакку в связи с этим преступлением. Злые языки называли Андре циничным расчетливым карьеристом, которому надоело терпеть унижения от Жакку, а кроме того, Жакку входил в управляющий совет Женевского радио и мог навредить карьере Андре. В общем, Андре Цумбах назвал тогда Пьера Жакку возможным убийцей, чем вызвал недоверие и удивление генерального прокурора Корню, следователя Морио и начальника женевской полиции Кнехта.
Пьер Жакку принадлежал к элите женевского общества и считался лучшим из местных адвокатов. Он играл значительную роль и в политической и в общественной жизни города и кантона. Даже если отмести все вымыслы и сплетни, которые написали о нем газетчики, слетевшиеся в Женеву на его процесс, перед нами – образ успешного, благополучного, состоятельного и влиятельного человека. Жакку было лет шестьдесят. Его отец, Андре Жакку, перебрался в Женеву из Савойи и из помощника в юридической конторе дорос до самостоятельного адвоката с собственной фирмой. Его сын Пьер блестяще сдал экзамен в университете и поступил на работу в адвокатскую коллегию отца. Впоследствии у отца выявили болезнь Паркинсона, адвокатская практика давалась ему с большим трудом, и сын сопровождал его во Дворец юстиции, а после смерти отца в 1941 г. Пьер унаследовал коллегию и продолжил адвокатскую практику. За прошедшие с тех пор 17 лет Пьер Жакку создал свою небольшую, но для Женевы весьма значимую империю. Он был умен, неутомим, чрезвычайно трудоспособен и компетентен, особенно в сфере торгового права. Слыл бескомпромиссным адвокатом, привык побеждать и представлял интересы крупнейших швейцарских и международных торгово-промышленных игроков. В его канцелярии на рю Корватери встречались очень влиятельные персоны. Жакку был членом правящей радикальной партии в Большом совете республики и кантона Женева, а также членом различных наблюдательных советов и торгово-промышленных палат. Им восхищались, ему подражали, за ним следовали, его боялись. Жакку и в культурной жизни Женевы играл значительную роль, этот среднего роста, стройный, не то чтобы красивый, но весьма привлекательный мужчина. Его частная и семейная жизнь, квартира на рю Моннетье в одном из самых респектабельных районов города, где он проживал с женой Мирей, сыном Аленом и дочерьми Сильвианой и Мартиной, у многих вызывала зависть.
В юридических кругах мало кто мог бы предположить, что за этим благополучным фасадом скрывается человеческая драма, и первым о ней упомянул тогда 2 мая 1958 г. Андре Цумбах.