широкого бульвара, опоясавшего город. По обе стороны Рингштрассе планировалось построить великолепные общественные здания (Парламент, Ратушу, Оперный театр, новый Бургтеатр, Музей истории искусств, Музей естествознания и Венский университет), а также дворцы для аристократии и многоквартирные дома для состоятельных представителей среднего класса. Постройка Рингштрассе привела к тому, что пригороды, населенные лавочниками, ремесленниками и рабочими, стали теснее взаимодействовать с городом.
Прогрессивные взгляды императора и среднего класса изменили жизнь венских евреев. В 1848 году в городе были разрешены иудейские богослужения и отменены особые налоги для евреев. Им впервые позволили делать карьеру на государственной службе и в других сферах профессиональной деятельности. Декабрьская конституция 1867 года и Акт о межконфессиональных отношениях 1868 года предоставили евреям те же права, что и остальным австрийцам, исповедовавшим преимущественно католицизм. В этот непродолжительный период австрийской истории антисемитизм являлся социально неприемлемым. Закон не только защищал свободу вероисповедания. Появилась государственная система образования, были разрешены браки между христианами и иудеями.
Ограничения свободы передвижения населения в пределах империи были ослаблены в 1848‑м и окончательно сняты в 1870 году. Активная культурная и экономическая жизнь привлекала в Вену талантливых людей со всей империи. Доля евреев среди жителей города в 1869–1890 годах выросла с 6,6 до 12 %, и это впоследствии оказало огромное влияние на культуру модерна. Кроме того, отмена ограничений на свободу передвижения привела к повышению социальной и культурной мобильности. Вене пошел на пользу приток одаренных личностей различного социального, культурного и этнического происхождения. Это, а также реформирование системы образования сделало Венский университет одним из ведущих научных учреждений мира.
К 1900 году в Вене насчитывалось почти 2 млн жителей, немалую часть которых привлек в город тот почет, в каком там были интеллектуальные и культурные достижения. Очень многие стали новаторами в искусстве и философии. Сформировавшийся вокруг Морица Шлика Венский кружок (в это объединение в разные годы входили Рудольф Карнап, Герберт Фейгль, Филипп Франк, Курт Гедель и Людвиг Витгенштейн) предпринимал попытки упорядочить все знания, выразив их единым языком науки. Австрийскую школу в экономике представляли Карл Менгер, Ойген Бем-Баверк и Людвиг фон Мизес. Великий композитор Густав Малер подготовил почву для перехода от первой Венской школы, крупнейшими представителями которой являлись Гайдн, Моцарт, Бетховен, Шуберт и Брамс, ко второй, лидерами которой стали Арнольд Шенберг, Альбан Берг и Антон Веберн.
Архитекторы Отто Вагнер, Йозеф Мария Ольбрих и Адольф Лоз ответили на возведение монументальных общественных зданий на Рингштрассе по образцам архитектуры готики, Возрождения и барокко собственным свежим, функциональным стилем, проложившим дорогу Баухаузу. Вагнер настаивал, что архитектура должна быть современной и оригинальной, и понимал важность транспорта и планирования города. Об этом свидетельствовали тридцать с лишним прекрасных зданий станций венской городской железнодорожной сети, а также ряд возведенных по его проектам виадуков, туннелей и мостов. Вагнер стремился добиться равновесия между красотой и пользой. Это ему удалось. Вена получила инфраструктуру, которая считалась одной из самых передовых в Европе. Архитектурно-дизайнерское объединение Венские мастерские, которым руководили Йозеф Хоффман и Коломан Мозер, способствовало украшению обыденной жизни ювелирными изделиями, мебелью и так далее. Артур Шницлер и Гуго фон Гофмансталь организовали литературное движение “Молодая Вена”. А ученые, от Карла Рокитанского до Зигмунда Фрейда, заложили основы нового, динамического взгляда на человеческую психику, который произвел настоящую революцию в науке.
Наряду с искусством, литературой и гуманитарными науками в Вене бурно развивались естественные науки и медицина, и оптимизм медиков, биологов, физиков и химиков заполнял вакуум, образованный упадком религии. Более того, венская жизнь рубежа веков с ее салонами и кафе обеспечила условия для встреч ученых, писателей и художников в атмосфере, которая была одновременно вдохновляющей, оптимистичной и политизированной. Достижения биологии, медицины, физики, химии, а также связанных с ними логики и экономики привели к осознанию того, что наука перестала быть прерогативой узкого круга ученых и стала неотъемлемой частью культуры в целом. Этот взгляд способствовал взаимодействию представителей разных направлений, сблизившему гуманитарные и естественные науки.
Кроме того, либеральный интеллектуальный дух Вены рубежа XIX–XX веков и прогрессивные взгляды ученых, работавших в Венском университете, помогли политическому и социальному освобождению женщин, за которое ратовал Шницлер и ведущие венские художники.
Теории Фрейда, сочинения Шницлера, картины Климта, Шиле и Кокошки объединяли открытия, касающиеся инстинктивной стороны человеческой жизни. В 1890–1918 годах достижения этих пятерых, стремившихся разобраться в природе иррационального, помогли Вене стать столицей модерна. В поле этой культуры мы живем и по сей день.
Стиль модерн, зародившийся в середине XIX века, стал ответом не только на ограничения и лицемерие, с которыми люди сталкивались в обыденной жизни, но и на принятое с XVIII века подчеркивание рациональности человеческого поведения. Во времена Просвещения считалось, что поступками людей управляет разум, который и призван обеспечить благополучие человечества. Предполагалось, что ему подконтрольны эмоции и ощущения.
Катализатором Просвещения стала научная революция XVI–XVII веков, ознаменовавшаяся, в частности, тремя эпохальными астрономическими открытиями: Николай Коперник поместил Солнце в центр Вселенной, Иоганн Кеплер сформулировал законы движения планет, а Исаак Ньютон открыл закон всемирного тяготения, а кроме того, изобрел математический анализ (который в те же годы независимо разработал Готфрид Вильгельм Лейбниц) и использовал его для описания законов движения. Тем самым Ньютон объединил физику и астрономию и показал, что и глубочайшие тайны доступны научному методу.
В 1660 году появилось первое в мире научное общество – Лондонское королевское общество по развитию знаний о природе, а в 1703 году Ньютона избрали его президентом. Основатели общества представляли себе Бога как математика, создавшего Вселенную так, чтобы она функционировала в соответствии с определенными логическими и математическими принципами. Роль ученого (натурфилософа) видели в том, чтобы посредством научного метода открывать физические законы и тем самым разгадывать шифр, использованный Богом при сотворении мироздания.
Успехи естественных наук убедили мыслителей XVIII века в том, что с помощью разума можно добиться прогресса и в других областях деятельности, в том числе в политике и искусстве, и усовершенствовать общество и улучшить положение человечества. Их уверенность в разуме и науке сказалась на всех сторонах политической и социальной жизни Европы. В североамериканских колониях идеи Просвещения, предполагавшие, что общество можно усовершенствовать с помощью разума и что люди как рациональные существа обладают естественным правом на стремление к счастью, по-видимому, повлияли на Томаса Джефферсона и других основателей американского государства. Они заложили основы демократии, благами которой мы сейчас пользуемся.
Ответ модерна на идеи Просвещения последовал за Промышленной революцией. Ее жестокие плоды показали, что жизнь не стала математически совершенной и такой определенной, рациональной и просвещенной, как ожидалось в XVIII веке. Выяснилось, что истина не всегда прекрасна и легкодоступна. Кроме того, стало ясно, что психикой управляет не только разум, но и иррациональные эмоции.
Если источниками вдохновения просветителей стали астрономия и физика, то для модерна таким источником явилась биология. Книга Дарвина “Происхождение видов” (1859) привела к распространению представления о том, что человек – не уникальное творение всесильного божества, а порожденное эволюцией существо, произошедшее от предков-животных. В дальнейшем Дарвин углубил эту концепцию, подчеркнув роль репродукции как важнейшей биологической функции любого организма. Происхождение от примитивных животных предполагало, что нам свойственно инстинктивное поведение, как и другим животным. А это означало, что репродуктивная функция, то есть сексуальность, должна играть ключевую роль в поведении человека.
Эти новые представления привели к переосмыслению биологической природы человека и в искусстве. На это указывает, например, картина Эдуарда Мане “Завтрак на траве” (1863) – возможно, первое живописное произведение, которое можно отнести к модернистским в отношении и сюжета, и стиля. Сюжет этой картины, одновременно прекрасной и шокирующей, связан с ключевыми для модерна проблемами сложных отношений между полами, а также между фантазией и реальностью. Мане изобразил двоих обычно одетых мужчин, сидящих в лесу или парке и поглощенных беседой за завтраком, который, однако, проходит в компании обнаженной купальщицы (рис. I–4). В прошлом живописцы изображали обнаженных женщин лишь в роли богинь и других мифических персонажей. Мане же порвал с традицией, запечатлев современницу-парижанку – свою любимую натурщицу Викторину Меран. Несмотря на привлекательность обнаженной женщины, беседующие, судя по всему, так же равнодушны к ней, как и она к ним. Пока они разговаривают друг с другом, она, также игнорируя собственную сексуальность, смотрит на зрителя. Не только сюжет, но и стиль картины подчеркнуто современен. За несколько десятилетий до того, как Сезанн начал “сжимать” три измерения в два, Мане уже уплощает перспективу, лишь слегка намечая трехмерность изображения.
Искусствовед Эрнст Гомбрих писал о достижениях венского модерна:
Искусство – область, к которой мы обращаемся, когда хотим испытать потрясение или удивление. Эта потребность возникает у нас потому, что мы чувствуем, как полезно нам время от времени получать подобную здоровую встряску. Без этого нас поглотила бы рутина, и мы разучились бы приспосабливаться к новым потребностям, которые то и дело возникают у нас в жизни. Иными словами, биологическая функция искусства состоит в репетициях – мысленных упражнениях, повышающих нашу устойчивость к неожиданному