Бывший замкомэск хотела привычно возразить, но вдруг поняла, что спорить со скуластым нет ни малейшей охоты.
— Странное дело получается, Ростислав Александрович. Друг у меня есть, как и вы — офицер бывший, у беляков служил. Хороший парень, честный, поможет всегда. Но, как встретимся, все время спорим, ругаемся даже. Не довоевали мы с ним, патроны не дожгли. С вами не так. Словно войны вовсе не было, и не враги мы бывшие, а просто люди.
Арцеулов дрогнул лицом, хотел что-то сказать. Промолчал. Пожал руку, уже у самых дверей махнул шляпой.
Зотова села в большое кожаное кресло, достала папиросы, долго щелкала зажигалкой. Надо было возвращаться в номер, где ждали бумаги от товарища Кашена, но читать пачку «калькуляций» совершенно не хотелось. Девушка вдруг подумала, что так не расквиталась с подполковником за «Олю». Назвал бы еще раз, точно «Славика» бы влепила. А теперь только письма осталось писать, на бумаге же не оговоришься, там все чинно, строчки словно на парад строятся. А Ростислав Александрович тоже хорош. За шпиона его, значит, не принимай, а про ТС ученик профессора Рамсея знает. Вот тебе и Ancient History разом с Medieval! И письма через эстонское посольство будет присылать.
Бывший замкомэск горько усмехнулась. А она чем занята? Заговорщиков финансирует? Хорошо хоть бомбы кидать не заставили.
Папироса погасла. Ольга, повертев окурок в руках, отправила в пепельницу, встала. За работу, товарищ Зотова! «Марш вперед, труба зовет, добровольцев роты!» — как выражается недавно помянутый бывший поручик Тулак. Кончились сказки… А жаль! «Небо было твердью, земля же хлябью, и тонули в ней сотворенные первыми, пока Господь не простер руку…»
— Mademoiselle Zotovа, un visiteur de votre![35]
Ольга долго не могла понять, чего хочет вежливый до приторности veilleur[36], догнавший ее у лифта. Никого не ждала, встреч не назначала. Разве что его превосходительство Кутепов зачем-то пожаловали. Не наругались, что ли?
Гость ждал ее возле только что покинутого кресла — высокий, лохматый, длинноносый. Широкополая шляпа набекрень, белый шарф до пояса…
Увидел — руками взмахнул, ровно мельница.
— Здравствуйте! Госпожа… То есть… Товарищ Зотова? Ольга Вячеславовна?
Кавалерист-девица поглядела без особого интереса:
— А вам кто, собственно требуется? Господа или товарищи? Вы уж определитесь.
Длинноносый сглотнул.
— Я… Я — Эренбург. Илья Эренбург. Я в «Известиях» печатаюсь. Может, знаете? У меня статьи про Францию.
Ольга честно попыталась вспомнить.
— Эренбурга знаю одного — поэта. Про него я еще в 1918 году читала. Чего-то насчет Жмеринки.
Гость, горько вздохнув, взглянул укоризненно:
— Дико воет Эренбург
Одобряет Инбер дичь его
Ни Москва, ни Петербург
Не заменят им Бердичева.
— И вы туда же? Удружил Койранский, сволочь, выдал визитную карточку. Хотя рифма прекрасная, сам Володя Маяковский оценил. Товарищ Зотова, вам просили напомнить…
Наклонился, заговорил громким шепотом:
— …Про какого-то Синцова я иголками. И еще про песню, которую Ванька-Каин сочинил.
Вначале Ольга подумала о мерзавце Блюмкине, но тут же сообразила, что песню слыхала не от него. «Ах, тошным мне, доброму молодцу, тошнехонько, что грустным-то мне, доброму молодцу, грустнехонько». Выходит, Пантёлкин, здесь, в Париже? Вот чудеса!
— Этот ваш знакомый ранен, у него отобрали документы и… И его наверняка разыскивает полиция.
Бывший замкомэск отчего-то совершенно не удивилась. «Сперва в камере, после в кабинете дирижабля, потом в кабинете, где чай с мятой. А завтра, глядишь, еще где-то, на другой планете…» Никак с планетой промашка вышла, товарищ Москвин?
Потом о бумагах вспомнила, что в номере дожидаются. Денежек захотели, товарищ Кашен? Будут вам денежки, только сперва поработать придется.
— Вы, товарищ поэт, не волнуйтесь. И потруднее вопросы решали.
Глава 6Норбу-Онбо
1
Халат был тяжел, шапка налезала на брови, пояс же под грузом серебряных блях так и норовил соскользнуть на бедра. Иван Кузьмич, хмуро поглядев на собственное отражение в зеркале, попытался принять подобающий послу вид.
Отражение нагло саботировало.
— На купца первой гильдии не тянете, — резюмировал злоязыкий товарищ Мехлис. — Вторая гильдия, и то из провинции, откуда-нибудь из Ирбита. Приезжали к нам такие на ярмарку, верблюдов привозили.
Представитель Центрального Комитета, вольготно расположившись на кошме, неспешно допивал чай из небольшой, украшенной синим орнаментом пиалы. Филин Гришка дремал у него под рукой, время от времени пощелкивая клювом. После исчезновения барона птица быстро нашла нового покровителя. Странное дело, но пламенный большевик почему-то не стал возражать.
— А еще, товарищ Кречетов, вам надо отработать земной поклон. Девять раз лбом об пол, причем непременно с должным почтением. А на коленях ползать сможете? Гражданин Ринпоче вам уже, кажется, объяснил, что в Пачанге действует маньчжурский придворный церемониал, включая обычай «котоу». Может, вам кожаные латки на колени нашить?
Иван Кузьмич еле сдержался, чтобы не зарычать. Церемониальный вопрос обсуждался уже второй день подряд. Сначала переводчик долго и нудно читал свиток с требованиями из Синего Дворца, затем господин Ринпоче составлял встречные предложения, потом большой компанией отправились на рынок покупать парадную одежду. Примерки, новый визит переводчика с очередным свитком, обсуждение порядка вхождения в зал и вручения грамот…
Хорошо товарищу Мехлису! Лежи себе на боку и проводи партийную линию!
— Стихи подходящие имеются. Дворянский либерал граф Толстой написал.
Лев Захарович поставил пиалу на бок, улыбнулся глумливо:
— Сидит под балдахином
Китаец Цу-Кин-Цын
И молвит мандаринам:
«Я главный мандарин!..»
Иван Кузьмич снял с головы шапку (дорогущая, с собольей опушкой, чуть не со слезами покупал), тряхнул, уложил на стоявший в углу ларь.
— Издеваетесь? Сами бы попробовали.
— Не издеваюсь…
Мехлис, морщась от боли, неторопливо поднялся, оперся руками о стол.
— Товарищ Кречетов! Вынужден вам напомнить, что вы не только посол Сайхотской республики, но и гражданин СССР, а также член нашей партии, то есть боец Мировой Революции и ее полноправный представитель. Какие к черту поклоны?!..
— Так ведь… — красный командир совсем растерялся. — Они же этот обычай «котоу» предлагают упростить. Кланяться не придется, и перед троном на колени становиться тоже. А между двух огней пройти — в этом ничего зазорного нет…
— Князь Михаил Черниговский предпочел голову сложить, — резко перебил Мехлис. — Но я вам другой случай напомню, более нам подходящий. В Персии при Каджарах тоже послов муштровали, заставляли обувь снимать и в красные чулки переодеваться. Англичане соглашались, а генерал Ермолов кулак показал и прямо, как был, в сапогах к трону пожаловал. Церемонии отражают реальное соотношение сил. Сайхот — маленькая и слабая страна. Но командующий Обороной красный командир Кречетов имеет право прийти к здешнему царьку в гимнастерке и с карабином за плечами. Халат с шапкой купили — и достаточно.
— Ибо коммунист!.. — не преминул ввернуть памятливый Иван Кузьмич, не забыв ткнуть перстом в потолок.
Мехлис взглянул странно.
— Коммунист… Да, коммунист. Но скажу иначе. Русский человек никому кланяться не должен. Никому! Понимаете?
— Еще бы! — выдохнул Кречетов. — Это я с Германского фронта крепко усвоил. Попадались, знаете, братишки, за сдачу в плен агитировали. Дружба пролетариев, мол, оттого крепче станет. А я темный был тогда, непартийный еще, вот и выводил эту публику в расход — по три свинцовые унции на рыло. Только странно от вас такое слышать, Лев Захарович. Вам же по должности положено все больше про Интернационал поминать, про эфиопов с индусами.
— Я знаю, что мне положено! — сердито бросил Мехлис. — Интернационал — это Интернационал, а Россия останется Россией!
Отвернулся, сжал кулаки…
— Ладно… Спорить не о чем. Вы меня перебили, а я хотел напомнить о важном. После официальной церемонии мы с вами должны непременно повидать здешнего… Как его там?
— Хубилган, — подсказал Кречетов. — Перерожденный, значит. А полностью если: Хубилгана Сонгцен Нима.
— Да, повидать Хубилгана и передать ему послание от Правительства СССР. Лично в руки! И пусть прочтет, причем непременно в нашем присутствии. Мы должны убедиться, что письмо понято правильно, иначе наша миссия будет напрасна… Что вам рассказал Ляо Цзяожэнь? А главное, что пообещал? Давайте-ка поподробнее.
Иван Кузьмич присел к столу, достал пачку китайских папирос, положил рядом зажигалку.
— Поподробнее можно…
Визит товарища Ляо пришелся аккурат между чтением послания из Синего Дворца и посещением рынка. В прошлый раз Иван Кузьмич, рассказав о послании из Столицы, попросил помочь в организации отдельной встречи с Хубилганом, по ученому же — аудиенции. Ляо Цзяожэнь обещал, хотя и без особой уверенности, теперь же, прямо спрошенный, не торопился с ответом, принявшись рассказывать об особенностях здешнего государственного устройства. Хубилган, по его словам, занят делами очень важными, вселенскими. Его задача — хранить равновесие между мирами, дабы волны разбушевавшейся тверди не поглотили Пачанг. Дипломатия — слишком мелкое занятие для Перерожденного.
Иван Кузьмич, чувствуя, что его начинают водить за нос, поинтересовался, как обстоят дела с государственной безопасностью. Неужто и она недостойна высочайшего внимания? Товарищ Ляо ответил уклончиво, сославшись на неравноценность вопросов. С английской агентурой можно разобраться и без указаний Перерожденного. Но бывают дела посложнее.