началом самого радикального перегиба в нашем графике равенства. Тем не менее как и многие другие явления, описанные в этой книге, она показала путь вперед и открыла людям глаза на возможные варианты. Если бы не было Французской революции, европейские мыслители в следующем столетии вряд ли подошли бы к вопросу социальных реформ с точки зрения равноценности отдельных людей для общества, а политическое равенство не стало бы моральной позицией по умолчанию в западном мире.
Заключение
Если бы вы посмотрели на Европу 1800 г. с высоты птичьего полета, ваш острый взор вряд ли заметил бы особенно большие изменения по сравнению с 1200 г. Города были бы больше, самих городов тоже было бы больше, но в целом пейзаж по-прежнему оставался сельским. Даже если бы вы сосредоточились только на Англии, то почти не заметили бы изобилия заводов и фабрик. Может быть, ваше внимание привлекли бы серебряные нити каналов, отдельно стоящая фабрика или шахта. Но самой заметной переменой осталось бы огораживание подавляющего большинства страны. Английский пейзаж больше не был пестрым лоскутным одеялом из больших полей, состоящих из отдельных полосок земли, которые возделывают арендаторы. Доминировать стала современная схема с маленькими огороженными участками. Но не стоит обязательно ждать, что величайшие изменения оставят очевидные физические следы. Подобно полетам XVIII в., некоторые великие явления в первую очередь отразились не на земле, а на человеческом воображении.
Впрочем, несмотря на все вышесказанное, о полях тоже стоит помнить, потому что они отражают собой запасы еды и, соответственно, «самую большую трудность, с которой приходилось сталкиваться нашим предкам». Зайдя далеко в борьбе с этой трудностью, XVIII в. полностью преобразил отношения между человечеством, окружающей средой и Богом. Со времен Средневековья люди строго контролировали нравственное поведение соседей, искренне веря, что аморальность в обществе приведет к коллективному наказанию от Бога – например, к неурожаю. Таким образом, если члены общины сквозь пальцы смотрят на прегрешения соседей, они тоже виновны в грехе и заслуживают наказания. Однако после того, как запасы еды увеличились, и после 1710 г. люди стали голодать гораздо меньше, эти страхи и сопровождавшее их морализаторство отошли на второй план. В это же самое время благодаря улучшившемуся пониманию взаимоотношений между человеком и окружающей средой люди стали отделять веру в Бога от причин беды. Когда в 1780-х гг. во Франции снова случился дефицит еды, люди уже винили в этом сограждан, а не Бога. С этой точки зрения сельскохозяйственные перемены XVIII в. не только поспособствовали росту населения и обеспечили таким образом рабочую силу для Промышленной революции: они еще и сделали общество более терпимым и снисходительным и менее жестоким.
Главный агент изменений
Ни одна из великих перемен XVIII в. не была обусловлена деятельностью одного-единственного человека – по крайней мере, не в той степени, как, например, прогресс в химии был обусловлен действием Антуана Лавуазье. До сих пор его имя не упоминалось, – что вроде бы исключает его из кандидатов в главные агенты изменений, – но, полагаю, справедливым будет сказать, что он и Исаак Ньютон наиболее сильно повлияли на наше понимание природы в этом столетии. Впрочем, карьера Лавуазье, что любопытно, отражала подводные течения того периода. Он провел большую работу по идентификации и системному расположению химических элементов, вытеснив старую аристотелевскую систему «земли, воздуха, огня и воды». Разлагая химические соединения на составные части и определяя отношение частицы к целому, он напоминал этим политических мыслителей вроде Руссо, который разбирал на части общество, чтобы понять отношения индивидуума к целому. Работы Лавуазье о горении и кислороде, естественно, заставили его изучить дыхание как химический процесс, и он продемонстрировал, что дыхание в самом деле является обменом газов и, соответственно, медленной формой горения. Это помогло в большой степени демистифицировать телесные процессы, секуляризировав понимание жизни, что было вполне в духе редакторов «Энциклопедии». Он сформулировал закон сохранения массы, который гласит, что в любой реакции в замкнутой системе масса составляющих элементов должна быть равна массе продуктов реакции. Этот количественный подход напоминает работы экономистов, которые примерно в то же время пытались измерить богатство народов. Работа Лавуазье придает веса принципу, который изложил маркиз де Кондорсе в своей «Исторической картине прогресса человеческого ума» (1795): прогресс в науке неизбежно ведет к прогрессу искусства, политики и этики. К сожалению, ни гений Лавуазье, ни параллели его трудов с трудами общественных реформаторов не смогли его спасти. Когда нестабильное вещество Французской революции вошло в контакт с тем фактом, что он когда-то имел долю с собираемых во Франции налогов, последовала бурная реакция. Его отправили на гильотину 8 мая 1794 г. в возрасте 50 лет: он пал жертвой робеспьеровского Большого террора. Если можно назвать точный день, когда кантовское определение Просвещения – способность думать самостоятельно, независимо от догм, – перестало работать, то, пожалуй, это будет именно день казни Лавуазье.
Так кто же был главным агентом изменений? Учитывая, что в этом веке изобрели первый новый двигательный механизм со времен ветряной мельницы, нельзя не рассмотреть кандидатуру кого-то из инженеров, благодаря которым состоялась Промышленная революция. С этой точки зрения главным агентом изменений можно счесть первого великого изобретателя паровой машины, Томаса Ньюкомена. Машина Уатта, конечно, была намного эффективнее, но Уатт лишь адаптировал около 500 машин, построенных по конструкции Ньюкомена. Влияние Ньюкомена было намного бо́льшим: он построил 1200 паровых машин в Великобритании и Европе. Более того, именно Ньюкомен показал, что паровая энергия экономически выгодна, а это само по себе большое достижение. Однако, как уже говорилось выше, большинство заводов и фабрик в 1800 г. еще получали энергию от водяных колес. Так настолько ли серьезно паровые машины изменили жизнь в XVIII в.? Как по мне, 1200 паровых машин, сменивших водяные колеса, по масштабам примерно равны пушкам, сменившим осадные орудия в XIV в. По-настоящему серьезные изменения, связанные с этой технологией, произошли позже.
И все же я считаю, что человек, в наибольшей степени изменивший жизнь в XVIII в., – это Жан-Жак Руссо. Его работы, возможно, полны недостатков, но описанными в них идеями были вдохновлены призывы к терпимости, свободе и равенству, которые превратили события 1789 г. из финансового кризиса в революцию. А того, что революция потрясла всех на Западе – от королей и аристократов до последнего нищего, – отрицать невозможно.
1801–1900Девятнадцатый век
Где бы вы ни читали эту книгу, вы можете в буквальном смысле протянуть руку и прикоснуться к изобретению XIX в. Если вы едете в метро – этот вид транспорта появился именно в XIX в. То же самое можно сказать и об автобусах: первые омнибусы в Париже, Берлине, Нью-Йорке, Лондоне и Манчестере появились к 1830 г. Если вы едете в автомобиле и слушаете аудиокнигу, то не забывайте, что двигатель внутреннего сгорания и процесс звукозаписи изобрели в конце XIX в. Если вы лежите в постели или летите на самолете, то читаете при помощи электрического освещения, которое изобрели в 1870-х гг. Если вы расслабляетесь с книгой в ванне, можно вспомнить, что пробку для ванны тоже изобрели в девятнадцатом столетии. Равно как и унитазы: первые ватерклозеты с механизмом смыва, которые можно было запустить в массовое производство, продемонстрировали в 1851 г. на Всемирной выставке. Собственно, сама концепция ванной комнаты появилась только в XIX в.; самое первое упоминание о ванной в английском доме принадлежит Джеймсу Мэтью Барри в 1888 г.: «К чему политика, когда в ванной прорвало трубу?» Но я отвлекся. Если вы читаете бумажную книгу, то ее бумага сделана из древесной массы, которую изобрели в 1870-х гг. в качестве дешевой альтернативы хлопковой бумаге. Если вы используете компьютер с англоязычной раскладкой клавиатуры, то верхний ряд выглядит как QWERTYUIOP: эту раскладку изобрели для пишущей машинки, которая появилась на рынке в 1871 г. А если на вас надеты наручные часы, джинсы или бюстгальтер, то вы находитесь в непосредственном физическом контакте с изобретением XIX в. Пожалуй, только полностью раздевшись где-нибудь посреди джунглей, вы сможете сбежать от изобретений XIX в. Но если вы действительно стоите раздетыми посреди джунглей, я удивлюсь, что вы при этом читаете мою книгу.
XIX в. был веком изобретений – даже в большей степени, чем XX. Как мы видели ближе к концу прошлой главы, в 1890-х гг. в Великобритании ежегодно подавали заявки в среднем на 23 826 патентов; к 90-м гг. XX в. это число уменьшилось более чем вдвое – всего до 10 602 заявок в год. Среди заявок XIX в. было много инноваций, которые мы ассоциируем с современным миром, – в том числе и потому, что постоянно покупаем все более усовершенствованные их версии. Тостеры, вентиляторы, швейные машины и чайники – все эти электроприборы были изобретены в XIX в. Первые газовые плиты появились в продаже в 1834 г. благодаря Джеймсу Шарпу из Нортгемптонской газовой компании. Если выглянуть на улицу, то газовое уличное освещение впервые появилось в Лондоне в 1807 г.; к 1823 г. улицы столицы освещали 40 тысяч газовых ламп, и в большинстве европейских городов тоже устанавливали похожие системы. Комнатное электрическое и газовое освещение к 1900 г. получило широкое распространение: когда дом в Мортонхэмпстеде, в котором я начал писать эту книгу, перестроили около 1890 г. после пожара, в нем установили газовые лампы вдоль стен входного коридора и во всех главных комнатах. Не стоит забывать, какой огромной переменой в жизни людей стало искусственное освещение – не только с точки зрения безопасности в темное время суток, но и с точки зрения возможности разглядеть цвета и оценить красоту обстановки в комнатах, поскольку до этого при свечах мало что было видно.