К 1960 г. во всех странах Западной Европы уже были регулярные телепередачи; во многих странах Латинской Америки и Восточной Европы тоже открылись свои телеканалы. Выпуски новостей шли не постоянно и не в реальном времени, но возможность прерывать передачи срочным выпуском новостей означала, что теперь можно было сообщить важную информацию всей стране практически мгновенно. События национального масштаба иногда показывали сразу по нескольким каналам одновременно. Миллионы людей смотрели одни и те же мыльные оперы и обсуждали сюжетные моральные дилеммы. Телепрограммы поднимали вопросы, над которыми приходилось задумываться всем зрителям. Забастовки, марши и социальные протесты получили всенародное внимание благодаря регулярным выпускам новостей. Этические вопросы вроде издевательств в школах, гомофобии и неравенства оплаты труда между полами стали темами национальных дебатов благодаря и новостям, и телесериалам. Даже если вы росли в глубинке, где все жители белые, телевидение доносило до вас однозначное послание: расизм наносит сильный вред, разделяет людей и нравственно недопустим. Новая столичная мода уже через несколько дней становилась достоянием всей страны. Таким образом, средства массовой информации постепенно сформировали единое информационное поле для жителей всей страны. В 2000 г. у богатого финансиста из города было куда больше возможных общих тем для разговора с бедным фермером из дальнего поселка, чем у их коллег в 1900 г.
Количество ежегодно приобретаемых лицензий на телевизоры и радиоприемники в Великобритании (в тысячах)[188]
Наконец, ближе к окончанию века все больше людей стали использовать в качестве основного источника информации, образования и развлечений Интернет. Но нужно помнить, что цифровая эпоха наступила в XX в. очень поздно – настолько поздно, что очень многих к 2000 г. едва затронула. Интернет появился лишь в 1969 г., когда четыре американских университета соединили в сеть четыре специально сконструированных компьютера. Несмотря на то что вскоре к ним присоединились десятки исследовательских учреждений, лишь после открытия в августе 1991 г. изобретенной Тимом Бернерсом-Ли Всемирной паутины (World Wide Web) стал понятен потенциал компьютерных сетей как средства массовой информации. Бесплатность системы привела к ее невероятному росту. Как и в случае с железными дорогами в XIX в., началась лихорадка, которая не принесла особых прибылей, но к концу 1995 г. по всему миру появились более миллиона сайтов. К декабрю 2000 г. Интернетом пользовался 361 миллион человек – 5,8 процента населения мира. В Великобритании доступ к Интернету дома имели 28 процентов взрослых[189]. В первые девять лет своего существования Всемирная паутина оказала значительное влияние, соединив общением весь мир – точно так же, как газеты, фильмы, радио и телевидение сделали это для отдельных стран в течение столетия. К 2000 г., правда, люди еще не так много покупали онлайн, чтобы всерьез рассуждать о конце эпохи розничных магазинов, да и такого влияния социальных сетей на политику, которое привело к «Арабской весне» 2010–2011 гг., еще не было. Тем не менее люди уже понимали, как Интернет изменит мир в недалеком будущем.
Электрические и электронные приборы
Когда я писал эту книгу, мы с семьей ненадолго поселились в старом доме в Суффолке. Однажды гроза повредила линии электропередач, и в следующие несколько дней электрические компании безуспешно пытались восстановить их. Это стало отрезвляющим напоминанием о том, насколько мы стали зависимы от электричества. Плита в доме была электрической, так что мы не могли разогреть вообще ничего – даже воду для чашки чая. Кухонные приборы были бесполезны. Мы оказались лишены всех средств развлечений и связи: телевизор и радио молчали, а вскоре закончился и заряд ноутбуков. Пылесос превратился в пылесборник. Холодильник превратился в обычный шкаф. Мы не могли принять душ или ванну. Посудомоечная, стиральная и сушильная машины не работали. И, что самое печальное, кофеварка – тоже. Я не пользуюсь электробритвой, а фен мне, к сожалению, не нужен вообще, но и их я бы тоже лишился. И, естественно, света тоже не было. Сидя при свечах и записывая идеи для книг, я размышлял об электрификации нашей жизни.
В начале XX в. у нас был ровно один домашний электроприбор – лампочка. Но даже электрические лампы светили еще не во всех домах: многие пользовались газовым освещением. После Первой мировой войны, однако, компании стали рекламировать все более широкую линейку электроприборов для дома. Электрический чайник впервые стала продавать компания Compton в 1891 г., но по-настоящему популярным он стал лишь в 1922-м, когда компания Swan разработала устройство с внутренним нагревательным элементом[190]. Как уже упоминалось в предыдущей главе, газовые плиты существовали еще в XIX в., но особого распространения не получили, потому что их нужно было подключать к газовой трубе. Когда в начале XX в. по городам распространились электросети, обитатели новых квартир и домов перешли на электроплиты. В 1930-х гг. строились жилые массивы с уже подведенным электричеством и установленной для счастливых новоселов электроплитой. Первый коммерчески успешный холодильник появился на рынке в 1927 г., что позволило сохранять еду свежей намного дольше, чем раньше. К этому времени реклама электроприборов уже была нацелена на женщин, от которых требовали готовки, уборки и прочей работы по дому. На обложке рекламного каталога, отпечатанного в январе 1935 г., изображена молодая женщина с подписью «Каждая домохозяйка хочет купить домашние электроприборы Magnet, которые помогут ей сэкономить силы». В каталоге предлагались электрочайники двух типов, тостер, утюг, фен, вертикальный пылесос, вертикальный полотер, шесть видов электрокаминов, электроплита, «котел для мытья», «стимулятор» (что-то вроде тренажера) и обогреватель для автомобильного мотора (его ставили под капот в холодную погоду, чтобы предотвратить повреждения)[191]. После этого последовал целый поток новых электроприборов. К 1970 г. практически каждый дом был полон и вышеперечисленных приборов, и многих других – аудио- и телевизионного оборудования, электрических дрелей и прочих электроинструментов, электрических одеял, соковыжималок, будильников, автоматических чайников, газонокосилок и т. д.
Большинство привычных нам бытовых приборов к 1970 г. стали достаточно надежными в применении, и после этого их лишь слегка улучшали. Но в 1970-х гг. появилась совершенно новая линейка приборов – после того, как в потребительские товары начали устанавливать микросхемы. Первый электронный прибор, с которым я познакомился еще ребенком, – микрокалькулятор. Менее чем через десять лет после того, как я в конце 70-х впервые увидел компьютер, их использование в школе стало обязательным: в 1986 г. я должен был набирать свои студенческие доклады в текстовом процессоре. К 2000 г. микросхемы устанавливали уже повсюду – от приборных досок автомобилей до детских игрушек. Кроме того, зависимость от электричества проникла и на рабочие места. В типичном офисе 1960-х гг. стояли телекс-машины и электрические пишущие машинки. В 1970-х распространение получили фотокопиры, кассетные диктофоны, факсы, шредеры, карманные калькуляторы, а под конец десятилетия – и компьютеры. К 2000 г. настольные компьютеры, принтеры и сканеры стали уже обязательны. Государства и частные компании в основном отказались от устаревшей системы картотек. А с появлением Интернета возникли и новые системы для хранения, обработки и передачи данных.
Вы, конечно, можете сказать, что все это – сравнительно небольшие изменения: электрические приборы, компьютеры и факсы не изменили самой природы того, что мы делаем, они просто позволили делать это быстрее. Включить электрообогреватель – это гораздо быстрее, чем каждое утро разжигать камин, но результат от этого один и тот же. Отправить электронное письмо – все равно что напечатать письмо на машинке, только доставят его сразу же, а не на следующий день. В чем же изменения? Как раз в скорости. Экономящие время приборы дома и в офисе позволяли уделять больше времени непосредственно продуктивной работе. Информацию стало возможно пересылать практически мгновенно: ее не нужно было заново переписывать перед отправкой. Огромные массивы данных можно было просмотреть намного быстрее, чем бумажную картотеку, особенно если вам приходится разбирать неровный почерк предшественника. В XX в. значительно изменились скорость и количество интеллектуальных задач, которые мы смогли выполнять, – в основном благодаря электронным устройствам.
Сидя в этом домике в Суффолке при свечах, я задумался и о других аспектах нашей растущей зависимости от электричества в XX в. Мы прошли в домашней обстановке такой же процесс деквалификации, как рабочий класс – на фабриках XIX в. До Промышленной революции все, кто работал в мастерских, сами делали и инструменты, и готовую продукцию, – все это входило в программу обучения подмастерьев. Колесник точно знал, что́ просить у кузнеца: от типа необходимого ему рубанка до железных покрышек для ободов колес. Большинство мужчин умели плотничать – это было необходимо, чтобы чинить двери и ставни или делать новую мебель для растущих семей. Но когда на фабриках установили поточные линии, рабочим стало нужно знать только одно – как работать на своей машине. Использование машины не требовало никакого опыта в производстве инструментов, а владение машиной – это не навык, который можно кому-то передать. Таким образом, машинная работа привела к деквалификации рабочих, мешая им приобретать какие-либо дополнительные навыки. Похожий процесс мы все пережили дома в XX в. Любая домохозяйка в 1900 г. умела печь хлеб в печи, отапливаемой углем, дроком или хворостом. Еще она умела просеивать, перемешивать и соединять ингредиенты. Вы когда-н