спрашивали, могут ли их с большой скоростью перевезти по воздуху на большое расстояние. Но достоинства воздушного транспорта стали ясны сразу. Военные командиры, например, могли напасть на вражескую столицу, не вторгаясь в страну. Гражданские лица получили возможность путешествовать по всему миру – и по делам, и для удовольствия. После того как изобрели подходящий двигатель для летательных аппаратов, последовала серия очень быстрых изменений и улучшений. Если бы двигатель внутреннего сгорания изобрели всего лет на 60 пораньше, в 1800 г., возможно, пассажирские железные дороги даже и не появились бы: на них бы просто не было спроса.
Что же создает достаточный спрос на одно-единственное изобретение, которое изменяет мир? Оглядываясь назад на последнюю тысячу лет, мы видим фундаментальный сдвиг, произошедший в тринадцатом столетии. Четыре всадника апокалипсиса – Чума, Война, Голод и Смерть – становились причиной перемен на всем протяжении человеческой истории, но общество было особенно уязвимо к этим угрозам в первые два рассмотренные нами века. В XI в. создание замков, сопротивление вторжениям викингов и распространение влияния церкви были тесно связаны с угрозами завоеваний и войны. В XII в. рост населения был связан с улучшившимся пищевым обеспечением, переменами в медицине и верховенством закона, которые справились с болезнями и «войной» (если понимать под ней раздоры в обществе). Но в XIII в. на сцене появились деньги. Теперь люди старались сделать все, чтобы избежать финансовых лишений (если не вступали в нищенствующие ордена). Некоторые стремились стать богатыми – самые успешные городские купцы по власти и общественному положению почти сравнялись с древними аристократическими родами. Люди стали отвергать прежнюю идею о том, что Бог создал три сословия («те, кто сражаются», «те, кто молятся» и «те, кто трудятся»); Европа пережила значительный переход к международному диалогу, в котором учитывались мнения не только королей и аристократов, но и купцов и важных фигур рынка. С тех самых пор одним из главных факторов, влиявших на перемены, стало стремление к личному обогащению. Завоеватели XVI, буржуа XVII, аграрные реформаторы XVIII и промышленники XIX вв. – всех их мотивировала мечта о богатстве. В XX в. бизнесмены превратили личное обогащение в вид искусства, словно играя в «Монополию» в реальной жизни с активами мира. В результате я составил следующий список основных сил, которые влияли на перемены в предыдущем тысячелетии: погода и ее воздействие на запасы пищи, потребность в безопасности, боязнь болезней и стремление к личному обогащению.
Этот набор четырех основных сил не приводит нас непосредственно к столетию, в котором случилось больше всего перемен, но дает нам несколько отправных точек. Все эти силы более-менее коррелируют с иерархией потребностей, которую сформулировал американский психолог Абрахам Маслоу в 1943 г.[194] Он определил эту иерархию следующим образом: физиологические потребности (пища, вода, воздух, тепло), безопасность (в том числе здоровье), любовь, уважение, самореализация. Порядок очень важен: если человеку не хватает еды, ему совершенно наплевать, ездят ли его современники на поездах или создают ли шедевры искусства. Маслоу пишет:
«Человеку, измученному голодом, раем покажется такое место, где можно до отвала наесться. Ему кажется, что если бы он мог не думать о хлебе насущном, то он был бы совершенно счастлив и не пожелал бы ничего другого. Саму жизнь он мыслит в терминах еды, все остальное, не имеющее отношения к предмету его вожделений, воспринимается им как несущественное, второстепенное. Он считает бессмыслицей такие вещи, как любовь, свобода, братство, уважение, его философия предельно проста и выражается присказкой: “Любовью сыт не будешь”. О голодном нельзя сказать: “Не хлебом единым жив человек”, потому что голодный человек живет именно хлебом и только хлебом».
Если человек обеспечен пищей и водой, после этого его начинает интересовать безопасность; только если он защищен и здоров, он начинает задумываться о любви, эмоциональной поддержке и самооценке. Наконец, когда все остальные потребности удовлетворены, его будет интересовать самореализация. Это понятие Маслоу определял многозначно – в том числе как стремление к истине, красоте, удовлетворению и осмысленности, – но для наших целей достаточно будет свести определение к его фразе «музыкант должен создавать музыку».
Иерархия Маслоу была во многом порождением своего времени и не полностью коррелирует с тем, что мы видим, оглядываясь на более ранние столетия. Многие наши пращуры ставили религиозные вопросы выше безопасности или пищи – например, люди из XVI в., которые предпочли погибнуть на костре, но не отказаться от своих верований, или средневековый феодал, отправившийся в крестовый поход вместо того, чтобы мирно жить в своих владениях. В их случае самореализация стояла на первом месте. И, хотя Маслоу считает «свободу от предрассудков» аспектом самореализации, до появления либерализма в XVII в. люди считали, что подтверждение предубеждений действием является добродетелью, так что самореализация работала совсем иначе. Тем не менее работа Маслоу ясно показывает, что одни потребности стоят выше, чем другие. Неважно, последней ли модели у вас мобильный телефон, если вы заболели чумой. Потребность в еде, питье, тепле, безопасности и здоровье стоит выше, чем в роскоши и удобстве. А вот сравнительную важность идеологических факторов оценить сложнее. Для людей, устроивших голодовку для выражения своих политических взглядов, идеология стоит выше, чем потребность в еде; для борцов с расовыми предрассудками их взгляды важнее, чем личная безопасность. С этой оговоркой о том, что место идеологии в иерархии может меняться, можно попробовать составить более исторически репрезентативную шкалу потребностей, по которой можно будет оценить перемены в обществе.
1. Физиологические потребности: достаточно ли у членов общества пищи, тепла и жилья, чтобы поддерживать жизнь.
2. Безопасность: не находится ли общество в состоянии войны.
3. Закон и правопорядок: находятся ли члены общества в безопасности в мирное время.
4. Здоровье: защищены ли они от тяжелых болезней.
5. Идеология: свободны ли члены общества от моральных требований и социальных или религиозных предрассудков, которые мешают им удовлетворить потребности, приведенные ниже, или заставляют отказаться от каких-либо потребностей из списка выше.
6. Общественная поддержка: имеют ли члены общества достаточно товарищеских отношений между собой, обеспечивающих эмоциональное удовлетворение.
7. Личное обогащение: достаточно ли обеспечены члены общества, чтобы реализовать свои амбиции или как-то иначе удовлетворить свои потребности.
8. Обогащение общества: могут ли они помочь другим членам общества с удовлетворением любой из вышеизложенных потребностей.
Говоря в общем, если ответ на любой из вышеизложенных вопросов для отдельного человека или части общества – «нет», значит, прогресс на этом останавливается (не забывайте, правда, оговорку о переменном месте идеологии). Если ответ «да», то следующий критерий определяет их потребность. Естественно, не все люди в обществе испытывают одинаковые потребности в один и тот же момент времени. В Средние века, если аристократ был здоров, а его страна жила в мире, он мог спокойно удовлетворить все восемь этих потребностей, а у крестьян, возделывавших его землю, возможно, не была удовлетворена даже первая. Тем не менее шкала подходит для каждого, где бы вы в конкретный момент на ней ни находились. Таким образом, шкала определяет коллективные потребности общества и одновременно позволяет нам оценить большое количество значительных перемен, которые иначе не удалось бы сравнить друг с другом. Измерив, например, степень удовлетворения физиологических потребностей, мы одновременно сможем оценить последствия перемен в сельском хозяйстве и транспорте, а также социальных реформ. Изменения закона и правопорядка помогают нам оценить развитие нравственности, а также эффективность системы правосудия. Если изменение не коррелирует ни с одной из этих потребностей, то оно, по выражению Маслоу, является «бессмыслицей», и его можно отбросить.
Социальные перемены по отношению к шкале потребностей
Физиологические потребности
Лучший способ проверить, достаточно ли у членов общества пищи, тепла и жилья, чтобы поддерживать жизнь, – посмотреть, увеличивается ли население. Проще говоря, если население растет, это значит, что в обществе всего достаточно. Если население сокращается, это не обязательно значит, что ему не хватает пищи – причиной могут стать, допустим, контрацепция, эмиграция, болезни или война, – но население, страдающее от долгосрочного дефицита пищи, не может увеличиваться. Таким образом, улучшение доступности пищи отследить довольно просто[195].
Данные из Приложения (с. 393) указывают, что самые большие перемены в этом плане в Европе случились в XIX в. (прирост населения составил 116 процентов). За ним идут XX в. (73 процента), XVIII (56), XII (49) и XIII (48). Не все европейские страны, конечно, подчинялись этому шаблону. В Англии наибольший прирост населения состоялся в XIX в. (247 процентов), за ним идут XVI (89 процентов) и XII (83). Во Франции наибольший прирост населения наблюдался в XIII в. (71 процент), за которым идет XII (48). Но с точки зрения доступности еды на всем континенте XIX в., конечно, вне конкуренции[196].
А как насчет периодов, когда еды не хватало? Голод случался во все века: даже в изобильном девятнадцатом столетии миллионы ирландцев умерли во время Великого картофельного голода 1848 г. Но от недостатка еды все же чаще страдали в предыдущих веках, когда транспортная инфраструктура не была развита. Мы не можем оценить масштабы проблемы до 1200 г., но после этой даты самый большой недостаток пищи наблюдался во время многочисленных эпизодов голода 1290–1332 и 1590–1710 гг. Однако, поскольку голод снижает интерес к другим аспектам жизни – как говорит Маслоу, голодному человеку раем покажется такое место, где можно до отвала наесться, – он ограничивает перемены в обществе. Голодая, вы не станете рисовать картины, чтобы скоротать время. Периоды голода были трагедиями, но они длились относительно недолго и оказали минимальное долгосрочное воздействие на общество. Победа над голодом стала главным изменением с точки зрения физиологических потребностей, так что самые значительные перемены произошли в XIX в.
Безопасность
Сравнить военную опасность, которой подвергались разные страны Европы, уже более проблематично. Можно, конечно, просто сложить количество лет, которые каждая страна провела в состоянии войны, но это не даст точной картины для ранних столетий, потому что тогда войны состояли из серии кратких кровавых кампаний, за которыми следовали периоды настороженного мира. В 1001 г. сражения во многих регионах шли постоянно. Позже начались уже более долгие и четко определенные войны, например Столетняя война Франции и Англии или Восьмидесятилетняя война Испании и Нидерландов; войны оставались объявленными в течение десятилетий, но сражения шли не постоянно. Длина этих войн в первую очередь говорит об отсутствии мирных договоров, а не о постоянных боевых действиях. С другой стороны, можно ограничить наши подсчеты только теми войнами, которые велись на территории самой страны, но тогда из обеих мировых войн придется исключать Великобританию (за исключением бомбардировок Южной Англии), что приведет к еще более нереалистичной оценке последствий войны.
На самом деле нам нужно прежде всего измерить изменения в ощущении безопасности – уязвимость во время войны, а также продолжительность войны. Для этого полезно будет воспользоваться работой социолога Питирима Сорокина[197]. В 1943 г. он попытался измерить относительные последствия войны несколькими разными способами. В одном из упражнений он подсчитал количество жертв во всех войнах, которые ему удалось обнаружить, в выборке из четырех стран и сопоставил их с общим населением этих стран, получив следующую таблицу.
Впрочем, используя цифры Сорокина, нужно знать об их недостатках. Оценки количества погибших на войне в ранних веках основываются на хрониках и летописях, которые явно неполны, а численность населения в этих столетиях кажется явно заниженной. Его цифры по XX в. включают лишь жертвы за первые 25 лет – он писал в 1943 г., так что не мог учесть катастрофические потери Второй мировой войны. Наконец, его цифры относятся только к военным, а не к мирным жителям. Впрочем, несмотря на все эти проблемы, количественная оценка Сорокина – хорошая отправная точка для обдумывания нашего вопроса.
Начнем с заниженной Сорокиным численности населения в ранних веках: если бы у него был доступ к более точным данным, то жертв войн на миллион населения вышло бы еще меньше, чем в таблице. Что касается лишь частичных данных о XX в., на это тоже можно закрыть глаза, учитывая очень большие цифры в первой половине века и сравнительно небольшие – во второй. Что же касается жертв среди мирных жителей, то вполне можно будет предположить, что в указанные Сорокиным цифры входит немало гражданских лиц: за несколькими исключениями (например, в наполеоновских войнах), в военных столкновениях до 1950 г. обычно не пытались щадить мирных жителей, а эффективные методы массового убийства солдат столь же эффективны и для убийства нонкомбатантов. Если добавить к цифрам Сорокина количество погибших во Второй мировой войне, то нет никакого сомнения, что наибольшие последствия для общества война имела в XX в. Что касается повышенной уязвимости, что полностью противоречит нашей потребности в безопасности, наличие в этом веке тотальной войны лишь подтверждает наш выбор. Второе место занимает XVII в. – не только благодаря вышеприведенным данным, но и потому, что общее количество смертей, в том числе и мирных жителей, за время Тридцатилетней войны составило от 7,5 до 8 миллионов. В большинстве германских княжеств погибло более 20 процентов населения, а в нескольких смертность составила даже более 50 процентов – такой смертоносный конфликт для того времени был беспрецедентным явлением[198].
Данные Питирима Сорокина о количестве военных жертв в Англии, Франции, России и Австро-Венгрии
Воздействие войны на общество, безусловно, многообразно, но ключевой элемент – это, бесспорно, применение смертоносного оружия. Мы, конечно, считаем Средневековье весьма кровавым временем, но в ту пору войны были очень неэффективны, потому что велись солдатами в дорогой экипировке, которые передвигались по дорогам очень плохого качества или морям, опасным своей непредсказуемостью. Этим солдатам приходилось убивать врагов собственными руками. Только мирные жители, оказавшиеся в непосредственной близости от армии, умирали от насилия или вызванных войной голода и болезней. Командиры обычно старались избегать битв, потому что не могли себе позволить больших потерь на чужой земле. Так что не стоит удивляться, что количество убитых было сравнительно малым. По подсчетам Сорокина, количество жертв войн медленно росло от 2,5 процента армий в XII в. до 5,9 процента – в XVI в… Он отметил внезапный прыжок до 15,7 процента в XVII в.: огнестрельная революция, произошедшая в предыдущем столетии, принесла свои смертоносные плоды. Смертность держалась примерно на одном уровне до XX в., после чего произошел очередной скачок – до 38,9 процента[199]. Заметна сильная корреляция между ростом численности армий и эффективностью оружия для их уничтожения. Добавьте к этому выросшие в XX в. возможности для транспортировки крупных армий, а к 1945 г. – еще и возможность доставить оружие массового поражения в любую точку мира, и не остается никаких сомнений, что самые большие перемены произошли именно в XX в. Первые два места в этой категории, таким образом, довольно очевидны.
По оценкам Сорокина, третье место по смертоносности войны занял XIV в. То было столетие длинных луков Эдуарда III и английского национализма, не говоря уже о войнах в Италии (которые в подсчеты Сорокина не включены). Однако подборка Сорокина перекошена в сторону Англии и Франции и, соответственно, Столетней войны. XIV в. мы можем противопоставить XVI: причиной того, что XVII в. стал таким смертоносным, стали огромные изменения в армиях и вооружении, произошедшие еще до 1600 г. Не стоит забывать и о не поддающемся измерению XI в.: множество замков, оборонительные войска феодалов и стабилизирующая роль церкви на всем континенте значительно повысили безопасность поселений, рисковавших войной с соседями; одновременно на убыль пошли и нападения викингов. В 1001 г. у людей не было иного выбора, кроме как убегать от нападающего войска, которое могло появиться без всякого предупреждения, а вот в 1100 г. у них хотя бы уже появились убежище и защитник. Эта перемена отражается в том числе и в значительном росте населения в XII в. Что же касается XIX в., нет никаких сомнений, что оружейные технологии сильно изменились; тем не менее, большинство войн, которые вели европейские страны, состоялись вне Европы, а сам континент пережил несколько длительных мирных периодов. Таким образом, на третье, четвертое и пятое места по переменам, связанным с улучшением или ухудшением безопасности общества, я поставлю XI, XVI и XIV вв.
Если говорить в общем, то в вышеприведенных расчетах не учтены гражданские войны. Сорокин сделал попытку измерить политические волнения: он разработал индексный метод, по которому конфликты разделялись на местные и национальные, а также длительности, после чего наносились на график, чтобы определить, ускорялись изменения или замедлялись. Однако для нас его результаты совершенно бесполезны, потому что полностью зависят от доступности источников. Что неудивительно, он обнаружил, что страны с наибольшим количеством сохранившейся документации (Англия и Франция) наиболее склонны к внутренним конфликтам, а страны с наименьшим ее количеством (Древняя Греция и Древний Рим) наиболее спокойны. Впрочем, стоит отметить, что гражданские волнения классового толка до «Черной смерти» были редким событием. Гражданские войны в тот ранний период в основном велись из-за претензий на трон. Они по определению велись внутри страны, так что с ними было связано меньше транспортных трудностей и меньше инноваций. Кроме того, войны были жестокими, потому что в проигрыше в гражданской войне не было ничего славного: командиры-победители часто подчистую вырезали побежденных. Возможно, именно по этой причине в Европе с XVII в. практически не было полноценных гражданских войн, за исключением сепаратистских – например, войны Ирландии за независимость в начале XX в. и войн в Югославии и Грузии в 1990-х. Самые важные исключения, произошедшие в прошлом веке, – Октябрьская революция в России и последовавшая за ней Гражданская война, а также Гражданская война в Испании. Бунты и беспорядки, конечно, случаются и в наше время, но большого количества жертв (превышающего один процент населения) на Западе практически не бывает, и они несравнимы с ужасами международных конфликтов. А когда гражданская война втягивает в себя всю страну, как случилось в Англии XVII и Испании XX в., факторы, которые сделали XVII и XX вв. самыми смертоносными с точки зрения войн, начинают действовать и внутри границ.
Закон и правопорядок
В большинстве стран полицейские архивы ведутся лишь с конца XIX в. Кроме того, они не подходят для наших целей, потому что разнятся по своим критериям незаконности. Некоторые поступки, которые сейчас считаются преступлениями, ранее были дозволены, а некоторые из тех, которые считались преступлениями раньше (например, гомосексуальные половые акты), разрешены сейчас. Преступления обычно определяются в соответствии с меняющимися ценностями общества. Однако существует одна категория преступлений, которая всегда была незаконной и по которой нам доступна хорошая статистика: убийства. И, хотя у нас нет никаких данных о ранних веках, можно с достаточной уверенностью сказать, что они вряд ли были безопаснее, чем XIV в.
Как уже говорилось в главе о XVI в., количество убийств на протестантском севере Европы снижалось примерно на 50 процентов каждые сто лет – с конца XV до конца XIX в… Оно оставалось низким в первой половине XX в., а затем, с 1960-х, снова начало расти. В XVI в. мы видели самое значительное снижение числа убийств за все время, на втором месте – XVII в. В XV в. одновременно наблюдались третье за все время снижение количества убийств на севере и резкий рост убийств в Италии – эта дихотомия сильно запутывает среднее значение, но вместе с этим означает сразу два изменения. На четвертом месте по статистике – XVIII в. Не стоит также забывать о систематическом исполнении закона, которое было введено в XII в.: оно не могло не оказать влияния на количество убийств, хотя бы благодаря тому, что самых безжалостных убийц удаляли из общества. Если основываться на качестве, то я считаю, его нужно поставить выше, чем маленькие флуктуации XIX и XX вв., – на пятое место.
Здоровье
Измеряя перемены, связанные со здоровьем, мы оцениваем две вещи: сравнительную вероятность заболеть и сравнительную способность выздороветь. По первому параметру, конечно, победитель очевиден: «Черная смерть» забирает все мрачные призы. Медики не были способны предотвратить смерть: они лишь могли советовать людям бежать от эпидемии. Но, хотя «Черная смерть» и имела самые заметные последствия, ожидаемая продолжительность жизни при рождении и до, и после нее осталась неизменной. Во Франции XIII в. она колебалась между 23 и 27 годами – как и в XVII в.[200]В Англии ожидаемая продолжительность жизни в конце XIII в. составляла всего 25 лет, в конце XVI поднялась до 40, а затем, к концу XVIII в., опустилась до 35[201]. Хотя, конечно, есть все основания полагать, что у людей, живших в 1348 г., ожидаемая продолжительность жизни уменьшилась наполовину, статистика для людей, родившихся до и после «Черной смерти», отличается не слишком заметно. Несмотря на то что чума возвращалась примерно каждые восемь лет, каждый раз убивая 10–20 процентов населения городов, отчасти это компенсировалось более высоким уровнем жизни и качественным питанием, которое доставалось выжившим. Соответственно, здоровье как функция продолжительности жизни больше всего изменилось именно в современный период.
Ожидаемая продолжительность жизни при рождении в пяти странах Европы*
Очевидно, увеличение ожидаемой продолжительности жизни на 33 года в течение XX в. намного превзошло любые прошлые изменения. На втором месте в количественном отношении – XIX в. До 1800 г. ожидаемая продолжительность жизни менялась мало, так что истерзанный чумой XIV в., пожалуй, заслуживает третьего места, с точки зрения перемен в здоровье. На основании качественных показателей четвертое и пятое места должен занять XVII в., в котором практически повсеместно стали прибегать к медицинской помощи и покончили с галеновской медициной, и XVI в., в котором переоткрыли анатомию, стали использовать химические лекарства и в целом заметно приумножили профессиональные медицинские познания[202].
Свобода от идеологических предрассудков
Четыре предыдущие потребности, которые в буквальном смысле являются вопросами жизни и смерти, можно тем или иным образом представить в цифровой форме. А вот оставшиеся четыре почти никакой оцифровке не поддаются. Идеологические предрассудки очень трудно ранжировать даже качественно из-за их количества и разнообразия. Нужно помнить о прекращении рабства в XI в., формальной его отмене в XIX и принятии законов против религиозных меньшинств в промежутке. Не нужно забывать и о гуманизме XVIII и XIX вв. и постепенном появлении законодательства, защищающего женщин и детей. В разные времена от нетерпимости страдали разнообразные меньшинства. Евреев вышвырнули из Англии в XIII в., изгнали из Испании в XVII в., а Гитлер в XX в. истреблял их с особенной жестокостью. Преследование цыган началось с их изгнания из многих европейских городов и государств в XV в. В Англии Акт о египтянах (так называли цыган англичане) 1530 г., в котором объявлялось об их изгнании из страны, дополнили вторым Актом 1554 г., по которому пребывание цыган на территории Англии наказывалось смертной казнью. Наконец, нельзя игнорировать распространенные предрассудки против бедняков, детей и женщин.
В попытке определить самые большие перемены, относящиеся к этому широкому кругу явлений, давайте рассмотрим дискриминацию на основе расы, религии, пола и класса.
• Расизм на средневековом Западе был в основном ограничен нетерпимостью к жителям периферии христианского мира и евреям; после крестовых походов бывали периоды озлобленности и особенно жестокого антисемитизма, но в целом в течение пяти веков особенно ничего не менялось. После освоения Африки расизм приобрел новое измерение, которое быстро привело к страху перед чернокожими в конце XVI в. Еще сильнее расизм стал после возвращения работорговли и обращения в рабство жителей Черной Африки. Эти расовые предрассудки начали смягчаться лишь в XVIII столетии, а затем – в XX.
• Религиозная дискриминация в Средние века тоже шла волнами – например, альбигойские крестовые походы XIII в., борьба с лоллардами в XIV или гуситские войны в XV. Но апогея достигли в XVI и XVII вв. – пытки, сожжение еретиков, религиозные войны. Она постепенно пошла на убыль в XVIII в., еще ослабла в XIX и осталась лишь локализованной проблемой на светском Западе конца XX в.
• В Средние века половые предрассудки в основном были вторичны по сравнению с классовыми. Женщина-аристократка, например, была вторым человеком в доме после мужа и, соответственно, имела намного больше власти, чем многие мужчины. Ритуализированное унижение женщин, например групповые изнасилования молодых девушек чуть ли не половиной всех молодых парней города, регулярно происходившие, например, в XV в. в Дижоне, тоже имело не только женоненавистническую, но и классовую природу. Однако, хотя общественное положение в какой-то степени и влияло на сексизм тех времен – к выгоде тех, кто находился на верху общественной иерархии, и к ущербу для всех остальных, – на бытовом уровне половые предрассудки никуда не девались. Как показывает нам история об изгнании из Эдема, сексизм был неотъемлемой частью всей системы христианских верований. В XVI и XVII вв. с подчиненным положением женщин началась борьба: грамотных женщин становилось все больше, появились первые протофеминистские трактаты. В то же время, однако, началась безумная охота на ведьм, и женщины, особенно бедные, подвергались преследованиям. В XVII в. женщины потеряли в статусе еще из-за того, что гендерные роли становились все жестче: от женщин требовали вести домашнее хозяйство, пока мужья уходили на работу. В Северной Европе и Америке пуританские взгляды на секс привели к тому, что женщин подвергали нравственному осуждению и наказаниям за сексуальные проступки, в некоторых случаях даже казнили. Ситуация изменилась к лучшему в XVIII в. и намного улучшилась в XIX: замужним женщинам разрешили иметь личную собственность, а в некоторых странах – даже разводиться с агрессивными мужьями. Но самые значительные изменения в положении женщин произошли в XX в.
• Классовые предрассудки подвергались немалым перепадам в ранние века: сначала во многих странах отказались от рабства, затем изменили положение крепостных крестьян. Развитие городов в XIII в. дало многим несвободным крестьянам возможность сбежать из услужения. Депопуляция, вызванная «Черной смертью», придала ценности рабочим рукам. В XVI в. низшие классы обеднели, и разрыв между богатыми и бедными стал более выраженным. Реальное богатство обычного работника в Англии в то время значительно снизилось (как показано в таблице внизу) и начало расти лишь в XVIII в. В конце XIX в. по всему Западу были попытки заявить о равенстве мужчин всех классов. Борьба с классовыми барьерами продолжилась и в XX в.
Индекс реальных доходов рабочих-строителей Южной Англии (за 100 процентов приняты доходы 1451–1475 гг.)[203]
Если рассматривать все эти сдвиги в совокупности, то в течение тысячелетия можно заметить небольшой восходящий тренд в положении тех, кто находился на самом дне общества: от рабства к крепостничеству, потом к вилланству и, наконец, к свободному труду, – а в XX в. нижний эшелон общества добился более высоких доходов и определенного политического влияния. Это можно счесть длительным, пусть и неровным, спадом классовых предрассудков. Однако этому спаду придется противопоставить намного более заметные расовые, религиозные и половые предрассудки, которые появились примерно после 1500 г. Этот график имеет колоколообразную форму – «дуги нетерпимости», – которая резко возрастает в XVI в., выходит на невысокое плато в XVII, потом постепенно опускается в XVIII и очень резко – в XIX и XX вв. Финансовые трудности рабочего класса тоже следуют похожей арке. Таким образом, с точки зрения последствий от идеологических предрассудков (или свободы от них) я ставлю на первое место XVI в. (самый резкий рост «дуги нетерпимости»), на второе – XIX (самое резкое снижение), на третье – XVIII, а четвертое и пятое места занимают XX и XVII вв.
Общественная поддержка
Если говорить о любви, третьем уровне пирамиды Маслоу, то есть соблазн предположить, что за века особенно ничего не изменилось. «Парень встречает девушку» – это одна из немногочисленных констант любого столетия. Впрочем, и здесь были определенные изменения: например, в Средневековье многие мужчины не женились, потому что у них не было денег содержать семью, а при феодализме крепостные крестьяне не могли свободно выбирать себе партнеров. Таким образом, можно счесть упадок феодализма в XIV в. и рост доходов крестьян в XIV и XV вв. (см. таблицу в предыдущем разделе) признаком того, что мужчинам и женщинам стало легче найти себе пару. Однако феодалу было совсем невыгодно, чтобы его крепостные не женились и не давали потомства, так что не стоит переоценивать значимость этого фактора. Некоторые люди из нижних слоев общества не могли свободно выбирать, с кем создавать семью, примерно до 1400 г., но то же самое можно сказать и о людях высокого положения: браки в богатых семьях обычно заключались по сговору родителей. С точки зрения любви, такие браки не всегда были плохими – по крайней мере, они были не хуже, чем у тех, кто женился по любви, а потом обнаруживал, что разлюбил. Настоящая проблема – это когда вы на всю жизнь прикованы к супругу, который вас ненавидит или игнорирует. Следовательно, самой значительной переменой в плане поиска эмоционального удовлетворения, несомненно, стала возможность развестись, которая появилась в XIX и XX вв. Сейчас, если вы совершите ошибку, ваша жизнь, по крайней мере, не будет полностью разрушена. Что же касается однополой романтической любви – она в христианском мире каралась смертной казнью со Средних веков вплоть до XIX столетия. Последние мужчины, казненные за содомию в Англии, – Джеймс Пратт и Джон Смит; их повесили в 1835 г. Как и в случае с разводом, самые значительные перемены случились в XIX и XX вв.
Романтические отношения – не единственный вид любви, который нужно рассмотреть: есть еще преданность и поддержка друзей, соседей и родных. С этой точки зрения за века больше всего изменилась интеграция общества. Поначалу большинство людей жили в сельской местности маленькими самодостаточными группами; им приходилось поддерживать друг друга, чтобы нормально функционировать. Горожане тоже сильно зависели от известности и уважения в своем обществе. Во многих городских сводах законов высшей мерой наказания за систематические нарушения правил поведения назначали изгнание. Это намного более серьезное наказание, чем в современном мире, потому что изгнанный терял друзей и сторонников – всех людей, которые могли поручиться за него в суде, защитить от нападения на улице, одолжить еды или денег. Подобная зависимость от общины сохранилась даже после того, как в позднее Средневековье города начали расти: ответ на вопрос «откуда вы?» по-прежнему был важной частью вашей идентичности, и неважно, в большом городе вы живете или в маленькой деревушке. В XVI в. из-за Реформации и роста популярности путешествий система начала разваливаться в больших городах, но сохранилась в маленьких городках и на селе. Однако появление в XIX в. железных дорог нанесло страшный удар по интеграции общества повсюду. Большие города не могли обеспечить такие же связи и коллективную поддержку, какие когда-то давали своим обитателям маленькие городки и деревни. Все чаще жители одной улицы большого города не росли вместе, и новое соседство не могло заменить доверия и дружбы знакомых, с которыми прожил всю жизнь. Люди стали жить все дальше и дальше от родных и друзей. В середине XIX в. они начали еще и массово эмигрировать. Таким образом, наибольшие перемены опять-таки произошли в XIX и XX вв. – разрушение общественной поддержки и создание «отчуждающих» городских агломераций. Решающим фактором для определения, в каком именно веке перемены были наибольшими, становится степень урбанизации. В большинстве стран Запада до 1900 г. в сельской местности жило больше людей, чем в городах – лишь в Англии и Голландии степень урбанизации раньше превысила 50 процентов. Таким образом, если рассматривать западный мир в целом, придется признать, что наибольшие изменения состоялись в XX в.
Как и с предыдущими элементами на нашей шкале потребностей, нужно выбрать также третье, четвертое и пятое места. Я предполагаю, что на третье место нужно поставить XVI в. – из-за роста популярности путешествий и религиозных разногласий, которые разделили общины. «Черная смерть» ставит на четвертое место XIV в. – из-за массовой смерти людей и гибели поселений, которые оказалось невозможно поддерживать после депопуляции. А на пятом месте, я считаю, должен стоять XII в. – из-за роста численности населения, безопасности поселений и совместных усилий по расчистке земли.
Личное обогащение
Богатые люди, конечно, были во всех прошлых столетиях – причем неравенство доходов в большинстве из них было даже заметнее, чем в XX в.; но нет никаких сомнений, что именно в XX в. у всего населения появилось максимальное количество свободных доходов. В исследовании Ангуса Мэддисона, посвященном мировой экономике, ВВП на душу населения в Западной Европе оценивается следующими цифрами.
ВВП на душу населения (в международных долларах по курсу 1990 г.)[204]
Как показывает таблица, покупательная способность людей в XX в. увеличилась более чем на 400 процентов. Второе самое заметное увеличение всеобщего богатства состоялось в XIX в. До 1800 г. расчеты уже становятся не такими однозначными, потому что Мэддисон просто предположил некий стандартный уровень роста (во многих случаях – 15 процентов в столетие). Однако более новые исследования историков экономики дают нам представление о переменах с 1300 по 1800 г., как показано ниже. В первой половине XIX в. рост ВВП на душу населения оказался выше, чем в любом другом столетии, так что именно XIX в. должен занять второе место. На третье место можно поставить либо XVIII, либо XIV в. Однако в XVI столетии средний ВВП на душу населения в трех из шести стран – Англии, Италии и Германии – упал на 20 процентов, больше, чем составил его рост в XIV или XVIII в.; цифры по Испании и особенно Голландии искажают картину. Переход к рыночной экономике в XIII в. тоже важен, хотя измерить его невозможно. Учитывая, какое количество рынков и ярмарок было основано в этом столетии, и тот факт, что после их появления произошел переход к товарному хозяйству, XIII в. стоит поставить на третье место по качественным критериям. Соответственно, XVI в. тогда окажется четвертым из-за резкого снижения богатства на душу населения в нескольких странах, за исключением Голландии. XIV в. нужно поставить выше XVIII, потому что в последнем изменения за пределами Англии были почти незаметны, а вот после «Черной смерти» подушное богатство крестьян выросло по всей Европе.
ВВП на душу населения (в международных долларах по курсу 1990 г.)[205]
Не все формы обогащения измеряются деньгами. Красота итальянских произведений искусства эпохи Возрождения и музыки начала XIX в. – это результат возросшего спроса на изящное искусство и романтическую оркестровку; соответственно, можно сказать, что и то и другое удовлетворяло потребность. Но мы не можем сказать, что один век нуждался в культурных ценностях другого века. Кроме того, как понятно из иерархии Маслоу, подобные высокие потребности имеют значение лишь для тех людей, чьи более низменные и жизненно необходимые потребности уже удовлетворены. Наше современное стремление к культурному обогащению сильнее, чем когда-либо, потому что сейчас меньше людей страдают от голода, холода, опасности или серьезных болезней, чем когда-либо ранее. Но не стоит и говорить, что эти высокие потребности удовлетворяются только потому, что стало больше людей, у которых есть в распоряжении свободные деньги, чтобы платить художникам, писателям, музыкантам и кинорежиссерам. Если бы у общества не было излишков, чтобы кормить творцов, то никакого искусства бы не было. Таким образом, количественные оценки изменения реальных доходов – это лучший способ изменения любых форм обогащения без необходимости субъективно сравнивать эстетическую ценность произведений, допустим, Донателло и Дали.
Обогащение общества
Способность людей обогащать свое общество сильно изменилась за это тысячелетие. В XI в. только аристократы могли позволить себе приносить дары обществу, потому что только у них были свободные активы, например поместья и мельницы, которые они могли пожертвовать церкви или госпиталям, занимавшимся призором бедняков. И только у аристократов были в распоряжении богатства и земли, которые позволяли им строить мосты или давать арендаторам земли разрешение свободно собирать хворост на своих землях. К XIII в. к списку благодетелей общества присоединились купцы; в XVI в. и общество, и национальные государства уже содержали налогоплательщики – и с той поры ничего не изменилось. В современный период общество получило огромные деньги благодаря подоходному налогу, косвенным налогам (например, на добавленную стоимость и прирост капитала), налогам на наследство и местным налогам. Не стоит сомневаться, что именно в XX и XIX вв. появилось больше всего возможностей для обогащения общества: нуждающиеся получали пособия, которых раньше даже не существовало, – пособия по безработице, пенсии по старости, пособия по инвалидности. Объемы налогов, собираемых сегодня, намного превышают объемы Средневековья и Нового времени. Таким образом, способность обогатить общество в основном зависит от роста ВВП, и перемены, которые нужно отметить в этом разделе, более или менее схожи с теми, которые мы рассмотрели в разделе о личном обогащении. Обсуждать их снова нет необходимости.
Подведем итог
С точки зрения важнейших потребностей общества, используя самые близкие возможные количественные оценки, мы видим, что по результатам несомненную победу одерживает современный мир.
Если рассматривать все потребности, которые я определил в качестве важных, XX в. занимает первое место в пяти из восьми категорий. Собственно, если за места давать очки – пять за первое место, четыре за второе, три за третье, – то тенденция будет очевидна. Согласно нашей шкале потребностей, больше всего перемен произошло в XX в. Я, конечно, не сомневаюсь, что «Черная смерть» – это самое травматичное событие из всех, что когда-либо пережило человечество, но наша способность к адаптации помогла человечеству довольно быстро восстановить большинство практических аспектов нашей жизни. В XX в. та же самая способность к адаптации отдаляет нас все дальше и дальше от предков: мы сознательно переходим к новым моделям поведения. Таким образом, мне все-таки придется признать, что телеведущая в декабре 1999 г. была права, а я – нет. Впрочем, я все равно настаиваю, что не был неправ, усомнившись в ее словах, ибо ее мнение было основано на неверном утверждении о связи технологии с изменениями в обществе. Более того, как, я надеюсь, уже поняли большинство читателей, важен в первую очередь не ответ как таковой, а то, что мы узнали, рассматривая вопрос. Разложив общее понятие «перемен» на составляющие, мы смогли увидеть динамику долгосрочного развития человечества. Не все перемены имеют технологическую природу: они включают в себя язык, индивидуализм, философию, религиозные раздоры, секуляризацию, географические открытия, социальные реформы и погоду. На самом деле, до 1800 г. фундаментальные нововведения практически не зависели от технологических инноваций, но с середины XIX в. мы, по сути, живем на другой планете. Наша жизнь и благополучие теперь зависят от экономики, а не от земли, и это совершенно другой мир.
Аспекты перемен, описанных в этой книге, в переложении на шкалу потребностей