Из ресурсов, которые станут менее доступными, в первую очередь у всех на устах, конечно же, нефть. Она лежит в основе всей нашей жизни – от пищи и транспорта до закона и правопорядка, обороны и развлечений. И в этом тысячелетии она рано или поздно закончится, сомневаться в этом не стоит; вопрос лишь в том, когда это произойдет. Разведанные запасы пока что примерно в 50 раз превышают ежегодное общемировое потребление, но эта цифра подвержена значительным колебаниям. Она может увеличиться с обнаружением новых месторождений: разведанные запасы по состоянию на 2012 г. значительно превышали известные в 2000[210]. С другой стороны, она может и уменьшиться: из-за роста населения и индустриализации мы начнем быстрее выбирать эти запасы. Впрочем, на сколько именно лет еще хватит нефти – 30, 50 или 70, – вопрос не самый важный. В какой-то момент объемов добываемой нефти просто перестанет хватать, чтобы удовлетворить спрос на нее – и, скорее всего, это случится уже при жизни наших детей. То же можно сказать и о природном газе, которым мы пользуемся, в частности, для производства удобрений. На момент, когда я пишу эти строки, разведанные запасы газа превышают ежегодное потребление примерно в 60 раз, но это потребление растет примерно на 2–3 процента в год. Сланцевый газ значительно увеличил эти запасы и, скорее всего, увеличит их еще больше, но эту дополнительную энергию уже продают задешево. Вы, наверное, могли бы подумать, что государствам стоило бы рационировать это внезапно свалившееся на них изобилие, чтобы мы смогли продержаться на старых запасах до тех пор, пока не найдется рентабельная альтернатива ископаемому топливу. Басня Эзопа «Муравей и цикада» (известная в России в адаптации Крылова как «Стрекоза и муравей»), в которой муравей прилежно работает все лето, готовясь к зиме, а цикада лишь веселится и поет на солнце, и у нее не остается никакой еды после смены времен года, показывает, что происходит с теми, кто не защищает себя от возможных будущих дефицитов. Однако западные правительства, подобно цикадам, сосредоточены лишь на настоящем: политики поют для тех, кто готов для них проголосовать, а не для людей будущего. Как уже говорилось в предисловии, только диктатор может планировать на тысячу лет вперед.
В этом свете перед нами открывается целая линейка возможных событий. На одном конце спектра – Устойчивое будущее. В этом сценарии мы находим способы производить всю энергию и удобрения из возобновляемых источников, так что общество остается примерно таким же, как и сейчас. На другом его конце – Всеобщий кризис: бедствие уровня «Черной смерти», которое случится, если мы так и не найдем замены ископаемому топливу до того, как оно закончится. Как мне кажется, в обоих случаях общество так или иначе станет более иерархичным и менее либеральным.
Начнем с самого приятного исхода: Устойчивого будущего. Представьте, что на всех фермах стоят миниатюрные гидроэлектростанции, в полях – солнечные батареи, а на холмах – ветряки. Все дома и промышленные здания во всех городах оборудованы фотовольтаическими (солнечными) батареями, а в каждом деревенском доме стоит нагреватель, работающий на биомассе. Огромные береговые ветряки укрощают энергию морских ветров, а каждая приливная волна приводит в движение огромные поршни, вделанные в скальную породу, и тоже вырабатывает электричество. Самолеты летают на биотопливе. Тракторы и другие сельскохозяйственные машины работают на биодизелях. Электрические фургоны перевозят зерно и животных на городские рынки, после чего их развозят на электрических поездах на мясокомбинаты и перерабатывающие заводы. Но даже в этом гармоничном мире будет намного более серьезная конкуренция за ресурсы. В частности, весьма бескомпромиссные сражения за землю.
Возьмем для примера Великобританию. Давайте предположим, что мы сделали значительные вложения в солнечную, ветряную и водяную энергии и к 2050 г. можем вырабатывать все наше электричество из этих источников[211]. Это очень смелое предположение; впрочем, чисто ради спора давайте предположим, что это возможно. Более того, давайте зайдем даже дальше и представим, что к тому времени, когда начнется нефтяной кризис (когда бы он ни начался), мы уже не просто удовлетворили все наши потребности в электричестве, но и вырабатываем из возобновляемых источников столько электричества, что можем вдвое снизить потребление газа, нефти и угля. Даже после этого останется проблема – как заменить оставшуюся половину энергии, получаемой из ископаемого топлива. Все формы биотоплива, которые сейчас пробуют – рапс, различные орехи, водоросли, кукуруза, сахарная свекла, – требуют земли для выращивания. Чтобы удовлетворить всего половину нынешней потребности английского транспорта в дизельном топливе и бензине, потребуется засадить источниками биотоплива 11,3 миллиона гектаров – почти 87 процентов всей площади Англии и больше, чем площадь всех нынешних доступных в стране пахотных земель. А мы ведь еще даже не говорили о нетранспортном использовании топлива – например, для фабрик, производства пластика, сельскохозяйственных машин и авиационного топлива[212]. Кроме того, в нашей модели не учитывается рост потребностей вместе с ростом населения. Кто-то может сказать, что для этого можно построить еще несколько десятков атомных электростанций, но даже если в той политической обстановке это будет допустимо, решение окажется лишь временным. Разведанные запасы урана сейчас примерно в 100 раз превышают ежегодное мировое потребление, а с уменьшением запасов угля, газа и нефти потребность в уране, скорее всего, значительно возрастет, так что и он не очень надолго переживет нефть[213]. Так что в долгосрочной перспективе Устойчивое будущее потребует не только астрономически высоких вложений в электричество из возобновляемых источников, но и невозможно огромного количества земли, отданного под производство биодизеля, биоэтанола или какого-нибудь другого нового топлива, что вызовет конфликт между пищевой и топливной промышленностью, который в некоторых странах уже сейчас вышел на довольно высокий уровень напряженности.
Рост населения и, соответственно, необходимость строить все больше домов лишь усугубит конкуренцию за землю. В Англии города, деревни и городская инфраструктура занимают 10,6 процента всей площади страны[214]. Еще 15,9 процента занимают леса, побережья, дюны, эстуарии, пресноводные озера, реки, горы, болота и пустыри. Оставшиеся 73,5 процента – сельскохозяйственная земля. Вроде бы на первый взгляд кажется, что места для новых домов еще вполне достаточно. Однако сельскохозяйственные земли на данный момент производят лишь 59 процентов всей необходимой нам пищи. Конечно, некоторые продукты мы ввозим, потому что они у нас не растут, но даже если не учитывать их, то мы лишь на 72 процента самодостаточны с точки зрения продуктов, производимых в нашей стране[215]. Это означает, что даже те культуры, которые мы собираем в изобилии, например, пшеница, ячмень, овес, семена льна и рапса, выращиваются в недостаточном количестве, и снизить производство мы позволить себе не можем. У нас был избыток пшеницы в 2008 г. – тогда мы собрали на 10 процентов больший урожай, чем нам необходимо. Это был хороший год. В 2012 г. вышло наоборот: урожай получился плохой, и мы импортировали больше зерна, чем экспортировали[216]. Мясом мы тоже себя обеспечиваем не полностью[217]. Строительство жилья на сельскохозяйственных землях, конечно, даст людям крышу над головой, но вот прокормить новое население в долгосрочной перспективе оно нам не поможет.
Кто-то наверняка не согласится с моим последним утверждением. Мне скажут, что строительство как раз поможет прокормить новое население: принося доходы, на которые мы сможем закупать излишки продовольствия в других странах. Но это лишь краткосрочная стратегия. После того как на земельном участке построят жилье, с него невозможно будет получить ни пищу, ни топливо. Давайте предположим, что мы будем передавать небольшое количество земельных угодий Великобритании под строительство, чтобы справиться с нынешним ростом населения. В качестве пахотной земли участок стоил 20 000 фунтов за гектар; теперь же, превратившись в строительную землю, он внезапно начинает стоить миллион фунтов за гектар или даже больше, в зависимости от местонахождения. Таким образом, цена земли в стране растет как минимум на 980 000 фунтов за каждый гектар, отданный под строительство. Дополнительные деньги попадают в экономику, обеспечивая рабочие места и улучшая прибыль. А теперь давайте предположим, что мы занимаемся этим в течение целого столетия. С нынешним приростом – 0,76 процента в год – население Англии к 2100 г. почти удвоится и составит около 104 миллионов человек[218]. Обеспечение 50 миллионов человек домами, рабочими местами и инфраструктурой потребует застройки около 6,8 процента территории страны (в зависимости от того, насколько эффективно мы сможем использовать ранее застроенные участки)[219]. Это девять процентов всей плодородной земли в Великобритании; соответственно, внутреннее производство пищевых продуктов упадет на девять процентов по сравнению с сегодняшним, если, конечно, землю не начнут возделывать более интенсивно. Но этим полям придется кормить намного больше голодных ртов. Они будут удовлетворять уже не 72 процента наших потребностей в пище, производящейся в нашей стране, а всего 33 процента. Мы станем зависимы от импорта еды, а это большая проблема, потому что в двух третях стран мира население растет еще быстрее, чем в Англии: среднемировой ежегодный прирост населения составляет 1,2 процента. Все эти страны тоже стремительно превращают свои пахотные земли из полей, где пища производится, в дома, где она употребляется. Соответственно, они тоже постепенно лишаются возможности полностью удовлетворять пищевые потребности собственного населения, не говоря уж о выращивании излишков на экспорт. В какой-то момент общий объем основных продуктов питания на мировых рынках достигнет максимума, а затем начнет быстро падать.