Но тутъ моя бѣдная дочь, сраженная новымъ горемъ, разразилась такими рыданіями, что я не могъ продолжать проповѣди и попросилъ мать поддержать ее и утѣшить. Понемногу она оправилась и съ этихъ поръ стала спокойнѣе. Я даже вообразилъ, что она вооружилась твердостью, но это только такъ казалось: ея спокойствіе было лишь временнымъ затишьемъ послѣ бури.
Доброхотные прихожане прислали намъ запасъ съѣстной провизіи, и это обстоятельство привело остальную семью въ радостное настроеніе. Я и самъ былъ радъ, видя ихъ опять веселыми и бодрыми. Было бы несправедливо унимать изъявленія ихъ удовольствія изъ-за того, что одинъ изъ членовъ семейства упорствовалъ въ своемъ уныніи; я не хотѣлъ также и того, чтобы они изъ приличія накидывали на себя грусть, которой не ощущали. Потому опять вокругъ стола поднялась веселая болтовня, разсказывали сказки, потребовали пѣсню, и беззаботная радость снова стала порхать вокругъ нашего смиреннаго жилища.
XXIV. Новыя бѣдствія
На другое утро, не взирая на позднее время года, солнце такъ славно припекало, что мы порѣшили завтракать въ бесѣдкѣ изъ жимолости и, пока мы тамъ сидѣли, младшая дочь моя, по моей просьбѣ, присоединила свой голосокъ къ пѣнію птицъ, порхавшихъ по деревьямъ. Въ этой самой обстановкѣ моя бѣдная Оливія увидѣла впервые своего обольстителя и каждый предметъ здѣсь напоминалъ ей что нибудь печальное; но грусть, вызываемая пріятными предметами или звуками музыки, не растравляетъ сердца, а успокоиваетъ его. Мать также разнѣжилась, заплакала и почувствовала приливъ прежней любви къ своей дочери.
— Оливія, моя милочка, сказала она:- спой намъ ту грустную пѣсню, что папа такъ любилъ, помнишь? Твоя сестра Софи ужъ потѣшила насъ. Спой, пожалуйста, дитя мое: это будетъ такъ пріятно твоему старому отцу.
Она послушалась и запѣла съ такимъ чувствомъ, что растрогала меня до глубины сердца:
Когда красавица полюбитъ
И слишкомъ поздно узнаетъ,
Что тѣмъ она себя погубитъ,
Въ своей любви позоръ найдетъ,
А милый другъ ее разлюбитъ
И позабудетъ въ свой чередъ,
Какъ отъ тоски себя избавить,
Чѣмъ горьки слезы отереть?
И какъ измѣнника заставить
О бѣдной жертвѣ пожалѣть?
Одно есть средство все поправить,
И это средство — умереть.
Когда она допѣла второй куплетъ, въ концѣ котораго голосъ ея дрогнулъ и, печально замирая, придалъ пѣснѣ особую выразительность, на дорогѣ показался экипажъ мистера Торнчиля. Всѣ мы всполошились, но Оливія, конечно, больше всѣхъ: не желая встрѣчаться съ обманщикомъ, она взяла подъ-руку сестру, и онѣ поспѣшно ушли въ домъ. Черезъ нѣсколько минутъ сквайръ вышелъ изъ кареты и, подойдя къ бесѣдкѣ, гдѣ мы сидѣли, какъ ни въ чемъ не бывало, освѣдомился о моемъ здоровьѣ.
— Сэръ, отвѣчалъ я, — ваша развязность сегодня показываетъ только всю низость вашего характера; было время, когда я наказалъ бы васъ за дерзость, если бы вы отважились показаться мнѣ на глаза. Но теперь это прошло: старость охладила мои страсти, да и мое званіе налагаетъ на меня узду…
— Могу васъ увѣрить, дорогой мой сэръ, возразилъ онъ, — что вы меня до крайности удивляете, и я ровно ничего не понимаю. Надѣюсь, что вы не считаете за преступленіе мою недавнюю прогулку съ вашею дочерью?
— Ступай прочь отсюда! вскрикнулъ я:- жалкій, подлый негодяй, да и лгунъ еще, вдобавокъ… Но нѣтъ, такая низость недостойна даже моего гнѣва. А между тѣмъ, сэръ, я потомокъ такой фамиліи, въ которой такихъ вещей не допускалось… Ты же, презрѣнное созданье, ради удовлетворенія минутной прихоти, на всю жизнь погубилъ несчастную дѣвушку и опозорилъ семью, считавшую честь единственнымъ своимъ достояніемъ.
— Если она, или вы, такъ ужъ и рѣшились всю жизнь быть несчастными, я тутъ ни причемъ, сказалъ онъ:- по-моему, ничто вамъ не мѣшаетъ быть счастливыми, и каково бы ни было ваше обо мнѣ мнѣніе, я всегда готовъ содѣйствовать вашему благополучію. Чрезъ нѣкоторое время можно выдать ее замужъ и, что еще лучше, не разлучать ее и съ прежнимъ любовникомъ, потому что, увѣряю васъ, у меня все еще не пропала моя къ ней привязанность.
При этомъ новомъ унизительномъ намекѣ вся кровь во мнѣ вскипѣла; ибо гораздо легче оставаться спокойнымъ передъ лицомъ великихъ бѣдствій, чѣмъ равнодушно переносить язвительные уколы мелочныхъ оскорбленій.
— Уходи съ глазъ долой, змѣя подколодная! воскликнулъ я внѣ себя: — не мучь меня своимъ присутствіемъ! Если бы мой храбрый сынъ былъ дома, онъ бы не потерпѣлъ этого… но я старъ, и немощенъ… и безсиленъ!
— Я вижу, воскликнулъ онъ, — что вы сами хотите вывести меня изъ терпѣнія и заставить обращаться съ вами построже; вы знаете, чего могли бы ожидать отъ моей пріязни, но пора показать вамъ, что будетъ, если вы возбудите мой гнѣвъ. Тотъ стряпчій, которому я передалъ вашу недавнюю росписку, шутить не любитъ; дѣло непремѣнно дойдетъ до суда, если во-время не предупредить мѣръ правосудія; но для этого нужно, чтобы я самъ внесъ за васъ эту сумму, чего я не могу сдѣлать, потому что поиздержался на приготовленія къ свадьбѣ. Кромѣ того, мой управляющій толкуетъ о томъ, что пора получить съ васъ деньги за арендуемую у меня землю. Но это его дѣло, такъ какъ я самъ никогда не занимаюсь подобными мелочами. Впрочемъ, я все-таки желалъ бы вамъ быть полезнымъ и даже хотѣлъ пригласить васъ съ дочерью ко мнѣ, на свадьбу мою съ миссъ Уильмотъ: между прочимъ, таково и желаніе моей прелестной Арабеллы, и я надѣюсь, что вы не рѣшитесь огорчить ее отказомъ.
— Мистеръ Торнчиль, сказалъ я, — выслушайте меня разъ навсегда: я никогда не допущу вашей женитьбы на комъ либо, исключая моей дочери. Что до вашей пріязни, то хотя бы вы взялись изъ дружбы возвести меня на престолъ, или изъ ненависти свести въ могилу, мнѣ это рѣшительно все равно. Довольно съ меня и того, что въ одномъ случаѣ вы такъ ужасно, такъ непоправимо обманули насъ: я съ полнымъ довѣріемъ полагался на вашу честность, а вы оказались подлецомъ. Слѣдовательно, о дружбѣ съ моей стороны не можетъ быть и рѣчи. Ступайте отсюда и наслаждайтесь всѣмъ, что дала вамъ судьба: красотою, богатствомъ, здоровьемъ, удовольствіями; оставьте меня съ моей нищетой, позоромъ, болѣзнью и печалями; но при всемъ моемъ смиреніи, я все еще не утратилъ чувства собственнаго достоинства и хотя прощаю васъ, но никогда не перестану презирать.
— А-а, когда такъ, вы скоро узнаете, что значитъ оскорблять меня! возразилъ онъ:- посмотримъ, кто будетъ достойнѣе презрѣнія, вы или я.
Съ этими словами онъ повернулся и ушелъ. Жена моя и сынъ, бывшіе свидѣтелями этого разговора, страшно перепугались. Замѣтивъ, что сквайръ уѣхалъ, дочери также вышли изъ своей засады и захотѣли узнать о результатѣ нашихъ переговоровъ; а когда узнали, то пришли въ великое смятеніе. Но я нисколько его не боялся: главный ударъ былъ уже нанесенъ намъ, и я готовъ былъ отразить всякую новую съ его стороны попытку вредить намъ, на подобіе тѣхъ воинственныхъ орудій, которыя остаются на полѣ битвы, но все еще обращаютъ свое остріе въ сторону непріятеля.
Вскорѣ, однако же, мы увидѣли, что онъ не понапрасну угрожалъ намъ: на другое утро пришелъ его управляющій и сталъ требовать съ меня уплаты годичной аренды, что, по причинѣ описанныхъ выше обстоятельствъ, было для меня совершенно невозможно. Вслѣдствіе того, въ тотъ же вечеръ онъ угналъ всѣхъ моихъ коровъ и на другой день продалъ ихъ менѣе чѣмъ за полъ-цѣны. Тогда жена и дѣти приступили ко мнѣ съ просьбами согласиться на все, что ему будетъ угодно, лишь бы не дожить до конечнаго разоренія; они умоляли меня даже пригласить его снова бывать у насъ и употребили все свое безхитростное краснорѣчіе, чтобы представить мнѣ, какимъ бѣдствіямъ я подвергнусь въ противномъ случаѣ: описывали, какъ ужасна будетъ тюрьма въ такую стужу, какъ теперь, и какъ особенно вредно это отразится на моемъ здоровьѣ, разстроенномъ несчастнымъ случаемъ при пожарѣ; но я оставался непреклоненъ.
— Что вы, мои дорогіе, говорилъ я, — зачѣмъ стараетесь уговорить меня сдѣлать несправедливость? Долгъ велитъ мнѣ простить ему, но совѣсть не позволяетъ поощрять. Неужели для васъ желательно, чтобы я для вида одобрялъ то самое, что въ глубинѣ своего сердца порицаю? Неужели вамъ и было бы пріятно, чтобы я спокойно сидѣлъ и расточалъ любезности подлому обманщику и, во избѣжаніе тюрьмы, обрекъ бы себя на нравственныя оковы, которыя гораздо тяжелѣе желѣзныхъ цѣпей? Никогда этого не будетъ. Если насъ вытѣснятъ изъ этого жилища, то лишь бы мы чувствовали свою правоту, повѣрьте, что куда бы ни сунула насъ судьба, мы все-таки очутимся въ отличномъ помѣщеніи и смѣло можемъ заглядывать въ свои сердца, получая отъ того только удовольствіе.
Такъ провели мы вечеръ. На другой день съ утра напало столько снѣгу, что сынъ мой принужденъ былъ лопатою прогребать тропинку отъ нашей двери.
Вскорѣ, однако же, онъ бросилъ лопату и весь блѣдный прибѣжалъ предупредить насъ, что къ намъ идутъ двое незнакомыхъ людей, въ которыхъ онъ предполагаетъ полицейскихъ. Пока онъ говорилъ, они вошли, приблизились къ моей постели и, заявивъ о своемъ званіи, арестовали меня, приказавъ немедленно встать и готовиться слѣдовать за ними въ городскую тюрьму, за одиннадцать миль отсюда.
— Друзья мои, сказалъ я, — въ какую суровую погоду пришли вы отводить меня въ тюрьму! И это тѣмъ болѣе прискорбно, что на-дняхъ я очень сильно опалилъ себѣ руку на пожарѣ, и по этой причинѣ у меня легкая лихорадка; къ тому же у меня нѣтъ и достаточно платья, чтобы выйти изъ дому, и слишкомъ слабъ я и старъ, чтобы идти пѣшкомъ такую даль по глубокому снѣгу. А, впрочемъ, коли нужно… Что же дѣлать!
Обратясь къ женѣ и дѣтямъ, я велѣлъ собрать кое-какія оставшіяся у насъ вещи и приготовиться сейчасъ же уходить отсюда. Я умолялъ ихъ поторопиться, а сыну поручилъ подать помощь старшей сестрѣ, которая считала себя причиною постигшихъ насъ бѣдствій и упала безъ чувствъ отъ ужаса и горя. Я старался ободрять жену, сжимавшую въ объятіяхъ двухъ меньшихъ дѣтей, которыя, боясь взглянуть на чужихъ, въ испугѣ прижались къ матери и спрятали личики на ея груди. Меньшая дочь хлопотала между тѣмъ объ укладкѣ вещей, и такъ какъ полицейскіе не разъ понуждали ее дѣйствовать поскорѣе, черезъ часъ наши сборы кончились, и мы вышли въ путь.