Сэръ Уильямъ припомнилъ, что видалъ это самое платье на своемъ племянникѣ; остальное пойманный Бакстеръ подтвердилъ съ еще большими подробностями, прибавивъ, что мистеръ Торнчиль не разъ признавался ему, что самъ не знаетъ, которая ceстрица милѣе, и влюбленъ одинаково въ обѣихъ.
— Боже мой! воскликнулъ сэръ Уильямъ: — какую змѣю пригрѣвалъ я на груди свой! И еще онъ осмѣливался взывать къ публичному правосудію! Я ему покажу, что значитъ правосудіе. Господинъ смотритель, извольте взять подъ стражу этого джентльмена… Впрочемъ, нѣтъ… Постойте; я еще не увѣренъ, есть ли законныя основанія для его задержанія.
Услыхавъ это, мистеръ Торнчиль смиренно началъ умолять, чтобы дядя не вѣрилъ наговорамъ двухъ отъявленныхъ мерзавцевъ, а спросилъ бы лучше его прислугу, которая готова давать показанія.
— Твоя прислуга! возразилъ сэръ Уильямъ: — негодяй, у тебя нѣтъ больше никакой прислуги. Послушаемъ, однако же, что скажутъ эти молодцы. Позвать сюда его буфетчика.
Когда буфетчикъ пришелъ, ему стоило только мелькомъ взглянуть на своего бывшаго барина, чтобы понять, что его могущество рухнуло.
— Скажите, обратился къ нему сэръ Уильямъ сурово, — видали ли вы своего барина и вотъ этого человѣка, одѣтаго въ его платье, вмѣстѣ, въ одной компаніи?
— Какъ же не видать, ваше сіятельство! отвѣчалъ буфетчикъ: — тысячу разъ видали. Это тотъ самый господинъ, который обыкновенно привозилъ ему барышень.
— Какъ ты смѣешь, крикнулъ мистеръ Торнчиль: мнѣ въ лицо?
— Да при комъ угодно скажу, возразилъ буфетчикъ: — по правдѣ вамъ сказать, мистеръ Торнчиль, я васъ всегда не долюбливалъ и очень радъ случаю высказать вамъ эту истину.
— А теперь, сказалъ Дженкинсонъ, — разскажи-ка его сіятельству, что тебѣ извѣстно обо мнѣ.
— Мало хорошаго извѣстно; отвѣчалъ буфетчикъ: — знаю, напримѣръ, что въ тотъ вечеръ, когда дочку этого джентльмена заманили къ намъ въ домъ, и вы тутъ же были, съ ними въ компаніи.
— Нечего сказать, воскликнулъ сэръ Уильямъ, — хороши свидѣтели вашей невинности! Ахъ ты, позорное пятно на человѣчествѣ! Съ какими низкими людьми якшался все время… Ну и что же, господинъ буфетчикъ, вы говорите, что вотъ этотъ человѣкъ привезъ ему дочь престарѣлаго джентльмена?
— Нѣтъ, ваше сіятельство, эту не онъ привозилъ, а самъ сквайръ взялъ на себя это дѣльце; онъ привезъ только священника, который будто бы ихъ повѣнчалъ.
— Да, да, это правда! воскликнулъ Дженкинсонъ;- этого и я не могу отрицать; эта роль выпала на мою долю, и я ее выполнилъ, признаюсь, къ стыду моему!
— Боже праведный! молвилъ баронетъ: — что ни слово — то новыя доказательства его подлости… Наконецъ, страшно становится! Теперь очевидно, что онъ самъ во всемъ виноватъ и затѣялъ это судбище подъ вліяніемъ сластолюбія, трусости и мстительности. Прошу васъ, господинъ смотритель, немедленно возвратить свободу молодому офицеру, котораго вы задержали сегодня: я беру его на свою отвѣтственность и самъ объяснюсь на этотъ счетъ съ прокуроромъ, который мнѣ пріятель. Но гдѣ же, однако, несчастная молодая леди? Мнѣ нужно узнать, какими чарами онъ прельстилъ ее… Попросите ее покорнѣйше пожаловать сюда. Гдѣ она?
— Ахъ, сэръ! сказалъ я: — вашъ вопросъ растравляетъ мою сердечную рану: у меня точно была еще одна дочь, но она съ горя…
Тутъ меня опять перебили и очень неожиданно: явилась вдругъ миссъ Арабелла Уильмотъ, на которой вскорѣ намѣревался жениться мистеръ Торнчиль. Заставъ тутъ сэра Уильяма и его племянника, она до крайности изумилась, потому что попала сюда совершенно случайно. Вмѣстѣ со старикомъ отцомъ своимъ она очутилась въ этомъ городкѣ проѣздомъ къ теткѣ, которая непремѣнно желала, чтобы свадьба произошла у ней въ домѣ; пріѣхавъ въ городъ, онѣ остановились пообѣдать въ трактирѣ, на томъ концѣ улицы; и миссъ Уильмотъ, глядя въ окно, увидѣла одного изъ моихъ малютокъ, игравшаго на улицѣ; она тотчасъ послала лакея позвать мальчика и отъ него узнала отчасти о постигшихъ насъ несчастіяхъ, но, конечно, не воображала, чтобы причиною ихъ могъ быть мистеръ Торнчиль. Отецъ пытался доказывать ей, какъ неприлично идти въ гости въ тюрьму, но ничѣмъ не могъ отговорить ее; она велѣла ребенку поскорѣе проводить ее къ намъ и такимъ образомъ явилась сюда въ самую критическую минуту.
И тутъ невольно приходитъ мнѣ на умъ, какъ странны бываютъ такія случайныя совпаденія! Сплошь да рядомъ, чуть не каждый день видишь подобныя явленія, ко большею частію не замѣчаешь ихъ. Какому стеченію благопріятныхъ обстоятельствъ обязаны мы, напримѣръ, всякими удобствами и наслажденіями жизни; сколько нужно такихъ условій, хотя бы для того, чтобы одѣться и поѣсть! Нужно, чтобы крестьянину была охота работать, чтобы дождь пошелъ во-время, чтобы попутный вѣтеръ пригналъ купеческіе корабли; и мало ли что еще надобно, только для того, чтобы тысячи людей не остались безъ предметовъ первѣйшей необходимости.
Мы всѣ молчали нѣсколько минутъ, между тѣмъ какъ на лицѣ моей прелестной ученицы — какъ я обыкновенно называлъ эту молодую леди — изумленіе смѣнилось глубокимъ состраданіемъ, придавшимъ новое очарованіе ея красотѣ.
— Любезный мистеръ Торнчиль, сказала она, воображая, что онъ пришелъ сюда въ роли благодѣтеля, а ужъ никакъ не притѣснителя, — мнѣ немного обидно, что вы явились сюда безъ меня и даже не извѣстили меня о томъ положеніи, въ какомъ я застаю семейство, столь дорогое намъ обоимъ. Вамъ извѣстно, что мнѣ не менѣе вашего было бы пріятно придти на помощь моему почтенному, уважаемому наставнику. Но вы, подобно вашему дядюшкѣ, очевидно находите удовольствіе дѣлать добро втайнѣ?..
— Это онъ-то любитъ дѣлать добро! воскликнулъ сэръ Уильямъ. — Нѣтъ, душа моя, его удовольствія совсѣмъ иного сорта и такъ же низки, какъ онъ самъ. Вы видите передъ собою, сударыня, самаго отъявленнаго негодяя, какой когда либо позорилъ человѣчество: онъ соблазнилъ дочь этого бѣднаго человѣка, покушался погубить и сестру ея, отца засадилъ въ тюрьму, да еще и старшаго сына заковалъ въ кандалы, за то, что онъ имѣлъ смѣлость вызвать его на дуэль за безчестье. Позвольте, сударыня, принесть вамъ мои искреннѣйшія поздравленія съ тѣмъ, что вы успѣли избѣгнуть союза съ такимъ чудовищемъ.
— Боже милостивый! воскликнула милая дѣвушка, — какъ же я была обланута! Мистеръ Торнчиль увѣрилъ меня, что старшій сынъ этого джентльмена, капитанъ Примрозъ, отплылъ въ Америку со своей молодой женой.
— Миленькая моя! воскликнула моя жена:- онъ вамъ все налгалъ. Сынъ мой Джорджъ никуда не уѣзжалъ изъ Англіи и ни на комъ не женился. Хоть вы и отступились отъ него, но онъ продолжалъ васъ любить, такъ что ни о комъ кромѣ васъ и думать не могъ; онъ самъ говорилъ при мнѣ, что изъ-за васъ нею жизнь останется холостякомъ.
И она принялась распространяться о томъ, какъ искренно и страстно сынъ привязанъ къ ней; объяснила надлежащимъ образомъ исторію поединка съ мистеромъ Торнчилемъ, отсюда перешла къ слухамъ о его развратности, о его фальшивыхъ женитьбахъ, и заключила свою рѣчь самымъ обиднымъ изображеніемъ его трусости.
— Боже мой! воскликнула миссъ Уильмотъ, — какъ близко я была къ погибели! И какъ же я рада своему спасенію! Этотъ джентльменъ солгалъ мнѣ десять тысячъ разъ и главное съумѣлъ заставить меня повѣрить, что для меня нисколько не обязательно держать обѣщаніе, данное единственному человѣку, къ которому я была истинно расположена, потому, будто бы, что этотъ человѣкъ самъ измѣнилъ мнѣ. И вѣдь онъ такъ наклеветалъ на него, что я старалась питать ненависть къ человѣку, столь же отважному, какъ и великодушному.
Тѣмъ временемъ старшій сынъ мой былъ окончательно освобожденъ отъ оковъ, такъ какъ раненый имъ человѣкъ вовсе не былъ раненъ и оказался обманщикомъ; а мистеръ Дженкинсонъ, превратившійся въ расторопнаго камердинера, помогъ ему причесаться и досталъ все, что было нужно по части приличной одежды. Поэтому, когда Джорджъ вошелъ, затянутый въ свой красивый мундиръ, онъ показался мнѣ такъ хорошъ, какъ только можетъ быть красивый юноша въ военной формѣ. Можетъ быть, меня въ этомъ случаѣ нѣсколько ослѣпляло родительское тщеславіе… Да нѣтъ! Я выше этого. Войдя, онъ скромно и почтительно поклонился издали Арабеллѣ Уильмотъ, потому что не зналъ еще, какой счастливый переворотъ произошелъ въ ея душѣ, вслѣдствіе краснорѣчиваго заступничества его матери. Но, вопреки всѣмъ правиламъ свѣтскаго приличія, его возлюбленная поспѣшила съ пылающимъ лицомъ попросить у него прощенія: ея слезы, ея нѣжные взгляды довольно ясно выражали, какъ сильно она въ душѣ упрекала себя за то, что пренебрегла даннымъ ему обѣщаніемъ и допустила низкаго обманщика оклеветать его.
Сынъ мой былъ такъ пораженъ ея снисхожденіемъ, что не вѣрилъ своимъ глазамъ.
— Сударыня! сказалъ онъ:- не во снѣ ли я это вижу? И чѣмъ я заслужилъ такое благополучіе? Это слишкомъ, слишкомъ великое счастіи!
— Нѣтъ, сэръ, возразила она, — меня обманывали, обманули самымъ низкимъ образомъ. Иначе ничто не могло бы присудить меня измѣнить данному слову. Вы знаете мои чувства, давно знаете. Позабудьте же то, что я сдѣлала, и какъ прежде выслушивали мои клятвы въ вѣрности, такъ и теперь я готова ихъ повторить. Повѣрьте, если ваша Арабелла не можетъ принадлежать вамъ, она никогда ничьей больше не будетъ.
— Ну, объ этомъ и я позабочусь! воскликнулъ сэръ Уильямъ:- и если вашъ отецъ послушается моего совѣта, будетъ все по-вашему.
Услыхавъ такой намекъ, сынъ мой Моисей бѣгомъ побѣжалъ въ гостинницу, гдѣ въ то время находился старикъ Уильмотъ, и все разсказалъ ему. Между тѣмъ сквайръ, видя, что со всѣхъ сторонъ потерпѣлъ пораженіе, и разсудивъ, что лестью и скрытностью больше ничего не возьмешь, рѣшился перемѣнить тактику и показать зубы непріятелю. Поэтому, отложивъ въ сторону всякія соображенія совѣсти и приличія, онъ открыто заявилъ себя мерзавцемъ.
— Тутъ, какъ видно, справедливости ждать нечего! воскликнулъ онъ: — такъ я ужъ самъ о себѣ позабочусь. И да будетъ вамъ извѣстно, сэръ (обратившись къ сэру Уильяму), что я вовсе не бѣднякъ, всецѣло зависящій отъ вашихъ милостей: мнѣ ихъ не нужно. Ничто не помѣшаетъ мнѣ владѣть состояніемъ миссъ Уильмотъ, которое довольно значительно, благодаря скопидомству ея отца. Опись ея имущества, вмѣстѣ со всѣми передаточными документами, за надлежащею подписью, у меня въ рукахъ и припрятана къ мѣсту. Мнѣ ея богатство было нужно, а вовсе не ея особа, отъ которой съ удовольствіемъ отказываюсь въ пользу кого угодно.