Но дорогу к лагерю преградила одинокая фигура. Волха невольно пробрала дрожь, когда ощутил исходящую от неё мощь, почуял ауры силы и непоколебимой уверенности, стойкости, воли. Эти причудливые переплетения ощущений впервые за сотни лет войн и сражений пробежались мурашками по телу. И эта фигура была не здоровым, крепким, плечистым воином в доспехах, а тонкой, хрупкой на вид женщиной с длинными иссиня-черными волосами, свободно спадающими до поясницы. Только не трепал их поднимающийся ветер. Зато дух перед этой женщиной трепетал, как у верного пса перед хозяином.
— Ты не пройдёшь в лагерь. Здесь заканчивается твоя дорога, рекомый Волхом. Ибо всё старое должно уйти.
Волх поднялся с четверенек человеком. Коротко бросил:
— Уйти добровольно, не в муках, иначе и новое вскоре уйдёт вслед за ним. Как имя твоё?
— Что тебе моё имя? Ты хочешь умереть с ним на устах?
— У достойных противников просят имя. Я чую твою мощь и свою гибель. Позволь узнать напоследок.
— Что ж… моё имя Лилит.
— Лилит… — протянул Волх, пробуждая в себе какие-то далёкие воспоминания. — Ты мать моего учителя. Какая насмешка богов — пасть от твоей руки. Об одном прошу — дай умереть, как воину.
Лилит безразлично пожала плечами. Богов никогда не слушала и до их фотума, что значило судьба, было дело столько же, сколько до слов перевёртыша, сотню лет сдерживающего натиск креста на восток.
Зрачки Волха расширились. Стоящая в неподвижности женщина вдруг оказалась рядом, и её тонкая, на вид слабая рука пробила пластины мышц, рёбра и проникла в грудную клетку. Через мгновение витязь видел в её руке своё сердце. Большой, мощное, трепещущие.
Лилит протянула сердце. Волх едва заметно покачал головой. Тут же дева приблизилась, крепко, страстно целуя в губы. За сладким поцелуем пришла тьма.
Дева отстранилась, тело Волха упало. Лилит перевернула его на спину и положила сердце в руки, скрещённые на груди.
— Ты и так слишком долго был воином.
В следующее мгновение тело объяло пламенем. Обнажённая кожа загорелась как тряпки, плоть и кости захрустели, как хворост. Не прошло и минуты, как на дороге остался лишь пепел. Его подхватило ветром и понесло в траву, через леса и дальше в море. Волх растворился среди острова, обречённый на забвение в веках.
Лилит прошла к воротам, вошла в крепость. Последние защитники Арконы падали под топорами захватчиков, скидывали со стен тех воинов, которые ещё держали в руках луки. Неистов был гнев захватчиков, изобретателен до мук. Пока кровь кипела и не остыл азарт битвы, пытали и расчленяли тут же.
Город запылал, предаваясь огню и разрешениям. Лишь в незыблемости стоял храм Световита, объятый сиянием. Солдаты, превратившиеся в мародёров, корчились в судорогах, едва касались белого пламени. Муки их смертей были ужасны.
Лилит приблизилась к храму. Коснувшись белого огня, обронила:
— Сравни свои силы и Его. В кого больше верят? Твоё время прошло, умирающий бог.
Белое пламя поблёкло, качнувшись маревом, распалось, рассыпалось. Лилит коснулась врат, и их вырвало с такой мощью, словно десятки таранов ударили одновременно с той стороны.
Но храм был пуст. Четыре волхва, уцелевшие люди и четырёхликая фигура Световита надолго притаились в Срединных горах…
Сёма открыл глаза. В них стояли слёзы. Пряча лицо от Маши, зарылся лицом в подушку, приходя в себя. В груди кипело, в голове вертелось много вопросов, дух метался в смежных чувствах, а душу словно хорошенько встряхнули. Всё это предстояло собрать в единое целое и немедленно.
«Срединные горы — Урал», — подумал Сёма, когда рука Маши коснулась плеча.
— Вставай, милый.
Сёма подавил в себе слёзы и заставил себя улыбнуться. Получилось криво и неестественно. С таким лицом к любимой лучше не поворачиваться — свадьба всё-таки. Подумает ни весть что.
Укутавшись с головой в покрывало, подскочил как можно нелепее и попрыгал в душ, делая вид, что дурачится.
Маша стёрла со щеки слезу, ощущая такое, что никак не могла объяснить словами даже приблизительно.
Рысь появился в комнате весёлый, пышущий задором и энергией. С ходу оценил обстановку, звонкий голос стеганул, заставив невольно распрямить плечи:
— Так, и чего это суженная в слезах? А жених где? Ушёл? А, моется.
— Откуда эти странные ощущения, — убито проговорила Мария, ощущая всё то, что и Сёма за секунды до пробуждения. Она увидела всё отрывками, слайдами, но почти все целостные картины из его «сна».
— Маша, ну чего ты ревёшь?
— Я не реву. Я всё видела. Я чувствовала как он… — протянула она, прекрасно понимая, что со стороны всё это звучит довольно глупо.
— Видела? Ощущала? — Рысь присел на край кровати, обнимая за плечи. — Машуня, да ты мощная берегиня. Ещё и ритуала не было, а вы уже живёте одной душой.
Маша посмотрела в светящиеся глаза Рыси. Он говорил бодро, весело, но не шутил. Непроизвольно погладила живот, от души улыбнувшись.
— Ну, уже не совсем одной душой. Скорее…
— Триединой, — мягко улыбнулся Рысь и пошёл в ванную подгонять помятого морально и физически блондина.
Свадьба всё-таки, а после ритуала станут гораздо ближе друг к другу, как после обряда венчания, помимо письменных и устных договорённостей появятся ещё и духовные обязательства — беречь, любить и развивать друг друга.
Последнее мало кто понимает…
— А-а-а! Только не настолько холодная! — Донеслось умоляюще из душа. — Просыпаться надо естественно!
Маша хихикнула и прислушалась.
— Нет, нет! Только не болевые точки! А-а-а!.. Рысь! У тебя что, инквизиторы были в роду?.. А-а-а! Или у вас это семейное?!
Часть третья: «Спасение»
Глава 1 — Имаго -
— Над чем работаешь? — Это были первые слова Василия за полтора часа совместного нахождения с коллегой в кабинете на самом нижнем уровне базы.
Максим Леонидович оторвал взгляд от чёрных строк на экране монитора, откинулся в кресле. Тело само принялось потягиваться, зевать, глаза намокли, вернув четкое зрение, убрав сухость глазных яблок.
— Смотрю различные учебные программы в школах и университетах.
— Решил заняться системой образования или свой уровень повышаешь? — Василию стоило много сдержать улыбки.
Макс покачал головой, взглядом блуждая где-то сквозь собеседника.
— Вот смотри, возьмём, к примеру, физику. Точная наука?
— Ну-ну.
— Не ехидничай. В нашем мире считается точной. Так вот, условие: в СССР было полтора миллиона учёных, в юсе пятьсот тысяч, добавь ещё энное количество учёных разных стран в тот период. А в учебниках знания за девятнадцатый век. Ну, немного знаний двадцатого века, с небольшими оговорками. Вопрос: сколько знаний двадцатого и двадцать первых веков в загашниках страны? Мира? Что, десятилетия работ двух с лишним миллионов учёных в паре параграфов уложились? Десяток раз умножь ещё на скорости повышения информационного потока.
Василий посветлел глазами. Наконец нашёл родственную душу. Но стоило дать возможность новенькому в Совете структуры выговориться. Пусть делает предположения без информации аналитического отдела.
— У меня ощущение, что японский хай-тек по сравнению с этими «загашниками» — планктон перед лицом кита.
Гений, наконец, не смог сдержать улыбки, кивнул, позволяя монологу продолжаться.
«Пусть развивает мысль. Блуждает не в таких уж и потёмках». — Подумал Василий.
— Вот вы малую часть этих знаний приспособили, и на марсианскую программу развития хватило с лихвой.
— «Вы?»
— Ну, «мы», конечно. Я же ещё не привык…
— Как мир идеями переворачивать, так нормально, привык, а как разделять ответственность…
— Зачем его переворачивать? Он и так давно вверх тормашками висит. Его бы ногами на землю, да головой в небо. Не только бы Марс колонизировали, давно бы несколькими планетами владели. По типу нашей Земли.
Василий печально вздохнул:
— Владели уже.
— Как владели? — Опешил Максим Леонидович.
— Схема всегда одна и та же: сначала зависимые колонии, потом независимость, нейтралитет, союзы, несколько миров начинают вражду, подключаются так или иначе все. Война длится до полного уничтожения одной из сторон. И одинокий кораблик с беженцами-колонистами ищет приют в бескрайнем просторе космоса, находит планету, заселяет, порой поддерживая связь через порталы с прошлой родиной, а порой его теряя. И вот он Новый век, Новое время и старые архонты делают всё, чтобы лишить тебя памяти прошлого… Впрочем, ребята уже работают, начали движение. Развивать эту тему не будем, чтобы не лишать систему иллюзии способности к миру.
— Движение? А почему мне не сказали? Я ещё не ваш?
— Ты же «ещё не привык», хоть и начал мыслить иными категориями, сменил критерии, разбил представление о старом мире. Это называется «линька». Шкурку меняешь. Впрочем, это у тебя не впервые. Линял уже. Иначе мы бы с тобой и разговаривать не стали.
— Пусть так. Но я могу создать пару вероятностей. Ребятам будет проще.
— Поможет только в том случае, если всё продумано хотя бы…м-м-м… на уровне полубогов.
— Что мне твои полубоги? Они не Единый, а потому всегда есть место случайностям…
Василий не стал спорить. Не тот предмет, где есть факты или хотя бы детали, за которые можно зацепиться. Буркнул:
— Возможно.
Макс продолжил разговор:
— А ты чем занимаешься?
— Рынком земли.
— О, ну хоть кто-то объяснит мне искусственное завышение цен на неё в десятки, а некоторых районах и в сотни, тысячи раз.
— Ищешь объяснений? Тогда задай себе вопрос почти из изучаемой тобой в данный момент области — почему полтора миллиона учёных было, а полтора миллиона чиновников стало.
Максим хмыкнул.
— Это обратный эволюционный процесс. С коэффициентом полезного действия столоначальников процентов на пять.
— Если не пара, — буркнул Василий.