– Не ты ли это спрашивала у Варвары про Велесову ночь? – спросила прямо.
Девушка воззрилась на Анну и медленно, неуверенно кивнула.
– И что гадать на девичью судьбу в эту ночь тебе бабушка завещала?
Глашка часто заморгала, но ни слова не сказала и только еще раз кивнула.
– Ты что это, дорогая, язык проглотила? Или, может быть, Варвара на твою судьбу гадала? – еще строже спросила Анна.
Глашка снова замотала головой.
– Что вы, тетенька, откуда у меня таким деньгам-то взяться?! Варвара ничего запросто не делала!
На этот раз ее голос прозвучал честно, и Анна оставила ее в покое. «О ком на самом деле заботилась Евдокия? О Варваре или о ком-то другом?» – промелькнуло в голове. Придет время – разберется. Затем окинула внимательным взглядом комнату. По давней привычке постаралась запомнить расположение мебели, немногочисленных вещей умершей. Память у нее была отменная, и ей было достаточно взглянуть один единственный раз, чтобы потом воспроизвести все увиденное. На этот раз ее способность мгновенно запоминать пришлась очень даже кстати. Она знала, что времени у нее немного. И без того ее желание увидеть жилище умершей вызовет толки и среди прислуги, и в семействе самого дворянина. Клетушка была освещена неверным светом трех лучин. Дневной свет еле пробивался через крошечное слюдяное оконце. Никаких следов борьбы, все было на месте. Еще раз внимательно осмотрела комнату. Подошла к столу, осмотрела кубок. Почерневшее от времени дерево на дне было сухим. Рядом стояла глиняная бутыль. Она поднесла сосуд к носу, судя по запаху – мед. Поколебалась, потом вылила несколько капель на запястье, попробовала. Никакого особого вкуса не почувствовала. Взгляд упал на небольшую бусинку, застрявшую в щели между досками стола. На всякий случай положила находку в поясной кошель. Пробежала взглядом по комнате. Обратилась к большому сундуку, в котором покойная хранила весь свои пожитки. Он был заполнен до отказа одеждой, а на самом дне старательно замотанные в белое полотно лежали пять серебряных рублей, тонкое золотое колечко и небольшая монетка, похожая на пражский денарий. Дальше наткнулась на небольшой берестяной свиток, он ее заинтересовал. Поднесла к неровному свету окошечка, прочитала и положила в свою сумку вместе с монеткой.
– Отведите меня в холодную, я хочу увидеть умершую, – коротко приказала она.
Артемий неожиданно воспротивился.
– Зачем вам, боярыня, видеть-то ее? Царствие ей небесное. Разве подобает знатной женщине на покойников-то смотреть?
– Это мне решать, – спокойно возразила Анна.
– Как вам будет угодно, – пожал плечами слуга, – отведу.
Выйдя во двор, нос к носу столкнулись со стряпухой Степанидой. Та была в распрекрасном настроении.
– Вот, боярыня приказала к Варваре ее отвести, – протянула Артемий, – Евдокию позови.
– А что Евдокию звать, я сама отведу, – вызвалась Степанида, Глашка следовала за ними.
– Покойница, царство ей небесное, добрая псица была, никому прохода не давала, вот сердце небось от усердия и прихватило! – насмешливо произнесла Степанида, откидывая рогожку, прикрывавшую тело.
Глашка побледнела и торопливо перекрестилась, отводя глаза, Степанида, наоборот, уставилась и усмехнулась. Вид мертвого тела, казалось, ее забавлял, и еще в глазах блестело нечто похожее на удовлетворение. Анна приподняла рубаху, тело было покрыто пятнами и ноги опухли. Вспомнила, как легко двигалась Варвара, нет, явно не от подагры. Анна нахмурилась, внимательно осмотрела лицо, ощупала шею, приподняла веки. Аккуратно, одними пальцами, приоткрыла рот покойной, провела пальцем по небу и по языку. Быстро наклонилась и обнюхала лицо покойницы. Еще раз приподняла веки и покачала головой. У Степаниды глаза сначала расширились, а потом понимающе сузились, и она усмехнулась, быстро перекрестившись. "Завтра по Москве пойдут толки, что верховная боярыня Софьи ведьма и чернокнижница", – тоскливо подумала Анна и поморщилась. Но другого выхода у нее не было. Интуиция Софью обманывала редко. И в данный момент важнее было разобраться, что в этой неожиданной смерти было не так. И Великая княгиня не ошиблась, сердце явно было ни при чем. Действие яда? Скорее всего. Но какого? Анна заколебалась, стоило показать Варвару одному из дворцовых лекарей или нет? Еще раз внимательно оглядела покойную и одним решительным жестом опустила дерюгу. Продолжая размышлять обо всем увиденном, достала из небольшой сумки, пристегнутой к поясу, небольшой флакончик и кусок светлого сукна. Налила несколько капель остро пахнущей жидкости на сукно и тщательно протерла сначала лицо, потом руки.
– Что ищите, боярыня, черт свою служку унес! Туда ведьме и дорога! – с непонятным торжеством произнесла Степанида и набожно перекрестилась. – А дом-то освятить надобно, как только похороним!
– При чем тут черт? – не поняла Анна.
– Как при чем?! – удивилась Степанида, – не зря люди про Велесову ночь говорят!
– Типун тебе на язык, Стеша! Что зазря напраслину возводишь! – попробовала вступиться за погибшую Глашка.
– А ты не защищай! Хозяева-то на Варвару как на икону молились, а сколько волка не корми, а он все в лес смотрит.
Степанидино злорадство Анна взяла на заметку. На память пришли слова Варвары о некоем Федьке, катавшемся как сыр в масле у Степаниды. Имела ли стряпуха отношение к неожиданной смерти ключницы? Женщины друг друга явно не любили, но одно дело не любить, а другое отправить на тот свет. Осмотрелась, больше оставаться в холодной надобности не было. Все, что нужно, она увидела, и все, что смогла, поняла. На выходе столкнулась с хозяйкой.
– Доброго дня вам, боярыня, что же вы наверх не поднялись? Если бы не Артемий, так и разошлись мы бы с вами! – певуче произнесла Прасковья Игнатьевна.
– Я обязательно бы поднялась к вам, просто мне сказали, что вы в церкви и пока не приходили.
– За упокой души Варвариной помолилась и свечечку поставила, кроме меня больше некому, – пояснила барыня и благочестиво перекрестилась, только на лице читалось явное и нисколько не скрываемое облегчение.
– Такую грешницу всем скопом отмаливать не отмолишь! – подала голос Степанида.
– Ты что тут, Стеша, забыла, али работы тебе не хватает? – будничным тоном, словно исключительно для проформы, произнесла Лыкова. – Ступай.
Прасковья Игнатьевна грустной не казалась, странно, вроде бы Варвара пользовалась безграничным доверием хозяев, и хорошие слуги на дороге нигде, даже в московском государстве, не валялись. «Хорошо бы понять, – пронеслось в Аниной голове, – ставила ли ты свечку за упокой души твоей ключницы или за избавление от нее?» Подумала и сама собственным мыслям удивилась. Нет, в этом поместье явно было трудно найти того, кого смерть ключницы огорчила, зато тех, кого обрадовала, и искать не надо было.
– Пожалуйте, боярыня, к нам, обед скоро будет готов, не обидьте! – пригласила Лыкова.
Анна согласилась, хотя есть ей хотелось меньше всего, но поговорить с обитателями дома следовало бы, да и ее поспешный уход мог быть воспринят как оскорбление. Кроме того, пока ничего путного узнать не удалось, вот и поговорит с хозяевами и итальянскими гостями за обедом. Правда, к ее разочарованию, никто о смерти ключницы за столом упоминать не собирался. Придется начинать самой, выхода у нее не было. Она вздохнула, прокрутила в голове возможные варианты и, наконец, решилась:
– Я послана великой княгиней, чтобы разобраться со странной смертью вашей ключницы.
– А что в ней странного? – удивился Лыков, – сердце, небось, прихватило.
– Она была отравлена, это убийство! – не стала ходить вокруг да около Анна.
– Отравлена! Убийство! – в один выдохнули присутствующие.
Непрестанно крестившаяся Прасковья стала напоминать ветряную мельницу, Василий пошатнулся, итальянцы переглянулись и побледнели, Лыков единственный, кто оставался спокоен, только заходившие под кожей желваки выдавали волнение.
– Кому она нужна, а Варвара-то? Зачем ее убивать? – возразил дворянин.
– Конечно, – подхватил идею Лыкова верткий Лоренцо и закрутил по своей привычке головой, – повод должен же быть какой-то. Возможно, что сама себя отравила. Ведь дверь, если слуги не врут, была заперта изнутри.
– Точно, наложила на себя руки, – поддержал брата Луиджи.
Анна скептически пожала плечами. Меньше всего Варвара была похожа на самоубийцу. Хотя ни от одной из гипотез отрекаться было не след. Пока она размышляла, ее молчание стало еще больше раздражать присутствующих. Все явно занервничали, и напряжение в комнате стало настолько ощутимым, что к нему можно было прикоснуться рукой. Верховная боярыня же никак не могла решить с чего начать. Софья откровенно дала ей понять, что необходимо в этом деле разобраться. У нее была уже полная уверенность в том, что Варвару убили. Но кто и зачем? Вечные вопросы.
– Я бы хотела сначала, чтобы вы мне рассказали, как прошел вчерашний вечер. Заметил ли кто-нибудь что-то необычное в поведении Варвары, – обратилась она по старшинству к хозяину дома.
Тот нехотя пробасил:
– Все было как обычно, да и откуда нам знать, Варвару мы к столу не звали, ела она с челядью внизу.
Слова боярина подтвердили Прасковья и Василий. Выяснилось также, что итальянцы ужинали у себя, к общему столу не спустились, для них специально стряпуха молочного поросенка с гречневой кашей приготовила, так как Лыковы в тот день ели только постное.
– Разве вчера пост был? – вырвалось у Анны.
– А как же? – не без дальнего умысла вставил Лыков, придав лицу подобающее в данном случае благочестивое выражение, – вы, боярыня Анна, к заморским порядкам привыкли, а в нашем доме все по исконному, вековому обычаю установлено, как наши богомольные деды-прадеды жили, так и мы живем!
Анна выругалась про себя. Оплошности ей было допускать не впервой, но эта была слишком явной. Показывать свое равнодушие к соблюдению постов было по меньшей мере неосторожно. На Руси верили истово, тщательно соблюдая каждый положенный по церковному уставу постный день. Прасковья Игнатьевна тем временем незаметно пихнула в бок своего благоверного. Тоже вздумал ближнюю Софьину боярыню жизни учить! И заторопилась отвлечь знатную гостю от неприятных слов собственного мужа.