– Спасибо за Василису, боярыня! Вот не думал не гадал! Ох и беспокоился я за тебя, Муха! С тех пор, как ты со скоморохами ушла, дня не было, чтобы не вспоминал. Мы ведь вместе росли, боярыня, – обратился он к Анне. – Муха для меня всегда была заместо старшей сестры.
– А Матюша как вытянулся в оглоблю, так сразу стал меня от всех оберегать, защищать. Я за ним как за каменной стеной всегда была!
– Когда ты тогда сбежала, я долго тебя искал. Боялся, что обидят, – с нежностью посмотрел купец на карлицу.
– Тут ты, Матюша, не ошибся, если бы не боярыня, гнили бы мои косточки в сырой земле! – горько проговорила Василиса. В душе карлицы так и не зажила рана, нанесенная бросившей ее на произвол судьбы скоморошьей ватагой. Но она, впрочем, тут же исправилась и уже другим, веселым голосом добавила:
– Я как с барыней Анной в Москву вернулася, так сразу тебя искать начала. Да только бабка Сычиха умерла, а про тебя больше ни слуху ни духу не было. Как же мне было догадаться, что на всю Москву известный купец Матвей Никитин и есть мой Матюша.
– Много воды утекло, Муха, много всякого сладилось и не сладилось в нашей жизни, – задумчиво проговорил Матвей, разглядывая Анну так, словно видел ее в первый раз, она даже поежилась, так ей неудобно стало.
– Да больше сладилось, чем не сладилось, – весело отвечала Василиса.
– Ты вот что, Муха, приходи ко мне завтра. Соскучился я по тебе. А за обедом и поговорим, былое вспомним. Дом мой на Тверской дороге все знают. Спроси Матвеева, любой укажет. Придешь?
– Приду, – только махнула головой Василиса, несколько разочарованная, что сегодня поговорить не удастся.
– И вы, боярыня, приходите, – просто, без церемоний предложил купец, – дом у меня простой, но чем богаты, тем будем и рады.
– С удовольствием приду, – пообещала удивленная таким поворотом событий Анна.
– Ну вот и сладили, – обрадованным тоном проговорил купец и, поклонившись, заторопился к выходу из дворца.
На обратном пути возбужденная больше обычного Василиса болтала без умолку. Впервые за столько лет рассказывала она о своем детстве. Анна слушала, не перебивая. Она открывала ту часть жизни своей служанки, о которой никогда и не догадывалась.
– Родилась я в Вятке. Но как увидели мои мамка с папкой, что убогая я, карла, бабке одной отдали. Заплатили недорого, мол, как вырастет, сама отработает. Не хотели позора такого на семью, стеснялися. А бабка Сычиха злыдня была, таких еще поискать надо. У нее не одна я сирота при живых родителях росла. Приняла она на воспитание и Матюшу совсем маленьким, он меня лет на восемь младше. У него тятька в леса к лихим людям подался, а мамку горячкой унесло. Вот мы и бедовали вместе с Матюшей: наперсток и каланча. С ним я никого не боялась. Да и люди опасались меня обижать. Матюша еще мальчишкой богатырем настоящим стал, а смелый, хоть в драку и не лез, всегда рассудительным был, но и своих в обиду не давал. Я его еще Алешей Поповичем в шутку кликала, богатырем, хоть попросту кулаками не махал. А потом разошлись наши пути-дорожки. Про Матюшу говорили, что он тоже к лихим людям подался, да только зря говорили, оказывается.
"Не думаю, что зря", – усмехнулась про себя Анна, но вслух ничего не сказала. Фигура известного купца ее заинтриговала. Ума и силы он был недюжинной, но как-то больше походил на атамана разбойничьей шайки, нежели на торгового человека. Хотя поди докажи. Оставалось дождаться завтрашнего дня и разобраться со всем на месте.
На следующий день Василиса поднялась ни свет ни заря и зашелестела повсюду. Как Анна не старалась подольше поспать, ей это не удалось. Через час упорной борьбы за то, чтобы задержаться в постели, она сдалась и нехотя поднялась.
– Чего тебе неймется? – позевывая, пожурила она неугомонную свою помощницу.
– Собираться надо, барыня. Мы, часть не к ужину званы, а к обеду.
– Утро еще только, успеем. Мне еще поработать надо.
– В следующий раз поработаете, – резким тоном возразила карлица, и по решительному выражению лица своей служанки Анна поняла, что пререкаться было себе дороже. Встреча с другом детства была для Василисы важнее всего. Она уже переоделась в самый наипараднейший свой наряд и приготовила выходной летник, шитую жемчугом кику с золотым платком для своей госпожи. Анна вздохнула и отправилась предупреждать Андрея Дорогомилова. Тот, лишь узнав к кому приглашена верховная боярыня, махнул головой.
– К нему могу вас отправить не опасаясь. Матвей своих гостей сам сумеет защитить. Да и того, кто на него напасть осмелится, еще поискать надо.
Он не ошибся. У ворот их ожидала легкая повозка на летнем ходу, запряженная парой вороных. Возница, поклонившись, представился Прошкой Маленьким и сказал, что послан Матвеем Никитиным, чтобы доставить к нему именитых гостей. Кличка Маленький полностью расходилась со зверским видом здоровенного детины, но возницей он оказался умелым. Повозка не шла, а летела, кони были резвыми, а Прошка уверенно правил, ловко обходя выбоины и избегая колдобин.
– Ребятки заждались вас, Василиса Михайловна, всякому хочется на подругу детства нашего Матвея посмотреть, – запросто произнес он, нисколько не заботясь о приличиях, – да и о вашей красоте и уме, боярыня, мы наслышаны! – с простодушной улыбкой произнес великан.
– Спасибо, тебе, Прошка за добрые слова! – от души поблагодарила Василиса.
До дома они донеслись вмиг. Никитин жил в большой усадьбе на выходе из Тверской слободы. Дом был обнесен высоким частоколом из солидных сосновых бревен. "Не дом, а крепость, осталось только познакомиться с гарнизоном," – подумала про себя Анна. И гарнизон полностью оправдал ее ожидания. Уже первый страж, открывший ворота, больше походил на разбойника с большой дороги, нежели на слугу почтенного московского купца. Во дворе их поджидали остальные, рассматривая прибывших с откровенным интересом. В этот момент на крыльцо вышел сам Матвей.
– Это мои ребятки, вы уже познакомились, – и заметив несколько ошарашенный вид, с которым Василиса рассматривала удальцов, успокоительно сказал, – не бойся, Муха, они смирные. Я на них, как на себя, полагаюсь.
Вид у смирных ребяток был как у бандитов с большой дороги. Они прошли вслед за Матвеем в обширные, больше похожие на просторный холл, сени. Потом зашли в большую, хоть и приземистую, но хорошо освещенную залу. Свет, проникая сквозь витражи, рассеивался и окрашивал все в мягкие, праздничные тона. Стены были увешаны фламандскими гобеленами и китайскими шелками. Персидский желто-черный ковер из тонкой шерсти устилал комнату от стены до стены. Огромный, в полкомнаты, дубовый стол был застлан узорчатой скатертью с вышитыми неведомыми цветами и птицами. Золотые и серебряные кубки, отполированные до блеска серебряные блюда с изысканными яствами заполняли стол.
– Ну не обидьте, чем богаты, тем и рады, – пригласил хозяин к столу.
Анну с Василисой уговаривать было не надо. От аппетитного вида и тонкого запаха кушаний у них уже слюнки потекли. Хозяин же весело разговаривал и то и дело подливал лучшего итальянского вина, привезенного, по его словам, с Сицилии, из Тосканы и Ломбардии. Никак не ожидала она в доме московского купца встретить такую изысканность и такой выбор блюд. Были лебеди, запеченные с яблоками и черносливом, молочный поросенок, рябчики, политые аппетитным соусом, угри, запеченные в сметане, на десерт: марципан, земляничное, смородиное и малиновое желе, медовые коржики, таявшие во рту. Такое разнообразие великокняжескому столу было впору. Да и Великий князь мог себе позволить такое пиршество только по праздникам, а никак не в обычный ничем не примечательный день. Ее мысли высказала вслух Василиса.
– Мы так и во дворце-то не едим, как ты нас угощаешь, Матвей. Вот уж не думала не гадала роскошь такую встретить. Расскажешь кому – не поверит…
– А тебя рассказывать никто не просит, – неожиданно резко прервал ее Никитин и потом, спохватившись, добавил, – не серчай, но лучше про увиденное да услышанное чужим людям не говорить. Нам зависть княжеская и боярская ни к чему. Я человек простой, торговый, а деньги всегда завистливый глаз приваживают.
– Не бойтесь, Матвей, – уверила его Анна, – мы с Василисой люди неболтливые, и зависти правильно вы опасаетесь.
– Спасибо за понимание, – сказал и весело улыбнулся, а в светлых глазах блеснул какой-то странный огонек, сверкнул и тут же погас.
– Знала я, что ты, Матюшка совсем уж неугомонный, ты всегда говорил, что с дорогой у тебя лен не делен и никакой путь тебе не страшен.
– Так и получилась, любезная моя Василиса, не сиделось мне на месте, я сначала считай полсвета обходил, Пермскую землю видел, за горы Уральские да на реку Обь хаживал, до самой Югры доходил. Литовские и польские города видел, в Казань-город захаживал, до Орды добирался. А уж русскую землю всю вдоль и поперек исходил, что Новгород, что Ростов Великий, что Тверь белокаменную, что Рязань и Суздаль, все видел. Потом ватагу собрал, стал купеческие караваны охранять, потом сам к торговле приохотился, заладилось у меня, вот тебе и весь рассказ.
Следом он обратился к Василисе, и Анну затянуло в круговорот когда радостных, когда печальных "а помнишь". Воспоминания Матвея и Василисы продлились до полдника, и только после у Анны, наконец, появилась возможность расспросить гостеприимного хозяина.
– А с Иваном Мельниковым вы давно знакомы?
– Давно, да только сказать, что как свои пять пальцев знаю, не могу. Только одно могу сказать, что повезло Лыкову с ним!
– А может наоборот, Мельникову повезло с Лыковым?
– Не-ет, – протянул Матвей, – дворянин ваш только гусем выступать горазд, а в деле никакущий, так что именно Лыкову повезло с Мельниковым, а не наоборот. Такого помощника как Иван днем с огнем не выищешь, только странный он, вроде бы знаю его, а иногда такое ощущение, что он только одну сторону показывает, которую людям видеть хочется! Скользкий он, как угорь скользкий! К такому я спиной ни за что не повернусь, себе дороже обойдется, с ним ухо востро держать надо.