Выбор невелик, но лучше погибнуть, покрыв себя славой отважного воина, чем корчится на колу ожидая смерти как избавления. И турки и арабы были достаточно изобретательны, чтобы осложнить и без того печальное существование в плену и вдали от родины.
За малейшую провинность и непослушание могли посадить на кол, утопить или отрубать по частям руки, ноги, а затем и голову, которую после казни водружали для устрашения на острие копья или пики. Все зависело от того, к кому ты попадёшь, хотя на снисхождение рассчитывать в любом случае было глупо.
И всё же, на какое-то время на каравелле воцарилась мертвая тишина. Ответа ни да, ни нет не было. Капитан испанского корабля, просоленный морем морской бродяга не спешил сдаваться, продолжая тянуть время и лихорадочно искать выход для спасения для себя и своих людей.
Помимо команды, состоящей из пятнадцати офицеров и пятидесяти матросов, на корабле находилось двадцать пять канониров и девятнадцать курсантов не считая слуг и взятых в плавание пассажиров.
Кроме этого, для охраны груза и борьбы с пиратами, на борту присутствовали две сотни солдат из личной гвардии Хуана Альвареса де Толедо.
Личная гвардия испанского гранда состояла из отчаянных храбрецов, большая часть которых находилась на турецкой посудине, поскольку именно гвардейцы первыми кинулись на абордаж рассчитывая захватить галеру одним наскоком.
Секунды казались часами, таково было напряжение, которое все возрастало и возрастало. В конце концов, решение было принято и турки решили сами атаковать каравеллу имея численное превосходство и наличие стреляющих огнем палок.
Прозвучала гортанная команда, а затем полуголые, заросшие бородою до самых бровей турецкие разбойники в шароварах и красных фесках, начали выдвигаться вперед.
Те, кто имел в руках железные палки, а таких насчитывалось человек пять или шесть, поддерживали их редкими выстрелами опасаясь попасть в своих же единоверцев. По всему было видно, что навыков обращения с таким оружием ни у кого из них не имеется.
Откуда в руках у пиратов появилось эти магические жезлы изрыгающие огонь и смерть, оставалось неразрешимой загадкой. Многие склонялись к выводу, что без нечистой силы тут явно не обошлось.Паника охватила многих из подданных испанской короны и только кастильская гордость, и то, что они были окружены водной гладью не давало испанцам отступить или сдаться на милость победителя.
Между тем пираты осторожно пробирались вперед, опасаясь арбалетных болтов летящих с каравеллы по наступающим. С близкого расстояния арбалет пробивал не защищенных доспехами сарацинов почти навылет.
К тому же стрелять по испанцам мешали свои же товарищи, так как стрелки из чудо-оружия не отличались особой меткостью и ранили своих же братьев-мусульман идущих в атаку.
Однако последующие события изменили весь план сражения, ещё раз подтвердив непредсказуемость Фортуны, которая еще более коварна и капризна, нежели обычная женщина. Малейший повод может изменить ее настроение, а значит и судьбу тех, кто зависел от этих капризов на этот раз.
Вдали раздался сильный грохот и в небеса взметнулся огромный столб яркого оранжевого пламени, а спустя мгновение повалили клубы густого чёрного дыма. И турки и испанцы проследив взглядом направление взрыва подумали об одном и том же, и мысли эти были нерадостные.
Что может полыхать так ярко, что средь бела дня пламя видно за много миль над гладью Средиземного моря.
В ту сторону направилась вторая турецкая кадырга и преследующий её испанский двухпалубный бриг.
Вопрос, кто взорвался и почему? Вот что волновало людей с обеих сторон. Кому теперь ждать помощи, а кому ещё одного противника?
Ведь тот, кто окажется в большинстве, получит решающее преимущество и выиграет схватку, которую испанцы уже считали проигранной.
Теперь же, они воспряли духом и вопрос кто кого, еще более остро стал витать в воздухе, придавая и тем и тем, ожесточения и решимости.
С командного мостика расположенного на юте галеры послышались раздраженные крики капитана и его приближенных. Подгоняемые окриками квартмейстера турки мало-помалу продвигались к намеченной цели.Тот, кто мог карать и миловать по своему усмотрению любого, кроме капитана, первого помощника и боцмана корабля, сам повел абордажную команду на приступ. Казалось, что захват каравеллы неизбежен и все, кто находился на ней приготовились подороже продать свои жизни.
И снова, Фортуна и Господин Счастливый Случай выкинули фортель, которого не ожидал никто из испанцев.
Из-за скамеек расположенных по обеим сторонам кадырги начали выскакивать полуголые люди в лохмотьях и обрывках тряпья, вооруженные цепями, камнями и какими-то палками. Они кидались на всех, до кого могли дотянуться и тех, кто попадал к ним под руку, били с яростью и отчаяньем обречённых.
Впрочем, так оно и было на самом деле.
Это были галерные гребцы, которые пользуясь суматохой на корабле и нападением испанцев смогли убить галерного бея - надзирателя следящего за рабами и разомкнуть ножные кандалы.
Не обращая внимания на стреляющие палки и сабли в руках турецких воинов рабы запрыгивали в обложенные мешками огневые точки и брали их одну за другой. И хотя многие были убиты и ранены, количество рабов все возрастало, по мере того как освобождались всё новые и новые люди.
Испанцы, наконец-то, сообразили что произошло и кинулись помогать остервеневшим гребцам захватывать судно, с те и сами неплохо справлялись, вооружившись взятым в бою холодным оружием.
Спустя некоторое время победа была одержана, и на турецкий корабль сошёл предводитель гвардейцев Хуан Альварес де Толедо.
Испанский гранд, граф де Оропеса и родственник знаменитого герцога Альбы, он приказал обыскать корабль, а сам уселся в услужливо подставленное кресло и приказал привести к нему капитана этой галеры.
В это время подбежал начальник его личной гвардии и стал что-то взволнованно докладывать, склонившись и шепча ему прямо в ушную раковину.
— Разберёмся капитан, разберёмся. А пока, пленников связать, перевести на каравеллу и запереть в трюме. Галерных рабов одеть, помыть, накормить и пускай отдыхают. Раненых в лазарет, а каравелла на всех парусах пойдёт туда же, куда направился бриг и вторая галера. Может быть как раз в этот момент ему нужна наша помощь. — Граф де Оропеса повернулся к капитану и встал. — Показывай, что там такого, что мне самому нужно на это взглянуть? Что мы никогда захваченных галер не видали?!
Глава 31 Средневековье. Развязка
Глава 31. Средневековье. Развязка
Ты никогда не узнаешь, какая пуля тебя убьет.
Ведь на пулях не пишут имена.
Пабло Эскобар
Войдя в капитанскую каюту граф с интересом огляделся по сторонам осматривая довольно просторное помещение. И если помощник капитана, квартмейстер и старший боцман теснились в узких кубриках, похожих на платяные шкафы для одежды, то здесь можно было расположиться довольно-таки комфортно.
Понятие комфорт, на судне, вещь весьма относительная, но валяющиеся тут предметы роскоши не оставляли сомнения, кому принадлежала эта каюта. Самое удивительное, что в каюте было много вещей непонятного назначения, а также различных штуковин, которые обычно используют женщины.
А ведь на корабле, женщины всегда были под строжайшим запретом. Что же заставило турецкого капитана нарушить священное табу моряка? Спросить у турка уже не получится, потому как раненый прыгнул за борт, предпочтя смерть плену и унижению.
Сама же хозяйка, роскошных туалетов, благовоний, зеркал и гребней из слоновой кости находилась невдалеке. Она была прикручена к остову кровати, с которой убрали набитый соломой матрац и пышную пуховые перину, накрытую покрывалом из соболей.
Помимо того, что её связали самым варварским способом, она была сильно ранена в двух или даже трёх местах, но крови почти не натекло, да и сама пострадавшая пребывала в полном сознании. Из глаз красавицы вылетали молнии способные испепелить дотла любого мужчину.
Граф даже слегка опешил от того варварства, которое сотворили с красивой женщиной его солдаты, а потому коротко приказал: «Немедленно развяжите даму! Вы что тут все, охренели! Мать вашу перемать!»
Но никто из стоящих даже не шелохнулся.
И тут рассказ Дитмара вновь прервался. Стена из бочек, которые он взгромоздил друг на друга с таким старанием частично разлетелась в разные стороны, а частично провалилась внутрь того уютного гнездышка, которое они с настоятелем для себя оборудовали. Дубовые бочки для вина всё-таки обладают немалым весом, а потому когда и одному, и второму, прилетело по голове, оба на какое-то время выпали из реальности.
К тому же они были жутко пьяны, так как проговорив почти сутки напролёт не переставали прикладываться стакану, благо недостатка в вине монастырь никогда не испытывал.
Когда же настоятель обители пришел в себя, то картина, которую он узрел была совершенно безрадостной, если не сказать большего.
Собеседники, мило беседовавшие между собою, до этого печального момента, лежали на полу в том же самом монастырском подвале. Руки и ноги у обоих были перетянуты веревками так, что связанные едва-едва могли шевелить конечностями и кончиками опухших пальцев.
Стянутые через чур туго, они моментально затекли и мужчины испытывали ноющую тупую боль. Кровь к ним почти что не поступала и оба понимали, что если и далее никто не ослабит тугие путы, то гангрена обоим пьяницам обеспечена.
В рот, каждому, засунули по обрывку сыромятного ремешка, стянутого на затылке, из-за чего священники могли лишь мычать, словно молодые бычки предназначенные на убой.
Да-да, настоятель и эконом лежали, мыча и хлопая глазами, которые им пока еще не завязали. Благодаря этому, они имели возможность спокойно обозревать подвал и тех кто в нем сейчас находился.
Рядом с главою монастыря стоял деревянный ящик, на котором восседал Бертран, его недавний сопровождающий. Это ему, было велено прийти сюда через сутки, если аббат не появится и не отменит приказ. Сутки, ещё не прошли, но исполнительный малый уже вернулся.