Велетская слава — страница 12 из 26

перед; если конь не задевал копий ногами, то предвещалась удача, и народ шел на дело; если животное наступало на копья или, тем паче, перемешивало их, то задуманное предприятие отменялось.

Завтрашнее же гадание будет не о союзе с франками – на таком не настаивал даже Эбурис, - напротив, у Триглава будут спрашивать, стоит ли откликаться на призыв Драговита, выступить на войну против ободритов. Князь Рерика Вышан хочет оторвать Щетин от велетского союза и этого же хочет король Карл – поэтому его посланец и прибыл в Щетин. Если завтра конь перемешает копья – значит, поход на ободритов не угоден богам и Щетин не поддержит князя. И Всевед уже знал, чем обернется завтрашнее гадание – недаром он взял кувшинчик с приготовленным из редких трав зельем. Священного коня оно не убьет, но голову ему изрядно замутит – а значит, завтра конь будет спотыкаться и гадание не удастся – а ведь это и нужно франку.

Поглаживая тычущегося ему в плечо коня, Всевед достал кувшинчик, сковырнув просмоленную пробку, уже готовясь вылить зелье в кормушку.

- Вмешиваешься в волю богов, жрец!?

Не веря своим ушам, Всевед в ярости обернулся – никто не смел войти в святилище! Перед ним стояла молодая женщина в странном облачении – черная рубаха с короткими рукавами и непристойно укороченная юбка выше колен. На рубахе – глубокий вырез и меж упругих грудей висит на цепочке серебряная пластинка, изображавшая некое оскаленное существо, наподобие кота. Красивое лицо портила наложенная на левый глаз золотая повязка, вроде той, что прикрывала глаза самого Триглава.

- Как смела ты явиться в обитель бога? – грозно произнес жрец, - наглая девка, ты умрешь за это святотатство!

-Бога, чью волю ты искажаешь? - она говорила на вендском с акцентом, который Всевед слышал от купцов-саксов, - ты, кто готов продать честь племени за христианские подачки, смеешь говорить мне о святотатстве?! Не ты, но я буду карать тебя за кощунство!

Она сдвинула повязку – и на Всеведа уставился страшный, будто змеиный глаз, полный нечеловеческой злобы и губительной силы. Один лишь раз взглянул на него жрец и тут же почувствовал, как его горло словно сдавило тисками. Его глаза налились кровью, изо рта пошла пена и, корчась в предсмертных судорогах, Всевед повалился на пол.

Надвинув снова повязку, Инга равнодушно переступила через мертвое тело и небрежно потрепала по густой гриве тянувшегося к девушке черного коня.

Наутро по всему Щецину прошла весть о том, что Всевед, подкупленный золотом франков, пытался подпоить священного коня дурманящим зельем. Само зелье было найдено в храме, где возле трехглавого идола лежал и мертвый жрец. На теле не было найдено ни единой раны, но лицо искажал такой ужас, что тут же пошел слух, что сам Триглав поразил Всеведа за его кощунственный замысел. Франки и ободриты, не дожидаясь пока разъяренная толпа растерзает их за святотатство, бежали из Щецина. Им не препятствовали – старейшины города, не желая раньше времени ссориться с королем Карлом, не были заинтересованы в смерти легата.

Новый жрец Триглава, Ядун, давний соперник Всеведа, взялся провести обряд гадания. Во внутреннем дворе храма, в присутствии всех старейшин, младшие жрецы положили на землю девять копий. Потом вывели из храма вороного коня. Ядун – тощий мужчина с костистым лицом, обрамленным черной бородой, - вскинул руки, призывая своего бога.

- Триглав-Всеядец, владыка небес, земли и преисподней! Скажи, угоден ли будет тебе поход на ободритов? Нужно ли нам откликнуться на зов Драговита, князя велетов?

Вороной, как-то хищно оскалившись, покосился на старейшин налитым кровью глазом и, гордо подняв голову, трижды прошел взад и вперед через копья, не задев ни одного. Все присутствующие разразились воинственными криками. За всеобщим ликованием мало кто заметил укрывшуюся в тени молодую женщину в жреческом облачении и с золотой повязкой на глазу. Второй глаз Инги горел адским торжеством, алые губы кривились, обнажая зубы в злой улыбке.

Тени империи

Королева Фастрада лениво потянулась на роскошном ложе, устланном византийскими шелками и, сбросив покрытое замысловатыми узорами покрывало, забросила голую ногу на спящего рядом Карла. Не открывая глаз, король что-то пробурчал себе под нос и, внезапно повернувшись, сгреб супругу в охапку, подминая ее под себя и наваливаясь сверху.Молодая женщина, обхватив ногами мужскую талию, громко стонала, извиваясь под могучим телом и чертя ногтями на обнаженной спине кровавые борозды. Наконец, ритмично двигавшаяся внутри нее мужская плоть напряглась и запульсировала, орошая семенем женские недра. С удовлетворенным вздохом, король слез с жены, опрокидываясь на спину и кладя руку на живот Фастрады. Та, ухватив его ладонь, опустила ее ниже, накрыв ею свое лоно.

- Я буду молить Бога, чтобы именно сегодня, - горячо сказала она, - ты зародил во мне сына. В такую ночь и в этом городе, он должен родиться особенным.

- Почему бы и нет, - король встал, набрасывая на плечи льняную рубаху, - здесь, у Престола Святого Петра, может родиться выдающийся священник или аббат.

- Я надеюсь на большее, - почти прошептала Фастрада, но Карл, натягивая штаны, все же услышал ее и снисходительно кивнул в ответ.

-Может и так, - кивнул он, - например, епископом. Ладно, мне пора. Я попрошу Его Святейшество передать свое благословление твоему сыну…То есть нашему сыну.

Он одел сине-зеленый плащ и, улыбнувшись Фастраде, вышел из покоев. Королева, раздосадовано прикусив губу, тоже начала одеваться.

-Ваше Величество, - нежный голосок послышался от дверей и на пороге появилась миловидная девочка, лет четырнадцати, с длинными светлыми волосами и голубыми глазами, - ох, простите, я надеялась застать отца.

Фастрада с трудом подавила раздражение, нацепив приветливую улыбку – зная о любви Карла к своим дочерям, она не могла себе позволить проявлять к ним открытую неприязнь. Эта хоть еще нормальная – в чем-то даже Фастрада видела в ней себя в юности. Да и планам королевы эта девчонка никак не угрожала.

-Все в порядке, Ротруда, - сказала она, - король сейчас беседует с папой и, похоже, это затянется надолго. Может, я могу тебе чем-то помочь?

-Я слышала, что скоро к отцу приедут греки, - девушка залилась алой краской, - это значит, что меня увезут в Константинополь?

-Это решит твой отец, - королева усадила девочку на кровать рядом с собой, положив ей руку на колено, - а ты бы хотела, наконец, увидеть своего жениха?

Девочка подняла взгляд на королеву и та, к своему удивлению, увидела в ее больших глазах крошечные слезинки.

-Нет, - чуть слышно ответила Ротруда.

Трапезная в Латеранском дворце была убрана с необычайной роскошью – понтифик не скупился на украшение своей резиденции. Всюду висели тирские ковры, меж которых просматривалась искусная мозаика, покрывшая стены. Посреди трапезной возвышался большой стол, уставленный золотой утварью, изумлявшей резной и чеканной работой. За столом могло поместиться с полсотни человек, но сейчас лишь двое завтракали здесь. Король Карл большим ножом отхватывал огромные куски от зажаренного целиком поросенка. Отдавал он должное и дичи на вертелах и запечённому угрю и сочным оливкам и куриным яйцам, чья скорлупа была раскрашена соком из листьев шпината и свеклы. Однако к красному вину, налитому в большой кувшин, он почти не притрагивался – так же как и сидевший напротив понтифик. Папа Адриан, - худощавый мужчина с окладистой бородой и живыми глазами южанина, облаченный в белую сутану,украшенную драгоценными камнями и расписанную изображениями орлов, львов и единорогов,- терпеливо ожидал, когда коронованный гость, утомленный Великим постом, наконец, насытится пасхальным разговением.

- Благодарю, ваше святейшество, - расслабленно Карл откинулся на спинку кресла, - снова я праздную Пасху в этих стенах и всякий раз вы оказываете мне прием, лучший, чем я заслуживаю.

-Первый патриций римлян не должен ни в чем нуждаться в граде князя апостолов, - мягко произнес папа, - я всегда рад принимать ваше величество во владениях, что предоставил Святому Престолу еще император Константин, а ваш отец подтвердил грамотой, отдающей мне всю Италию. Надеюсь, что и вы, как владыка, всем подобный Константину, отдадите святой церкви апостола Петра все, что ей подобает..

- Вам и так даровано многое, - заметил Карл, - весь мир внимает слову первосвященника.

-К сожалению, ему внимают даже не все в Италии, - удрученно сказал папа, - многие земли, обещанные вашим отцом, до сих пор удерживают греки и лангобарды. Адельхиз, сын Дезидерия мутит воду в Константинополе, а его союзник, герцог Беневенто Арихиз, тайно списывается с патрицием Сицилии и сам жаждет того же титула.

-Если это тайна, то, как об этом узнали вы? – спросил Карл, - есть доказательства его вины или все это слухи?

-Прямых доказательств нет, - раздосадовано признал Адриан, - но, зная Арихиза и особенно его жену Адельбергу сложно представить себе что-то иное.

-От дочерей Дезидерия хлопот побольше чем от его сыновей, - кивнул Карл, - в Беневенто интригует Адельберга, а в Баварии Лютперга подбивает на мятеж Тассилона.

- Вот видите! – воскликнул понтифик, - не будет спокойствия, пока в Италии останутся те, кто бредит возрождением Королевства Лангобардов! Тот же Арихиз уже именует себя королем и облекается в порфиру, подобно кесарю!

- Он воюет с Григором, герцогом Неаполя, - заметил Карл, - и вряд ли ссора со Святым Престолом и мной – то, что ему нужно сейчас. Вы же знаете, что он уже направил ко мне своего сына Ромоальда, с богатыми дарами и заверениями в верности.

- Это все ложь!- воскликнул папа, - ложь, чтобы отвести вам глаза. Как только ваше Величество покинет Италию, он, вместе с греками, нападет на Рим. Пока вы здесь, прошу вас, - ударьте по Югу так, чтобы раз и навсегда истребить тамошний гадюшник.

-Понимаю ваше негодование, - кивнул Карл, - но я и так веду слишком много войн, чтобы ссориться еще и с Византией.