-Я спасаю тебя во второй раз, - проворчал Старкад, опуская окровавленную секиру, - и что только Фрейдис нашла в таком дохляке, как ты?
Люб был слишком изумлен, чтобы оскорбиться: с благоговейным ужасом он уставился на Старкада, что лишился почти всех доспехов – и даже одежда его превратилась в окровавленные лохмотья. Сквозь прорехи виднелись страшные раны, половина которых давно убила бы обычного человека: шея и плечи Старкада были изрублены в мясо, а на груди зияла столь большая рана, что из нее только что не вывалились легкие. К тому же берсерк потерял один палец на правой руке.
Старкад криво усмехнулся изуродованным ртом, заметив взгляд Люба.
- Заживет, - буркнул он, - я заговорен, - он обернулся к остальным данам и крикнул, - Сигфред пал от руки венда! Да здравствует конунг Годфред!
Сам Годфред, залитый кровью с ног до головы, только что сразивший одного из гаутских ярлов, даже в горячке боя расслышал этот зычный крик. Глаза его, и без того горевшие жаждой крови, в тот же миг заполыхали бешенством берсерка.
- Месть за нашего короля!- вскричал новый конунг.
-Месть! Месть! Месть! – закричали даны, - Годфред, веди нас!!!
Смерть Сигфреда не принесла Харальду победы – слишком тяжелые потери понесло его войско, в то время как даны, сплотившиеся вокруг молодого конунга, рвались отомстить за старого. Да и сам Харальд получил слишком много ран, чтобы надеяться выжить.
-Ты этого хотел, Бруни? - зло обратился он к своему советнику. Как ни странно, за всю битву тот не получил ни царапины и даже его доспехи выглядели так, словно их обладатель не участвовали в бою. Сам Бруни почему-то прятал лицо от своего повелителя.
-Я к тебе обращаюсь, мерзавец! – Харальд ухватил его за плечо, разворачивая к себе и тут же удивленно вскрикнул, - да ты же не Бруни!
Слуга взмахнул рукой и этот, казалось бы, несильный удар, разом сбросил конунга на окровавленную землю. В следующий миг «Бруни» сорвал с пояса палицу и обрушил ее на голову владыки Гаутланда.
-Мы скоро встретимся, мой храбрый Харальд, - уголками губ улыбнулся вероломный убийца. Сойдя с колесницы и укрывшись синим плащом, он быстрым шагом прошел через все поле и исчез в лесу, так никем и не замеченный.
Смерть Харальда окончательно лишила боевого духа свеев и гаутов, также как и остальных воинов, торопившихся сдаваться новому конунгу данов. В знак окончания битвы и своей победы, Годфред приказал возвести два огромных погребальных костра для Харальда и Сигфреда и все люди с усердием принялись за это дело. Годфред, приказал возложить на колесницу Харальда тела отца и двоюродного деда, украсив повозку золотыми попонами. Затем он велел запрячь в колесницу двух коней, которых конунг сам же и зарубил своей секирой. Вокруг этой колесницы был разожжен костер, где и сгорели оба великих вождя. Годфред меж тем обходил стоявших со скорбным видом знатных воинов, настойчиво призывая их бросать в него оружие, золото и иные богатства, дабы оба воина предстали перед Всеотцом во всем блеске своей славы и достатка.
Княжич велетов не участвовал в погребении: Люб возвращался к своим кораблям, когда вдруг услышал жалобный стон из-под груды мертвых тел. Морщась от боли в ушибленной руке, он отбросил один из трупов – и увидел распластанное на земле черное знамя с красным вороном. Его древко все еще держала тонкая рука. Озаренный внезапной догадкой, Люб, позабыв обо всех ранах, отбросил еще несколько тел – и увидел лежавшую среди трупов красивую девушку со светло-русыми волосами. Тело ее покрывало множество ран, но смертельных вроде бы не было. Серые глаза девушки недоверчиво уставились на княжича и тот приветливо улыбнулся воительнице.
- Не бойся, - снисходительно сказал молодой человек, - Люб, княжич велетов не убивает пленных – особенно таких красивых.
Девушка слабо улыбнулась, но даже сейчас в этой улыбке читался дерзкий вызов.
- Нужно что-то более опасное, чем самоуверенный юнец, чтобы напугать Власту, княгиню чехов, - сказала она, - но раз ты взял меня в плен – может, ты вытащишь, наконец, меня отсюда?
Люб усмехнулся и, протянув руку, помог Власте подняться.
Путь к Империи
- Итак, ты признаешься в покушении на жизнь своего короля?
Голос Карла был тих, но от этого он не стал менее сильным – словно раскаты грома вдали, предвещавшие скорую грозу. Король франков восседал на троне в зале судебных заседаний, облаченный в вытканную золотом одежду и украшенную драгоценными камнями обувь. Светлые волосы монарха венчала корона из золота и самоцветов. Рядом с ним, в столь же богатом платье, восседала черноволосая женщина, с красивым, но надменным лицом. Указательный палец на правой руке украшало золотое кольцо с большим изумрудом. Голубые глаза с ненавистью смотрели на стоявших перед троном мужчин со связанными руками, охраняемых рослыми стражниками в кольчугах и при оружии. Впереди стоял высокий человек густыми волосами напоминавший черногривого льва – и по львиному же смело смотрел он в лицо Карла. Его плечи покрывал зеленый плащ, расшитый золотыми и серебряными нитями.
-Граф Гардрад, - вновь заговорил монарх, - я спрашиваю тебя еще раз: ты правда замышлял убить меня или меня ввели в заблуждение?
-Истинная правда, - кивнул Гардрад, - если бы только люди, на которых я рассчитывал не оказались столь робкими, ты бы никогда не переправился живым через Рейн!
Лицо женщины исказилось злобой, тонкие пальцы невольно стиснули рукав одежды Карла, но тот, аккуратно, но решительно убрав ее руку, снова обратился к графу.
-Почему? Разве я был плохим королем в Тюрингии?
-Был хорошим, - сплюнул граф, - пока не начал выжимать нас, словно мокрую губку, выдавливая последнее.
-Собранные налоги шли на войну во имя веры, - сказал Карл, - или для тебя ничего не стоит обращение язычников? Или твое христианское сердце не радуется при мысли, что заблудшие во тьме души увидят свет Христа?
- Мое сердце не возрадовалось бы, если бы из-за этих войн мне пришлось пойти по миру, - фыркнул Гардрад, - да если бы дело было только в этих податях. Ты собирался выдать замуж мою дочь за Эбуриса, за это животное…
-Твоя дочь была уже просватана, - напомнил ему Карл, - и ты, в нарушение закона, разорвал помолвку. Мой человек велел тебе отдать дочь, но ты отказался подчиниться и стал подбивать всю Тюрингию к мятежу.
-Я дал свое согласие, потому что не знал, что из себя представляет Эбурис, - мотнул головой граф, - как только я узнал, что он творил в Саксонии, то сразу разорвал помолвку. Я знаю, кто хотел устроить эту свадьбу – та ведьма, что ты усадил рядом с собой на трон. Это она побуждает тебя лить кровь снова и снова, эта проклятая змея, отравляющая землю самим своим дыханием…
-Замолчи, негодяй! – не сдержалась королева.
-Успокойся Фастрада, - король успокаивающе похлопал ее по руке, - я мог бы простить дерзость, если бы она касалась только меня. Но терпеть поношение своей королевы я не буду. Поскольку ты замыслил измену …
-Я не изменял тебе, - гордо ответил Гардрад, - и не давал клятвы верности.
- Все так, - кивнул Карл, - и теперь я исправлю эту ошибку. Ты и твои люди отправятся в под охраной в Рим, Нейстрию и Аквитанию, чтобы на могиле князя апостолов и на раке с мощами святых, публично принести присягу в верности мнеи моим сыновьям - Карлу, Людовику и Пипину. После этого тебе отрубят голову за измену, как и тем, кто наиболее повинен в мятеже, а остальных ослепят и отправят в монастырь. Если же ты откажешься дать клятву верности или попытаешься сбежать...что же, вы все равно умрете, но заодно я опустошу Тюрингию, как раньше Саксонию, не пощадив никого, герцог Эбурис станет владеть твоим домом и твоя дочь станет ему не женой, но рабыней.
Граф даже отшатнулся от таких слов.
-Вы этого не сделаете…ваше Величество.
-Сделаю.
Какое-то время король и граф мерились яростными взглядами, после чего граф, словно лишившись некоего стержня, обреченно опустил плечи.
-А если…я сделаю это, моя дочь останется в безопасности.
-Да, - кивнул Карл, - она может постричься в монахини.
-Хорошо, - граф опустил плечи, разом лишившись воли к борьбе. Покорно он дал себя вывести стражникам. Вслед за ним увели и его людей. Как только за ними закрылась дверь, Карл сокрушенно осел на троне, покачав головой.
- Иногда я чувствую, что превращаюсь в чудовище, - с горечью произнес он
- Не в чудовище, но во владыку, величайшего из всех, что были у франков, - пылко произнесла Фастрада, - ты должен носить не королевский, но императорский титул. А чтобы достичь этой цели – нужно беспощадно вырвать все семена смуты.
-Ты права, - произнес Карл, - у меня и так слишком много врагов извне, чтобы я терпел еще измену и у самого сердца моего королевства. Но будет и мне урок – теперь с каждого знатного человека я буду требовать клятву верности лично мне – и пусть потом они обрекают свои души на вечные муки, если вздумают поднять мятеж снова.
-Мудрое решение, мой король, - кивнула Фастрада.
-Как только я покончу с заговорщиками, - продолжал Карл,- я отправлюсь в Италию – давно пора приструнить Арихиза. Надо будет заглянуть и в Баварию – Лютперга, дочь Дезидерия и жена Тассилона, подбивает его на бунт. Говорят, герцог направлял послов и к аварам. Жаль только, что за всеми походами, так мало времени я могу уделить семье.
-Я присмотрю за Теодрадой, - кивнула королева, - и за остальными детьми,– ведь я люблю их не меньше чем собственную дочь. Жаль, что не все они отвечают мне тем же.
-Пипин, - Карл нахмурился, - мой первенец сильно отдалился от меня.
-Он знает, что он не зачат в браке, - заметила Фастрада, - и поэтому он завидует Карлу, Людовику – и особенно Пипину. Его Горбун ненавидит с особенной страстью – ведь он считает, что тот украл у него имя твоего отца.
-Пипин теперь король Италии, - сказал Карл, - Людовик правит в Аквитании, а Карл, унаследует всю империю. Мой горбатый ублюдок не зря считает, что его обошли.