Не у всех дела шли так здорово, как у подполковника Ардерна, но все—таки к концу дня итальянская 10–я Армия была разгромлена. 1–я ливийская, 4–я чернорубашечников, 2–я ливийская дивизии и группа Малетти (эквивалент танковой дивизии) сложили оружие и отправились в лагеря для военнопленных, вместе с большей частью 64–й дивизии «Катанцаро» и частями 2–й дивизии чернорубашечников. Спаслась только 63–я дивизия «Кирена». В плен попал генерал Галлина. К 12 декабря О'Коннор захватил 39000 пленных — больше, чем у него было солдат. Один британский командир батальона не без юмора сообщил, что захватил «5 акров офицеров и 200 акров рядовых». Удивленный Уэйвелл сразу увидел, что существует возможность одним ударом уничтожить всю итальянскую империю в Африке. Он изменил план операции. Вместо 5–дневного наступления с ограниченными целями Уэйвелл начал полномасштабный блицкриг. Полагаясь в основном на захваченные итальянские припасы, 16 декабря он атаковал итальянские войска в форте Капуццо на ливийско—египетской границе и захватил несколько тысяч пленных. Потери Соединения Западной Пустыни были минимальными.
Итальянская 10–я Армия быстро превратилась в дезорганизованную толпу. Люди бросали оружие и толпами бежали в тыл, пытаясь найти убежище в прибрежных крепостях Бардия и Тобрук, которые Грациани приказал удерживать любой ценой. В этот момент О'Коннор был вынужден временно остановиться, потому что 4–я индийская дивизия была отправлена в Судан, чтобы действовать против войск герцога Аосты. О'Коннор осадил Бардию, но не начинал штурм до 3 января 1941 года, когда из Палестины прибыла 6–я австралийская пехотная дивизия.
Муссолини и итальянский народ возлагали большие надежды на защитников Бардии, так как этот город считался самым сильно укрепленным пунктом во всей Ливии. Обороной командовал генерал—лейтенант Аннибале Бергонцоли, известный своей стойкостью. Гарнизон состоял из следующих дивизий: 2–я чернорубашечников, 62–я «Мармарика», 63–я «Кирена». Город пал через 2 дня. Англичане захватили еще 38000 пленных, 462 пушки, 127 танков, 700 грузовиков. Общие потери англичан составили около 500 человек. Австралийцы захватывали укрепления с такой легкостью, что шли в бой, распевая детские песенки.
После капитуляции гарнизона Бардии итальянцы содрогнулись. Если англичан не удалось остановить в Бардии, можно ли их вообще остановить? Внезапное падение крепости вызвало волну паники, распространившуюся по всей колонии. Через 2 дня пала еще одна великолепная крепость — Тобрук. Англичане захватили еще 25000 пленных, в том числе командира XXII корпуса генерала Питасси Манелла, его штаб и всю 61–ю дивизию «Сирт». Было захвачено более 200 пушек и 87 танков. Были захвачены Соллум и Дерна, сдалась 60–я дивизия «Сабрата». Поражение за поражением сыпались на голову наследников гордых римлян. Пал Бенгази, пал Беда—Фомм. 3000 английских и австралийских солдат при поддержке 32 танков уничтожили 17–й артиллерийский полк «Павия», последнюю уцелевшую итальянскую танковую часть, довершив уничтожение 10–й Армии. Ее командир генерал Теллера (Грациани недавно сместил Берти) был смертельно ранен в Беда—Фомм и скончался через несколько дней.[4] Не спасся ни один человек. О'Коннор захватил 20000 итальянцев, 216 полевых пушек и примерно 100 танков. Союзники потеряли менее 50 человек. Один из австралийцев заметил: «Полиция в Тель—Авиве заставляла нас потрудиться больше». Комментируя итоги кампании легионов Муссолини, Роммель заметил: «Итальянские войска имели все основания совершенно не доверять своему вооружению и испытывали сильнейший комплекс неполноценности, который преследовал их всю войну…»
Наконец 8 февраля генерал О'Коннор захватил Эль—Агейлу. Теперь он находился недалеко от Триполи — последнего узла сопротивления итальянцев в Ливии. Менее чем за 2 месяца итальянская 10–я Армия перестала существовать. Были уничтожены все ее дивизии: пехотные 1–я, 2–я и 4–я чернорубашечников, 1–я и 2–я ливийские, 60–я «Сабрата», 61–я «Сирт», 62–я «Мармарика», 63–я «Кирена», 64–я «Катанцаро», а также танковая группа Малетти. Итальянцы потеряли 130000 человек, 1300 пушек, 400 танков, 150 самолетов. При этом потери англичан составили около 2000 человек. Для защиты Триполи остался только усиленный артиллерийский полк из Сирта и импровизированный гарнизон в составе 4 дивизий из состава 5–й Армии Итало Гарибольди. Они должны были удерживать 25–мильную линию обороны вокруг города. Совершенно ясно, что город был обречен, но тут союзники совершенно некстати ввязались в новую авантюру на материке. Гитлер сосредоточил около 600000 солдат на Балканах, намереваясь вторгнуться в Грецию. Черчилль категорически отверг совет Уэйвелла, который хотел, чтобы О'Коннор продолжал наступление на Триполи. Премьер—министр распорядился послать самых опытных солдат и большую часть авиации из пустыни в горы Греции. Сделав это, он забыл один из лучших советов Фридриха Великого: «Тот, кто защищает все пункты, не защитит ни одного». Сэр Уинстон упустил свой лучший шанс добиться полной победы в Северной Африке, только для того чтобы организовать еще одно катастрофическое поражение на материке. Гитлеровский блицкриг смял Югославию за неделю, а Грецию — менее чем за месяц. Тем временем, 3 февраля Адольф Гитлер сказал офицерам своей ставки, что потеря Северной Африки не слишком важна с военной точки зрения, но окажет слишком сильное психологическое воздействие на Италию. Это также освободит около дюжины британских дивизий на Средиземноморском театре, которые противник сможет использовать «более опасным образом… Мы должны всеми силами помешать этому». Поэтому он решил оказать военную помощь итальянскому диктатору и сформировать Африканский корпус в составе 1 танковой и 1 легкой дивизий. Сначала Верховное Командование сухопутных войск (ОКХ) выбрало в качестве командира генерал—майора барона Ганса фон Функа, старого кавалериста, а потом танкиста, который командовал 5–й легкой дивизией.[5] Однако Гитлер недолюбливал аристократа фон Функа и отвел его кандидатуру, воспользовавшись в качестве предлога скандальным разводом. Взамен он предложил своего любимчика генерал—лейтенанта Эрвина Роммеля, командира 7–й танковой дивизии. В качестве утешения ОКХ назначило фон Функа командиром этой самой дивизии.
Эрвин Иоханнес Ойген Роммель родился 15 ноября 1891 года в Хайденхайме в Швабии, земле бывшего королевства Вюртемберг. Его строгий отец (которого, кстати, тоже звали Эрвин) был директором школы, как и его отец. Самое хорошее, что Роммель мог вспомнить о нем — отец постоянно задавал вопросы из школьной программы, к большому разочарованию своего не рвавшегося учиться сына.[6] Однако у маленького Эрвина было относительно счастливое детство, несмотря на то что сам он был слабым, болезненным и вялым. Он проводил свое свободное время в мечтах и не проявлял интереса к играм, спорту и девочкам. Однако уже в раннем детстве он показал способность переломить себя, если это требовалось. Как—то в начальной школе учитель спросил Эрвина, как пишется какое—то слово. Роммеля это совершенно не интересовало, и он ляпнул что—то совершенно невпопад. После того как класс отсмеялся, учитель сказал, что он распустит всех на каникулы, если Эрвин сдаст экзамен по грамматике. Не обращая внимания на хихикающих одноклассников, Роммель выпрямился и пристально посмотрел на учителя, слова которого он понял буквально. На следующий день он правильно написал все слова из предложенного диктанта. Однако, когда обещанные каникулы так и не наступили, Роммель снова стал делать лишь необходимый минимум, чтобы к нему не приставали. Так прошло его отрочество. Но в юношеском возрасте он внезапно стряхнул свою апатию. Он с энергией принялся за учебу, начал развивать силу и выносливость. Эрвин ездил на велосипеде, бегал, занимался гимнастикой, играл в теннис, ходил на лыжах, научился кататься на коньках. В нем прорезались многие черты, которые считаются характерными для жителей Вюртемберга: вера в свои силы, стойкость, упорство, прагматизм, верность и бережливость. Он был открытым, даже немного простоватым человеком, и оставался таким до самой смерти. Материальная сторона жизни его почти не интересовала. Много лет спустя, когда его книга стала бестселлером, он был удивлен размерами своего банковского счета и новыми поступлениями. Однако Роммель всегда сохранял интерес к различным техническим новинкам и вообще новым идеям. Например, когда ему было 14 лет, он с товарищем построил настоящий планер и опробовал его в полете, хоть полет и оказался не слишком далеким. Но это было огромное достижение для юноши, особенно если учесть, что на дворе стоял всего лишь 1906 год. И до первого полета братьев Райт еще оставалось 3 года.
В довольно молодом возрасте и совершенно самостоятельно Эрвин Роммель решил стать солдатом. Что подтолкнуло его к такому решению — не известно. Исключая его отца, который недолгое время служил лейтенантом запаса в артиллерии, в семье Роммеля военных не было. Кроме того, в германской армии всегда господствовала прусская аристократия. Самое большее, на что мог рассчитывать молодой Эрвин — уход в отставку в относительно низком звании майора (если повезет) с небольшой пенсией. Его отец был против такого выбора профессии, но когда увидел, что Эрвин полон решимости, он сделал все, чтобы помочь сыну, включая небольшую денежную помощь. Он также купил мундир своему фанен—юнкеру. 19 июля 1910 года молодой Эрвин был зачислен рядовым в 124–й (6–й Вюртембергский) пехотный полк в Штутгарте. Через 3 месяца он был произведен в капралы, а в начале 1911 года — в унтер—офицеры. В марте 1911 года Роммель поступил в военное училище в Данциге, чтобы стать офицером. Он не был лучшим учеником в своем классе и даже считался немного неловким, но поражал офицеров своим вниманием, энтузиазмом, силой воли, а также умом, твердостью характера и исключительным чувством долга. Он закончил военное училище и вернулся в 124–й полк в Штутгарт, где 27 января 1912 года ему присвоили звание лейтенанта.