«Их залпы постепенно ложились всё ближе. Мы увидели красно-чёрную вспышку попадания нашего снаряда в «Лютцов». В 15.51 мы увидели попадание в среднюю часть «Лайона», а через пару минут в нас попали 2 снаряда калибра 305 мм, которые временно вывели из строя дальномерный пост. В 15.56 противник находился примерно в 10° позади нашего траверза, двигаясь на юг. Обе эскадры вели такой быстрый и решительный огонь, что было ясно — в ближайшие минуты должно что-то случиться».
Второе попадание в «Лайон» предупредило Битти, что вести бой на дистанции 11.000 ярдов нежелательно, так как противник может использовать среднюю артиллерию, которой британские корабли не имели, поэтому он повернул на 2 румба вправо. Хиппер в это же время тоже решил, что дистанция слишком мала, и повернул на SO.
Английский линейный крейсер «Лайон».
Офицер, находившийся на борту линейного крейсера «Нью Зиленд», шедшего в хвосте колонны Битти, вспоминал: «Мы с трудом поверили, что бой действительно начался. Всё это слишком походило на учения. Мы и немцы повернули на почти параллельные курсы и ждали, пока дистанция сократится, прежде чем открыть огонь. Все вели себя хладнокровно и выполняли свои обязанности почти механически». Однако очень быстро англичане на своей шкуре ощутили, что кровавая реальность боя всё-таки отличается от учебных стрельб. Как только немцы нащупали дистанцию, они начали добиваться попаданий. Противник находился в более благоприятной ситуации, так как солнце освещало английские корабли, а ветер уносил дым прочь, не мешая немецким наводчикам. Сразу после того, как немцы открыли огонь, «Лайон» и «Тайгер» получили по три попадания, зато немецкие корабли оставались невредимы ещё 5 минут, лишь потом снаряд с «Куин Мэри» вывел из строя одну башню «Зейдлица». Весь расчёт башни погиб. Самое интересное, что уроки боя на Доггер-банке не пошли англичанам впрок. Снова началась путаница с распределением целей. 6 линейных крейсеров Битти не смогли разобраться с 5 германскими. «Дерфлингер» оставался необстрелянным почти 10 минут, прежде чем «Куин Мэри» перенёс огонь на него и сразу добился попадания. Впрочем, это не имело столь большого значения, как это пытаются представить историки, потому что за это время «Дерфлингер» попаданий не добился. «Тайгер» тоже перепутал цели, как и в бою на Доггер-банке, и стрелял по «Мольтке» вместо «Зейдлица». Точнее, как и в том бою, артиллеристы капитана 1 ранга Пелли стреляли в молоко. Тогда они приняли всплески снарядов «Лайона» за собственные, а сейчас начали наводить вообще по «Регенсбургу», маячившему где-то позади линейных крейсеров Хиппера. И Битти, и Джеллико считали Пелли не соответствующим должности, но почему-то именно он командовал лучшим из британских линейных крейсеров. А в целом этот эпизод стал ещё одним доказательством пренебрежения к боевой подготовке со стороны Битти. Вспоминает старший артиллерист «Дерфлингера» фон Хазе:
«По какой-то ошибке нас оставили в покое. Я мрачно усмехнулся и открыл огонь по противнику совершенно спокойно, как на артиллерийских учениях, постепенно улучшая меткость».
С первых минут боя британские линейные крейсера начали жестоко страдать от вражеского огня. Лейтенант У.С. Чалмерс, находившийся на мостике «Лайона», вспоминает:
«К 16.00 мы сцепились с врагом по-настоящему. Его стрельба была феноменально точной. Вражеские снаряды, падая в море вокруг нас, поднимали столбы воды выше наших труб. Эти фонтаны обдавали нас водой. Временами сквозь грохот боя мы слышали зловещее жужжание осколков и видели сверкание полированной стали, когда они пролетали над мостиком. Я взглянул назад и увидел, как одна из наших шлюпок превратилась в облако щепок. Мы надеялись, что противник получает такие же тяжёлые удары. Однако пять серых силуэтов регулярно выплёвывали языки огня из орудий. Ничего страшного с ними явно не происходило. Мы ничего не могли сказать о нанесённых им повреждениях, так как в белом тумане не видели падений собственных снарядов. В это время на мостик прибежал окровавленный сержант морской пехоты. Он потерял фуражку, его одежда обгорела, и вообще он казался немного спятившим. Я спросил его, что случилось. Измученным голосом он ответил: «Сэр, башня Q взорвалась. Весь расчёт погиб, и мы затопили погреба». Я посмотрел назад. Бронированная крыша башни Q загнулась, как крышка консервной банки. Из зияющей дыры поднимались клубы густого жёлтого дыма, стволы орудий беспомощно задрались вверх».
Каноническая история этого эпизода выглядит так. Снаряд с «Лютцова» пробил крышу средней башни флагманского корабля Битти и взорвался внутри. Как и на «Зейдлице», в бою у Доггер-банки, вспыхнули заряды в рабочем отделении под башней, огонь помчался по элеватору в погреб. Корабль мог погибнуть, однако этого не случилось. Командир башни майор морской пехоты Ф.Дж. Харви, который получил смертельное ранение, успел отдать приказ задраить двери погреба и затопить его. Когда огонь спустился в перегрузочное отделение, матросы в погребе успели захлопнуть двери, позднее их так и нашли — держащимися за кремальеры дверей. Из 100 человек расчёта башни Q уцелели только двое. Официальная британская история утверждает, что только самообладание и исключительное мужество майора Харви спасло корабль. «В долгой, кровавой и славной истории Королевской Морской Пехоты нет другого имени и подвига, которые можно было бы поставить выше этих», — сказал Уинстон Черчилль. Харви стал первым из тех, кто заслужил Крест Виктории в этот день.
Однако, судя по всему, дело обстояло несколько иначе. Попадание снаряда только вывело из строя башню, и не более того. Через две или три минуты после взрыва старший артиллерийский содержатель Александр Грант пришёл в погреб башни Q. Как раз в это время один из уцелевших в рабочем отделении спустился по трубе элеватора в перегрузочное отделение башни и доложил Гранту о происшествии, тот немедленно приказал задраить двери погреба, а потом и затопить его. Лишь в 16.28, когда Грант подошёл к люку, ведущему из перегрузочного отделения на главную палубу, из люка вырвался столб пламени, в котором сгорело несколько человек пожарной партии, то есть попадание и опаснейший пожар разделял изрядный промежуток времени. Как только дым рассеялся, остатки пожарной партии под командованием Гранта спустились в перегрузочное отделение и обнаружили, что погиб почти весь расчёт снарядного погреба, погибли люди в перегрузочном отделении и в помещении распредщита. Краска в отсеках почернела и обуглилась, но оборудование всё-таки работало.
Позднее возникло предположение, что огонь из башни проник в рабочее отделение по кабелям электропроводки, так как лишь они полностью выгорели, но это всё-таки лишь предположение. Так или иначе, в рабочем отделении вспыхнул пожар, пошедший вниз по элеватору, всего загорелось 8 картузов с порохом. Отчасти «Лайону» помогло то, что раскалённые газы вырвались наружу через развороченную крышу башни, отчасти помогла предусмотрительность Гранта. Пламя поднялось выше мачт, а переборки погреба выгнулись внутрь, хотя он и был заполнен водой. Если бы не это, «Лайон», несомненно, постигла бы судьба «Индефетигебла» и «Куин Мэри». Легко представить, что могло произойти, если бы вспыхнули 15 или 20 картузов…
Интересно отметить, что в меморандуме Джеллико от 16 июня 1916 года, где описываются повреждения линейных крейсеров, ни слова не говорится о поступке майора Харви. Там лишь отмечается, что он отправил посыльного на мостик, после чего командир «Лайона» приказал затопить погреб, при этом на узле связи переспросили, действительно ли это приказ командира. Дело в том, что во время боя на Доггер-банке на том же «Лайоне» по ошибке затопили погреб башни А, и теперь были приняты некоторые меры предосторожности против подобных оплошностей. Но так или иначе, Крест Виктории получил именно майор Харви. Гранта тоже не обидели. Через пару месяцев после битвы его произвели в лейтенанты ВМФ, поставив человека, прослужившего на флоте 20 лет, вровень с сопляками, вчера закончившими военно-морской колледж. Его даже наградили, правда, почему-то французы своей Военной медалью.
Отметим, что, хотя погреб и был затоплен своевременно, всё-таки офицеры «Лайона» допустили грубую ошибку, стоившую жизни многим морякам. После затопления погреба необходимо было немедленно вывести людей из всех помещений башни и убрать картузы с элеватора, однако этого никто не сделал.
А через 4 минуты с соединением Битти случилась первая катастрофа. «Фон дер Танн» обстреливал «Индефетигебл» уже 15 минут, а в 16.03 с немецкого корабля увидели на нём несколько сильных взрывов, сначала в средней части, а потом в корме. Британский линейный крейсер скрылся в огромном облаке чёрного дыма. С «Нью Зиленда», шедшего прямо перед несчастным кораблём, видели, как два или три снаряда одновременно попали в район кормовой башни, повалил густой дым, но никакого пламени не показалось. И тут стало понятно, что «Индефетигебл» больше не может следовать в кильватер «Нью Зиленду». Корабль заметно сел кормой и начал валиться на левый борт, судя по всему, взорвались кормовые погреба и вырвали кусок днища. Практически тут же в «Индефетигебл» попали ещё два снаряда — в полубак и прямо в носовую башню. Снаряды пробили броню и взорвались уже внутри корпуса, так как сначала тоже ничего не было заметно, но буквально через полминуты в небо поднялся гигантский столб пламени. Чтобы добиться этого, «Фон дер Танн» затратил 52 снаряда калибра 280 мм и 38 снарядов калибра 150 мм.
С «Нью Зиленда» увидели, как «в «Индефетигебл» попали 2 снаряда с «Фон дер Танна». Один попал в полубак, второй — в носовую башню. Оба взорвались при попадании. Потом прошло ещё около 30 секунд, и корабль взорвался. Первый взрыв произошёл в носовой части. Сначала вверх взлетело полотнище пламени, за которым поднялось облако густого тёмного дыма, совершенно скрывшее корабль из вида. В воздух полетели всяческие обломки. Совершенно целый 50-футовый паровой катер подлетел почти на 200 футов днищем вверх»