Доказать это было совсем не просто. Генеральная прокуратура обратилась к органам юстиции Чехословакии. Из Праги сообщили, что Антонин Кубечек имел патент на антикварную торговлю до Второй мировой войны, был арестован нацистской уголовной полицией в 1943 году за спекуляцию и сидел в концентрационном лагере в Байройте. После войны торговал в своем прежнем магазине, пока его не слили с народным предприятием «Антиква» в 1952 году. Все документы до слияния антикварных магазинов остались на дому у владельцев. После смерти отца сын Кубечека сжег документы в 1955 году. Возможно, вместе с другой контрабандой, переправлявшейся по дорогам голодной и разбитой Европы, некто доставил картины в Прагу и передал антиквару. Пражские органы юстиции в 1958 году не могли установить, приобрел ли Кубечек картины Кранаха от кого-то или получил из вторых рук. Занимаясь антиквариатом многие годы, Кубечек, несомненно, понял, что предлагаемые картины — подлинники Кранаха. Так как воры и контрабандисты больше интересовались в то время продуктами, напитками и сигаретами, то, скорее всего, достались работы антиквару дешево. Явившийся в 1946 году денежный клиент Максимилиан Унгар, штабс-капитан одной из западных армий, намеревался осесть в Праге. Однако в 1948 году, определившись со своей дальнейшей жизнью, Унгар отправился на конгресс медиков в Англию и больше не возвращался в Чехословакию. Возможно, картины он вывез ручным багажом нелегально, а возможно, подруга врача, Е.Бенеску, эмигрировавшая официально, вывезла картины со своим багажом. Документов на вывоз этих картин из Чехословакии не было, а в Лондоне это значило одно — контрабанда.
Изучению подверглись денежные документы доктора Унгара. В счете за приобретенные работы не значилось описание и авторство картин, а это значило, что Кубечек при продаже скрыл их. Возможно такое было лишь в том случае, если продавец заведомо получал большую сумму за дорогостоящий антиквариат. Большая часть суммы была присвоена, налоговые органы получали документ о выплате налогов с заниженной суммы. В Чехословакии выяснили, что доктор Унгар слыл знатоком антиквариата и приобретал вещи с разбором, а это значило, что намеренно меньшая сумма была вписана в документы с обоюдного согласия. Чехословацкий юрист доктор Герман, исследовав документы по выплате налогов Кубечеком, пришел к выводу, что отсутствие автора в счетах — факт намеренный, ведь при наличии имени создателя власти вряд ли позволили бы официально вывезти такие ценности в Англию. И что самое интересное из поступивших в лондонский суд документов, а точнее, из их отсутствия — справка, что доктор Унгар не подавал заявления на официальный вывоз художественных ценностей за границу…
Из отчета чехословацкой Генеральной прокуратуры делался вывод, что доктор Унгар располагал достаточными средствами для приобретения картин за сумму, гораздо большую, чем было указано в счете на 95 000 крон. По справке налогового управления Праги от 1946 года, доктор имел приличный доход как доцент-медик, хранил немалые сбережения и получил в долг от брата Йозефа Унгара 160 000 крон.
Йозеф Унгар, доктор медицины, проживал в то время в Англии и вполне мог рассчитывать, что воссоединившийся с ним брат возвратит взятый долг и, возможно, даже с процентами. Если «Портрет мужчины» в 1917 году был приобретен за 167 208 марок, то, с учетом изменения курса, эта сумма только за одну картину должна составить 1 400 000 крон, а значит, сумма 95 000 в счете совершенно формальна, и такой странный самообман антиквара и ценителя искусства мог свидетельствовать, что оба знали о купле-продаже краденого.
Юристы Чехословакии дали заключение, что любой суд страны вряд ли посчитает сделку честной, а человека, «владеющего» картинами, — «правомочным владельцем».
Для английских юристов такое заключение было достаточно ясным, что означало возвращение картин законным владельцам — Дрезденской галерее. И все же решение затягивалось. Лондонские юристы требовали привезения в Лондон юристов из Чехословакии, бывших работников антикварной лавки, наконец, представления подлинных документов, а не заверенных копий из Чехословакии.
С затягиванием суда росли и расходы на проведение экспертиз и заседаний. Доктор Унгар, как это он делал, видимо, неоднократно, произвел имущественные манипуляции, что выразилось в его банкротстве, и суд не мог рассчитывать, что он выплатит судебные издержки.
Тогда адвокаты Дрезденских художественных собраний предложили закончить процесс соглашением сторон, что, конечно, лишало галерею права победителя, но и при оплате одних судебных издержек давало возможность возвращения двух прекрасных работ Кранаха за 7500 фунтов стерлингов. Из этой суммы выплачивались издержки суду, а оставшиеся деньги шли на выплату Унгару его доли в 95 000 крон, истраченных в 1946 году.
После утверждения решения лондонским судом и признания владельцем двух картин Кранаха Дрезденской картинной галереи фирма «Кристи, Мэнсон, Вудс» получила разрешение на отправку в Дрезден редких произведений.
Но даже и после 27 мая 1959 года, когда завершился процесс, картины продолжали еще оставаться в Лондоне — лондонская Национальная галерея попросила через адвоката Рубинстейна продемонстрировать в своих залах редкие художественные ценности как доказательство того, что Великобритания помогает немецким музеям восстановить свою былую цельность.
ПИРАТЫ, ЦАРИ, ПАПА И СУДЬБА ШЕДЕВРА
Родившийся между 1430 и 1435 годами нидерландский художник Ханс Мемлинг вошел в историю живописи как один из блестящих и эмоциональных интерпретаторов религиозных притч. С его произведениями случались разные истории, заставлявшие задерживаться перед ними не только верующих, но и любознательных людей.
Самая трагическая и невероятная произошла с триптихом «Страшный суд», исполненным по заказу итальянского торговца Анджело Тани и его жены Катарины. Когда работа была завершена, ее погрузили на итальянский корабль «Святой Матвей», который через Лондон должен был доставить работу нидерландского мастера во Флоренцию, где ей предназначалось украшать городской собор. Однако судьба распорядилась иначе.
В XIV–XV века Союз Ганзейских городов играл значительную роль в развитии торговли на севере Европы, управляя не только путями движения товаров, но и взаимоотношениями городов. Соблюдая интересы тех членов Союза, которые платили дань, Ганза преследовала купцов и мореходов, нерадиво относившихся к общим интересам. Особенно доставалось торговым судам Англии и Голландии, противившимся могуществу Ганзы.
В 1461 году между Ганзой и ее противниками началась самая настоящая пиратская война. И та, и другая стороны дали капитанам многих своих судов патенты на захваты судов противника, на откровенные грабежи торговых караванов. В городе Любек города-участники Ганзейского Союза образовали даже суд, который делил захваченные товары и давал право командам каперов получать легально свою долю грабежей. Часто появлялся на суде капитан каперского корабля «Петр Гданьский» Пауль Бенеке, энергичный и удачливый охотник на море. Его каравелла была быстроходной и хорошо вооруженной, само занятие скрашивало суровую, монотонную жизнь. Известны разные похождения Пауля Бенеке, но один из рейдов запомнился и самим пиратам, и горожанам Гданьска.
В тихий солнечный день 10 апреля 1473 года каравелла, покинувшая порт в Любеке, курсировала в прибрежных водах Северного моря, следя за проходящими кораблями и карауля те их них, что везли товары в сторону Англии, досаждавшей Ганзе. В этот раз на ее пути оказались два небольших парусника под флагом нейтральной Бургундии, направлявшиеся к ненавистным портам.
Пауль Бенеке решился на военные действия. Его быстроходная каравелла догнала и взяла на абордаж «Святого Матвея». Крючья, багры, канаты, абордажные сабли, пистолеты — весь набор пиратского вооружения был использован на полную мощь, и бургундские правители получили сообщение о проведенном бое на борту нейтрального судна. Было убито девятнадцать, а ранено около сотни итальянцев, а хроники Гданьска не оставили сведений о потерях пиратов, зато отметили, что добыча была огромной. Кожи, ткани и драгоценности, захваченные на «Святом Матвее», оценивались в 60 тысяч монет, то есть в стоимость хорошего корабля, но главным трофеем оказался закрытый ящик, внутри которого были обнаружены плоские доски, тщательно завернутые в ткани и шкуры.
Перед пиратами предстало яркое и завораживающее изображение «Страшного суда». Ангелы, слетающие на землю, звуками своих магических труб возвещали наступление Судного дня. Архангел Михаил в черном блестящем панцире взвешивал души, как только одна чаша божественных весов перевешивала, души праведников и грешников попадали в ведение либо ангелов, либо чертей. Группа праведников ожидала спокойно и смиренно введения их в Царствие Небесное, в то время как ловкие, изворотливые черти пиками и ухватами, плетьми и шипами сталкивали грешников в пылающие бездны Ада.
У монументальных ворот небесной цитадели праведников встречал облеченный божественным доверием и символом своей власти — ключом Святой Петр, показавшийся, видимо, пиратам неким предсказателем их собственной судьбы. Может быть, эта символическая встреча изображения Петра-праведника и грешников-пиратов с каравеллы «Петр Гданьский» сохранила удивительное художественное произведение, в целости и сохранности доставленное в Гданьск.
Однако против того, чтобы триптих Ханса Мемлинга остался навсегда на берегах Балтийского моря воспротивились многие сильные мира сего. Принц Бургундский требовал от Ганзейского Союза не только возвращения всего товара, захваченного пиратами, но и художественного произведения, предназначенного для Флоренции. Римский папа Сикст XIV издал специальную буллу, доставленную в городской совет Гданьска папским нунцием. Этот документ требовал, наоборот, возвращения «божественного» изображения и потом уже товаров с нейтрального судна. Городской совет не только не прислушался к воззваниям, но сразу же решил, что реалистическое и нравоучительное изображение должно стать достойным украшением Мариацкого костела города, где оно несколько столетий, помимо духовного воздействия на прихожан, напоминало им о бурных XV и XVI веках.