В эмиграции оказались А.Толстой и И.Бунин, Д.Философов и М.Цветаева, Н.Рерих и А.Бенуа, М.Добужинский и К.Сомов, Ж.Баланчивадзе, Т.Карсавина, И. Рубинштейн, М.Кшесинская и тысячи других деятелей культуры, вне России появилась вторая культура русского народа, которая сохранила традиции, историю, творцов и возможность развития.
И лишь сегодня мы можем свободно знакомиться с сочинениями Немировича-Данченко, Амфитеатрова, Алданова, П.Краснова, И.Бунина, Д.Мережковского, А.Ремизова, Б.Зайцева, А.Куприна, И.Шмелева, Н.Берберовой, созданными на чужбине для будущей России. Чуть раньше вернулись на родину произведения И.Стравинского и С.Рахманинова, имя Ф.Шаляпина.
И все же есть гигантский пласт русского искусства эмиграции во Франции, Германии, Америке, Австралии, Китае, который мало известен в России и, скорее всего, останется загадкой еще на долгие годы.
Русские эмигранты верили, что их задача в изгнании — не только сохранить, но и развить национальные традиции, школы, направления. Одни мастера (в основном, старшего поколения) продолжали совершенствовать творчество в академических русских традициях, другие — более молодые, активно вели поиск своего пути.
И знаменитая Карнеги-галерея, государственный музей Сиднея (Австралия), Брюссельский театральный музей приглашали русских мастеров, приобретали их работы из-за их приверженности русской школе искусства, своей собственной культуре.
И хотя для сегодняшней России потеря сотен полотен А.Яковлева, Х.Сутина, М.Шагала, Б.Григорьева, В.Шухаева, С.Судейкина, Д.Бушена, С.Сорина — настоящая трагедия, сознание того, что существуют в океане искусства произведения русской школы XX века, заставляет гордиться. Вот только о многих из них надо бы узнать побольше.
Удивительным явлением эмиграции, поддерживавшим культуру самим фактом своего существования, были знаменитые берлинские и манчжурские Дома художников и литераторов, где собирались музыканты, писатели, художники, поклонники, издатели, журналисты, где представляли шедевры, спорили и удивлялись.
Как только в Париже собралось несколько членов объединения «Мир искусства», они открыли выставку в галерее на улице Боэси, ставшую, как писали газеты, «праздником русского искусства». Там были представлены знакомые имена, с произведениями привлекательными и загадочными, спокойными и цельными, но еще к тому же и новыми, созданными в последние год или два.
Выставка, о которой никогда не писали в советской печати, собрала несколько сотен первоклассных работ в блестяще оформленных интерьерах, послуживших концертной площадкой для оркестрантов знаменитого оркестра Кусевицкого, исполнявшего музыку Прокофьева, Стравинского, Глазунова. Успех выступления был отмечен не только эмигрантской, но и французской прессой. Художников «Мира искусства» пригласили принять участие в Осеннем салоне. Поступили предложения показать русское искусство в Лондоне и Венеции. Русская колония в Берлине рассчитывала на приезд мирискусников в Дом искусства той же осенью. Заговорили о создании единого союза художников России в изгнании.
Будто подводя некую черту, художники выставили серии эскизов декораций и костюмов, создававшихся для «Русских сезонов» С.П.Дягилева и для театра-кабаре «Летучая мышь», руководимого Н.Балиевым. На выставке как символы русской культуры демонстрировались портреты Анны Павловой и Иды Рубинштейн Бакста, иллюстрации к народным сказкам «Василиса Прекрасная», «Жар-птица», «Семь Семеонов» И.Билибина, портреты Е.Н.Брешко-Брешковской, Сергея Рахманинова, поэтессы А.Сергеевой, Б.Григорьева, серия эпических картин-пророчеств Н.Рериха, картина — реконструкция московского кремля XVII века и образы россиян Д.Стеллецкого.
Пожалуй, главным достижением этой демонстрации русского искусства было то, что французское правительство решилось приобрести прямо на выставке работы, которым было суждено стать экспонатами Люксембургского музея Парижа. Газеты даже писали, что картины приобретались для Лувра.
Так, полотна А.Яковлева «Марионетка», В.Шухаева «Ню в интерьере» и С.Судейкина «Катенька» заняли место в одном из престижных музеев Европы. Именно эти приобретения начали «изъятия» художественных ценностей у художников-эмигрантов. Мирискусники привлекли к себе молодых мастеров, и признав их, по существу растворились в новом искусстве. Скульпторы О.Цаткин, С.Судьбинин, А.Улин, Х.Орлова, А.Гурдиан мыслили пластическими образами, плохо укладывавшимися в традиции скульпторов-мирискусников — Д. Стелл ецкого, П.Трубецкого. Натюрморты Т.Шильтяна или Е.Ширяева, мощные образы П.Челищева, формалистические пейзажи К.Терешковича, болезненные портреты предтечи экспрессионизма X.Сутина, передвижнические и вялые восточные пейзажи М.Рундальцева, энергичные композиции Г.Мусатова, П.Нилуса, Кремния — все это говорило, что время «Мира искусства» закончилось, а новые настроения в живописи, в пластике требуют иных решений, иного языка,
В эмиграции еще были две выставки под старым названием, но интерес к ним проявляли уже только по инерции, да еще из-за музейных соображений. Даже молодые участники объединения: С.Судейкин, Б.Григорьев, А.Серебряков, Д.Бушей искали возможности демонстрировать свои работы в составе театральных, исторических экспозиций, а чаще самостоятельно, а другие, присоединившиеся к мирискусникам в памятном 1921 году, прямо противопоставляли свое творчество сложившимся стереотипам.
Никита Балиев с театром-кабаре «Летучая мышь» за один сезон сделал четыре программы, переходя со сцены на сцену парижских и лондонских театров. Перемежая миниатюры на русском и французском языках, конферансье разыгрывал с группой артистов сценки из русской жизни. Художники С.Судейкин и Н.Ремизов своими декорациями, яркими, нахальнолубочными и очень характерными, содействовали успеху театра-кабаре, создавая ему образ не только забавного, но и зрелищного.
Судейкин придумал и стилизовал костюмы к нежно-лирической пьесе «Четочки-трещеточки», сентиментальной «Пасхе», красочной пьесе «Трио». Ремизов мастерски имитировал народный лубок в миниатюре «Песнь о Вещем Олеге», карикатуру-пародию «Скоропостижная смерть коня», историческую пародию на времена Павла I — «Парад солдатиков». Музыкой для миниатюр служили произведения Римского-Корсакова, Бородина, Мусоргского, Глинки, танцы ставил балетмейстер Романов.
Переехавшие из Парижа в Лондон комедианты Н.Балиева столкнулись здесь с самым дорогим, самым нарядным, самым эффектным из спектаклей, оформленных Л.Бакстом — «Спящая красавица», к оформлению которого С.Дягилев привлек еще и других живописцев: Аллегри, Полунина, Шевалье. Это был спектакль, расстроивший если не окончательно, то значительно отношения между бывшими мирискусниками Дягилевым и Бакстом, и Сергей Павлович стал все чаще и чаще обращать внимание на театральных мастеров других школ, внося в балеты и оперы новые настроения и новые живописные решения.
Художественная жизнь Европы с русским участием стала полнее и ярче. Парижский театр «Вье Ко-ломбье» ставит пьесу А.Толстого «Любовь — книга золотая» в декорациях Сергея Судейкина. Берлин привлекает публику на неожиданную выставку абстрактных и скульптурно-живописных произведений Ивана Пуни, парижские коллекционеры задумывают историческую экспозицию из своих собраний, рассказывающую об интересных традициях коллекционирования и о традициях, питавших русское изобразительное искусство от Брюллова до Репина.
Сложно начинался 1921 год в европейском искусстве. Появились русские и заявили о себе в скандальном «Салоне независимых», где всегда кто-то скандалил. В этот раз — русские.
Январь — холод и дождь, равнодушие и неверие, а в Париже: «Золоченый тигр» Паткина, «Портрет Яковлева» Орловой, кубистический рельеф Липшица «Елена Гребнова», «Голова женщины» Якова Луначарского, серия бюстов Сергея Юревича: «Желание», «Хитрость», «Мольба», «Печаль», «Ненависть» и рядом с ними не миф, не символ, а идол — «Голова Бетховена», а затем куклы, символы, образы и композиции…
В центре Парижа возник другой народ, другие художники, и самое главное — желание воссоединиться с другими людьми. Французы открыли для себя существование культуры, с которой необходимо считаться, воспринимать ее, видеть в ней самостоятельную ценность, как в египетских примитивах, живописи итальянского Возрождения, в сумасшедшем языческом и таком сердечном балете Сергея Дягилева. Если русские эмигранты смогут удержаться в культуре Европы, как случилось с «Русскими балетами», будет это их достоинством, если не сумеют — станет еще одним провалом культуры, но не для Парижа.
Исследователь «России за рубежом» Марк Раев определяет воздействие эмигрантской культуры на окружающую среду прежде всего через язык, поэзию, прозу, то есть через русскую литературу, которая с 1919 по 1939 год оказывала огромное влияние на читающую публику Франции, Германии, Англии и других мест расселения выходцев с Востока.
Еще одним фактором был театр, зрелище, которое уже пленило европейскую публику благодаря «Русским сезонам» С.П.Дягилева и получило от вновь прибывших серьезную и активную поддержку.
К сожалению, даже историкам искусства известны лишь немногие актеры, певцы, танцовщики, режиссеры, авторы, оказавшиеся на чужбине со своими пьесами, миниатюрами, номерами, постановками, ролями.
Часть труппы МХАТа во главе с Михаилом Чеховым — это лишь вершина айсберга. В репертуаре «Русских сезонов» были не только русские постановки, но и русская музыка и декорации русских художников, наиболее точно и тонко воспроизводящих мир, быт, настроение и состояние российского зрелища.
И театрально-музыкальные коллективы, оказавшиеся в разных городах Европы, точно подхватили эту сильную, органичную черту русской зрелищности, делая свое творчество не только понятным, но характерным, национальным и диковинным, ведь ничего подобного местные антрепренеры предложить не могли.
Директор театра Елисейских полей Жак Эберто в 1922 году приглашает на серию спектаклей русский театр «Балаганчик», ставивший постановки в декорациях и костюмах С.Судейкина, В.Шухаева, Е.Зака, A. Алексеева.