Случалось, что солдаты, у которых выходил срок военной службы, шли к старцу за благословением. Как-то послушницы ему сообщили, что пришел один бывший служивый, и Павел Павлович сказал одной из них, Марье, чтобы звала к нему иеромонаха.
— Какой там иеромонах, батюшка. Солдатик обычный пожаловал, — шутливым тоном произнесла послушница.
— А лыхо твоему батькови, — с притворным гневом отвечал старец, — шо ты старца вчыш?
Провидел он судьбу посетителя: бывшего солдата Господь привел в Глинскую пустынь в Киевской губернии, там он был впоследствии рукоположен в сан иеромонаха, а спустя четверть века после преставления старца им был открыт на Кавказе скит, и он был первый его настоятель.
Много людей посещало старца: кому совет требовался, кому помощь, кому утешение, кому благословение. Вниманием Павла Павловича ни один посетитель не был обделяем, те, кто прислушивались к наставлениям и указаниям старца, получали пользу, однако часто итог визита оказывался весьма неожиданным. Бывали и наказываемы старцем приходящие, особенно к жадности расположенные, бывало, что вред и даже несчастье ожидало тех, кто советами его пренебрегал.
У жителей деревни Барандакино Марии Моисеевны Абрамовой с мужем был сын, обучавшийся в таганрогской гимназии при пансионе, и мать с отцом старались почаще его навещать. В один из приездов в Таганрог Мария Моисеевна перед свиданием с сыном посетила старца Павла. По дороге к нему у нее было намерение дать ему один рубль, однако она передумала и утаила его.
Родители свиделись с сыном, и он получил от довольной его успехами Марии Моисеевны тот самый рубль, что был ею утаен от старца. Спустя некоторое время после отъезда матери с отцом у гимназиста возникла в чем-то нужда, однако в лавке у него не взяли тот рубль, посчитав его фальшивым. Мальчик переходил из одной лавки в другую, и везде история повторялась, да его еще и ругали за обман. Ясное дело, гимназист при встрече с родителями со слезами попенял им за то, что из-за злополучного рубля он так оконфузился. Мария Моисеевна сразу вспомнила про свою утайку и, забрав у сына тот рубль, поспешила к старцу, желая ему в своем поступке признаться и попросить прощения. Павел Павлович, конечно, не мог ее не простить, ну, а рубль был благополучно принят в уплату покупки.
Таганрогский бондарь Михаил Потапов, человек работящий и с достатком, имел двух дочерей — Елену и Ефросинию — и своенравную жену Евдокию. И вот посватал Елену «один богатый и хороший на вид человек», служивший приказчиком в магазине купца Кожухова. Елена так обрадовалась завидному жениху, что готова была тут же согласиться, однако сдержалась, вспомнив вовремя про приличия. Что до родителей, теми жениху было сказано, что они подумают, спросят согласия дочери, короче говоря, ответили так, как принято в таких ситуациях. Евдокия же пошла к старцу Павлу, хотя его не жаловала, а мужа, который его уважал и любил, ругала за хождение к нему. Но дело было важное, а в таких случаях и она наведывалась к старцу.
И вот Евдокия прошла в дом старца Павла и подошла к двери его кельи, однако он не пустил ее к себе, изнутри спросил, зачем она к нему пришла. Евдокия ответила, что к ее дочери жених хороший посватался. На это старец ей сказал, чтобы они этого жениха оставили, а дочку свою повезли в Киев и там помолились, некоторое время пройдет, и Бог пошлет Елене другого жениха. Не вняв совету его, она сказала, что такого жениха еще поискать надо. Неразумность ответа Евдокии вовсе не обидела батюшку, напротив, он даже велел послушницам напоить чаем гостью. Та угостилась чаем, полагая, что старец одобрил ее слова, и вскоре жених Еленин получил положительный ответ на свое предложение.
В день бракосочетания старец Навел отправил всех своих послушниц в храм, чтобы те посмотрели, как бондарь будет свою дочку венчать. Когда вернулись, на вопрос старца о венчании Елены они стали рассказывать, что было все торжественно в полностью освещенном храме, так красиво, что словами и не передать. Посмотрите, как Елена будет жить, заключил батюшка, выслушав послушниц.
Вскоре после свадьбы муж-приказчик попался в воровстве, и хозяин магазина его выгнал. С женой своей Еленой он с первых дней брака не ладил, через некоторое время бросил ее насовсем, после чего объявился в другом городе, где спустя недолгое время скоропостижно скончался неизвестно от чего. Елене пришлось вернуться в дом родителей; она с ними проживала в течение пятнадцати лет как вдова, потом вышла замуж во второй раз, и снова ей попался в мужья плохой человек.
Между прочим, Евдокии Потаповой сильно не нравилось не только почитание мужем старца Павла, но и то, что и дети ее к нему ходили. Чаще других — двенадцатилетняя Ефросиния, и батюшка при посещении этой девочки, к ней обращаясь, бывало, начинал изображать, что играет на музыкальных инструментах, хлопать в ладоши и приговаривать: «А ты, Фроська, танцюй та перекыдайся. Ты ще будешь, будешь у мэнэ грать на музыки та на дудки». Те, кто проживали в доме у старца, обыкновенно при этом посмеивались, не понимая значения его шутки, однако время показало, какая в ней скрывалась истина.
Ефросинии, как и старшей ее сестре Елене, достался нехороший муж. Человек вспыльчивый, он часто поднимал руку на молодую жену, к тому же любил в чарку заглянуть и был гуляка. Ефросинья не вытерпела жизни с таким мужем и сбежала от него в родительский дом. Тот, видимо, все-таки любя ее, хотел вернуть Ефросинию, но, как ни старался, ничего у него не вышло, и от отчаяния он пустил себе пулю в лоб. Что до Ефросинии, то она, после того, как овдовела, поступила на сцену и, как и провидел старец Павел, посвятила свою дальнейшую жизнь пению, танцам и игре на музыке и на дудке.
После того, как он обосновался в Таганроге, отец Павел, любя всем сердцем святые места, время от времени оставлял его и совершал путешествия, посещая монастыри в Киеве, в Почаеве, на Соловках. С тех же пор, когда возраст и естественное ослабление сил уже не позволяли ему долго путешествовать, батюшка с благословлением отправлял в паломничество по святыням русского народа своих послушников и послушниц и тех, кто желал их сопровождать.
Так, Гликерия и Лукия, мать и дочь из села Голодаевка, не единожды были посылаемы им на богомолье, одну только Соловецкую обитель посетили шесть раз. Разумеется, в Таганроге у батюшки они бывали постоянно, получали от него советы, наставления и благословение, исполняли мелкие его поручения.
Как-то раз, посетив старца Павла, они уже собирались с ним распрощаться, когда батюшка дал Лукии шесть рублей, сказав, что они ей пригодятся. Удивились изрядно мать с дочерью, так как батюшка давал им деньги только для нужд паломничества, перед тем, как благословлял их в дорогу. И девушка смущенно проговорила, что ей деньги не нужны. «А лыхо твоему батькови, хазяйина вчыш! — строго отвечал старец. — На гроши!»
Лукии ничего не оставалось, как взять деньги, и они с матерью отправились восвояси. Когда они уже вышли за пределы города, дала себя знать хворь, которой была подвержена Гликерия, женщине стало так плохо, что она уже не могла продолжить путь. Девушка была вынуждена обратиться за помощью к проезжавшим на подводе людям, и те подвезли мать ее в ближайшее село Покровское, где проживали знакомые Гликерии и Лукии. В Покровском они оказались поздним вечером, ночью же Гликерии стало так худо, что наутро Лукии пришлось позвать священника, и женщина была им соборована и причащена. Плата за это составила четыре рубля, и тут-то первый раз и пригодились деньги, да денные старцем. Вскоре же после ухода священника Гликерия впала в беспамятство и вслед за тем сразу умерла. Скорбящей дочерью и хозяевами дома женщина была как полагается приготовлена к погребению и положена на стол. Все потребовавшееся для погребения стоило Лукии двух рублей, что у нее оставались.
Тем временем через Покровское по пути в Таганрог проезжала одна почитательница батюшки, к нему направлявшаяся. Она знала местных знакомых Гликерии с Лукией и решила их навестить. Нежданно-негаданно, заехав к ним, она увидалась с Лукией и вместе с ней погоревала о нечаянно скончавшейся ее матери. Потом простилась с покойной и продолжила путь. А по прошествии еще нескольких часов, то есть через шесть или семь часов после того, как она преставилась, в чем никто не сомневался, Гликерия, приведя всех в ужас, неожиданно поднялась, спустилась со стола и, не произнеся ни слова и ни с кем не попрощавшись, схватила за руку Лукию и повела ее домой.
Что касается упомянутой почитательницы старца Павла, то при встрече с ней он осведомился, что она «бачыла на дорози». Женщина ответила: в Покровском умерла Гликерия. На это батюшка сказал, что про смерть Гликерии ему известно и что та еще оживет и будет жить на свете еще долго. А именно двадцать лет — столько Господь отпустил ей прожить после того «смертельного» случая.
Прозорливость старца Павла в отношении Гликерии и Лукии проявилась еще однажды. Дело было так.
Снабжая паломников перед путешествием в святые места, батюшка всегда давал им деревянное масло, свечи, ладан, новую обувь и деньги, правда, небольшую сумму, так как полагал, что только тот странник, кто в пути просит Христа ради. И вот как-то летом, когда Гликерия и Лукия собирались в очередной раз посетить Соловецкий монастырь, отец Павел, кроме обычного дорожного набора, дал им еще две толстые бурки из холста. Понимая, как тяжело им будет в дороге с такой ношей, женщины принялись слезно упрашивать старца, чтобы позволил он им оставить бурки. Батюшка был непреклонен, в конце концов произнес гневно: «А лыхо вашому батькови!» — и добавил, что бурки Гликерии и Лукии пригодятся, они его еще благодарить будут. Так и случилось. Посреди степи их застала страшная гроза с градом величиной с куриное яйцо, и если бы не бурки, они даже могли погибнуть. И только благодаря прозорливости батюшки богомолицы-странницы остались целы и невредимы.
Однажды желание получить совет относительно торговли привело к старцу Павлу таганрогского купца, почетного гражданина Ивана Герасимовича Патычкина и сына его Василия. Когда их впустили к батюшке, Патычкины испросили его благословения на открытие бакалейного магазина. На это он им ответил, что рано еще, следует повременить. На вопрос же неудовлетворенного такими словами отца, что им еще ждать, когда сын желает взяться за дело, старец ничего не сказл.